Москва, 17 октября, 2014, 14:35 — ИА Регнум. Состоявшиеся весной-летом 2014 года президентские выборы в Исламской Республике Афганистан (ИРА) и запланированный к концу года вывод из этой страны большой части иностранного военного контингента свидетельствуют о том, что ИРА находится в преддверии нового этапа своего развития. В его рамках на афганское правительство будет возложено гораздо больше ответственности по вопросам внутренней политики, чем за предыдущие тринадцать лет с момента свержения режима талибов.

Последние президентские выборы, прошедшие в два тура, соответственно, 5 апреля и 14 июня, и последовавший вслед за ними конфликт интересов между двумя ключевыми кандидатами — бывшим министром иностранных дел ИРА и крупным деятелем Северного альянса др-м Абдулла Абдулла (наполовину этническим таджиком) и бывшим министром финансов страны Ашрафом Гани Ахмадзаем (этническим пуштуном) — в очередной раз поставили вопрос о перспективах государственного строительства в условиях этнокланового общества. Несмотря на то что при посредничестве Соединенных Штатов стороны в итоге пришли компромиссу (21 сентября было подписано соглашение о разграничении власти: Ахмадзай стал президентом, Абдулла — премьер-министром), прочность данного «союза» вызывает сомнения. Как верно заметил директор Центра изучения современного Афганистана (ЦИСА) Омар Нессар, «легитимность правительства Ахмадзая базируется не на результатах выборов, а на его политической договоренности с Абдуллой».

Тем не менее, формирование властного тандема в его нынешнем виде, пожалуй, является наиболее приемлемым вариантом с точки зрения разрешения возникшего в стране политического кризиса и сглаживания противоречий между пуштунскими и таджикскими кланами.

Если рассматривать происходящее в Афганистане через призму внешнеполитических интересов Российской Федерации, то здесь необходимо отметить, что Москва, прежде всего, заинтересована в недопущение эскалации двух ключевых исходящих из ИРА угроз: религиозного экстремизма и вооруженного насилия, наркопроизводства и наркоторговли. Однако, если в первом случае, непосредственная угроза существует не для России, а для ее центральноазиатских соседей (хотя предотвращение дестабилизации их внутриполитической обстановки является жизненно важным с точки зрения российских интересов), то производство и контрабанда наркотиков из ИРА является для РФ уже угрозой прямого характера.

На данный момент Россия является крупнейшим рынком сбыта афганского героина: по данным Управления ООН по наркотикам и преступности (УПН ООН) за 2010 г., в РФ по так называемому «северному пути» из Афганистана поступает около 70 тонн наркотика. В соответствии с докладом российско-американской рабочей группы по афганскому наркотрафику, в 2011 году опиаты в России потребляли 1,7 млн. человек (1,64% от всего населения страны), число новых наркопотребителей достигло 80 тысяч человек в год, а смертей от передозировки — 30 тысяч. Кроме того, еще 70 тысяч человек в год умерли от других причин, связанных с употреблением наркотиков. Следовательно, власти РФ не могут не волновать дальнейшие перспективы развития афганского наркобизнеса.

Прошедшие в ИРА выборы вряд ли значительно повлияют на масштабы наркопроизводства в стране в ту или иную сторону. Причины неээффективности антинаркотической борьбы в Афганистане кроются не в конкретных персоналиях, а в традиционных проблемах афганской экономики и общества: отсутствие адекватных с финансовой точки зрения альтернатив выращиванию опийного мака в сельском хозяйстве; медленное развитие других секторов экономики; кланово-патронажная система общества, не позволяющая ликвидировать чрезвычайно высокий уровень коррупции и взяточничества в стране. Поэтому в условиях исторически характерной для Афганистана слабой центральной власти сама по себе смена политических лидеров не способна оказать значительное влияние на архаичную систему взаимоотношений внутри общества и привести к серьезным положительным сдвигам в экономике. На данный момент проблему афганских опиатов следует рассматривать не в контексте избрания нового президента ИРА, а в рамках предстоящего вывода из этой страны Международных сил содействия безопасности (МССБ).

Для США и НАТО борьба с наркотиками в Афганистане традиционно носила второстепенный характер. Приоритет отдавался задачам строительства новой афганской государственности, борьбе с терроризмом и вооруженной оппозицией. Что касается наркобизнеса, то борьба, прежде всего, велась с теми его сегментами, который были связаны с повстанческими движениями. Однако вооруженная оппозиция вовсе не является главным внутриафганским бенефициаром от производства наркотиков. По данным УНП ООН, ее доходы не превышают $170 млн в год, в то время как общая прибыль от опийной экономики в ИРА колеблется в районе 2,5 млрд. долл. Основными выгодополучателями от наркоэкономики в стране являются региональные полевые командиры и высокопоставленные чиновники «федерального» уровня. Согласно данным, обнародованным на слушаниях в Комитете по международным делам Палаты представителей Конгресса США в феврале 2014, расходы Вашингтона на борьбу с афганскими наркотиками с 2002 году составили $7,5 млрд. Цифра значимая, но абсолютно незначительная по сравнению затратами американцев на восстановление Афганистана (более $100 млрд), не говоря уже о военных расходах (2002−2013 гг. — $641 млрд).

В 2013 году Афганистан произвел примерно 80% опиума в мире, а площадь посевов опийного мака с 2001 г. выросла с 8 тыс. га до, предположительно, 209 тыс. га. Серьезное сокращение иностранного военного присутствия (согласно подписанному 30 сентября договору между ИРА и США, после 2014 г. в стране останутся 9800 американских военных и 2 тысячи военнослужащих НАТО), скорее всего, приведет к дальнