Москва, 29 октября, 2014, 20:44 — ИА Регнум. Само словосочетание «российско-абхазские отношения» подразумевает, что это отношения двух игроков. Но это не так. И история с новым договором, который должен быть подписан между Москвой и Сухумом, демонстрирует нам многообразие интересов совершенно разных игроков, причем как внутри Абхазии и России, так и на внешнем рынке.

Начнем с Абхазии. Здесь вроде как очевидно, что стороной диалога с Россией является руководство Абхазии, внутри которого, кстати говоря, есть разные линии. Но в любом случае это согласованная, корпоративная позиция, в формировании которой участвуют президент, МИД и, учитывая политическую специфику страны, парламент, который в данном случае и разработал абхазскую редакцию договора с РФ.

Но в Абхазии есть и «альтернативный» игрок в российско-абхазских отношениях — нарождающаяся оппозиция, которая растет за счет элиты, сформировавшейся в течение десяти лет правления двух бывших президентов страны. У ее идеологов на сегодняшний день может быть только одна платформа для критики властей — это отношения с Россией. И, естественно, эти возможности будут использованы. Кстати говоря, по информации источников в парламенте Абхазии, около десяти депутатов, которых принято считать сторонниками бывшего президента Александра Анкваба, будут голосовать, скорее всего, против ратификации нового Договора с Россией в любой версии, какую бы ни взяли за основу в Сухуме.

Еще одно наблюдение. Сейчас уже доступны для анализа и редакция проекта договора с РФ, подготовленная парламентом Абхазии, и несколько редакций, подготовленных независимыми абхазскими экспертами. В этих редакциях можно найти существенные расхождения в деталях с российской версией проекта, но сохранена основная догма документа — это договор, подчеркивающий интеграционные процессы. Но несколько недель назад, когда в прессе был распространен российский проект договора, начавшийся скандал был связан с обсуждением масштабов интеграционных процессов с РФ. Поэтому теперь можно сделать вывод о том, что полемика вокруг договора — элемент внутриполитической борьбы, которая ныне уже не циклична, как раньше, с обострениями в период выборов, а постоянна.

А значит, мы видим в Абхазии еще одного игрока, политические интересы которого лежат во внутриполитическом поле, но «топливом» для политической борьбы которого будет проблематика российско-абхазских отношений. Это новая оппозиция.

Перенесемся в Москву. Здесь тоже есть официальный и «альтернативные» игроки. Переформатирование отношений Сухума и Москвы, которое мы наблюдаем, — результат работы новой кремлевской команды, курирующей абхазское и югоосетинское направления. Но ведь была и старая команда, мозгом которой были эксперты из Российского института стратегических исследований. И тут мы видим далеко не только номенклатурное противостояние, здесь присутствует своего рода конкуренция мировоззренческих подходов к кавказской политике Москвы. Противоречия двух разных подходов заключаются в данном конкретном случае в отношении к Грузии. Для команды, которая занимается Абхазией и Южной Осетией сейчас, Грузии, кажется, не существует вообще. Ее поле интересов — сугубо отношения с абхазскими и осетинскими элитами.

Прежний подход был иным. Он основывался на принципиально другой основе: Абхазия и Южная Осетия являются своего рода технологическими платформами, которые необходимы для грядущего возвращения Грузии под контроль Москвы. «Возвращение» Грузии в этой концепции рассматривалось как миссия и основная цель кавказской политики России. А Абхазии и Южной Осетии отводилась вспомогательная роль в реализации задач, которые необходимо решить, чтобы достигнуть цели. Вряд ли, конечно, в Сухуме и в Цхинвале кому-нибудь понравилась бы такая стратегия, но она не формулировалась открыто, и тем более для политической и экспертной аудитории в этих республиках.

Вот эти два подхода конфликтуют между собой в Москве. И официоз, занимающийся российско-абхазскими отношениями, таким образом, будет подвергаться атаке с двух направлений: в Абхазии — со стороны оппонентов политического режима, в России — со стороны номенклатурных и мировоззренческих противников нынешней команды кураторов абхазского и югоосетинского направления российской внешней политики. Кстати, между оппонентами официоза в Москве и Сухуме есть нечто общее: и те, и другие собираются добиться реванша — одни — вернуться в дворец на сухумской набережной, другие — вернуться в Кремль.

Мы тем временем плавно подошли к описанию интересов еще одного игрока, косвенно влияющего на диспозиции в отношениях Сухума и Москвы. Это собственно Грузия, у которой нет сегодня инструментов для прямого влияния на ситуацию, но у которой есть отличные инструменты для воздействия на ситуацию и на медийном уровне, и для того, чтобы «поднять на уши» международное общественное мнение.

Сейчас политика Тбилиси на абхазском направлении заключается в отсутствии политики. И это очень правильно. Потому что в текущем историческом контексте Грузия как-либо серьезно изменить ситуацию не может. Паата Закареишвили, который в Тбилиси курирует абхазское и югоосетинское направления, постоянно подвергается критике за то, что уже два года «топчется на месте». Но можно топтаться на месте, а можно и бегать, но все равно только на месте. Любая осознанная и работающая абхазская политика Грузии может иметь выхлоп только на информационном поле: производить скандалы, полемику, столкновения в соцсетях, но будет иметь минимальное влияние на реальный политический контекст. Как, собственно, это и было во времена президентства Михаила Саакашвили.

Но как в Москве есть силы, которые когда-нибудь собираются вернуть Грузию, так и в Грузии собираются когда-нибудь вернуть бывшие автономии. И основная линия грузинской политики, которая по факту вырисовывается в связи с этим, — это не допустить «излишней» интеграции Абхазии и Южной Осетии с Россией. Вообще, Грузия уже, можно сказать, исторически не столь нервно относится к идее абхазской независимости, сколь переживает по поводу гипотетического вхождения Абхазии в РФ.

По этой причине информационный шум в Тбилиси по поводу готовящегося подписания нового договора между Абхазией и РФ связан с опасениями излишней интеграции. Но и не только с этим. Грузинская политика — всегда великолепный фестиваль смыслов «второго уровня», незаметных и нечитаемых на первый взгляд. И этот второй уровень мы тут обнаруживаем без проблем. Абхазии из-за Ингура был послан четкий сигнал о наличии «запасного аэродрома», альтернативного пути, вообще концепции сосуществования в этом мире, если уж Сухум разочаровывается в России. Эта альтернативная дорога может завести сколь угодно далеко — вплоть до признания Грузией в той или иной, а может, и вполне прямой форме независимости Абхазии.

Но смыслы «второго уровня» есть и в абхазской политике. Мир грузино-абхазских отношений имеет глубокие и очень глубокие уровни. Сейчас не будем углубляться в эту бездонную тему. Скажем лишь, что нужно уметь отчленять адресованную грузинской стороне официальную абхазскую риторику, которая о возможности налаживания отношений в случае «покаяния и признания», от реальных архетипов, формирующих общественное сознание. Вероятно, самое сложное для Абхазии, что может на самом деле случиться в грузино-абхазских отношениях, это признание Грузией независимости Абхазии.

У Абхазии не может быть ответа на этот вызов. А это тяжелейший вызов. Потому что на протяжении прошлого века мы наблюдали конфликт культур и идентичностей, настоянный на острой борьбе двух разных культур за одну и ту же среду обитания. Признание подразумевает, очевидно, политическую, экономическую и социальную нормализацию в отношениях. А в Абхазии, можно сказать, на биологическом уровне воспринимают угрозу от реанимации канувших в историю «статус-кво» в демографии, политике и хозяйственной деятельности. Поэтому по большому счету самое лучшее статус-кво в отношениях с Грузией существует сейчас, когда два мира практически не взаимодействуют. У Абхазии нет никакой стратегии нормализации отношений с Грузией, потому что значение слова «нормализация» в данном контексте означает «катастрофа».

Но вернемся к разговору о Грузии как об акторе, имеющем собственную роль в российско-абхазских отношениях. Эта роль сложна, в историческом контексте противоречива, но Тбилиси является «оператором», обеспечивающим интересы Запада в регионе. И это, несомненно, ресурс. В ближайшем историческом периоде мы вряд ли станем свидетелями нормализации взаимоотношений между Россией и ее западными партнерами, скорее оппонентами. Более того, давление на Москву будет расти. Геополитические противники не готовы признать «пояс безопасности», который РФ усиленно формирует вокруг своих границ. Абхазская история здесь не первична, но этот фон, безусловно, влияет на российско-абхазские отношения и создает для Тбилиси определенные возможности влиять на ситуацию, пусть даже медийными и дипломатическими инструментами.

Одним словом, сегодня российско-абхазские отношения — это не отношения двух игроков, это намного более сложно устроенный мир разносторонних интересов.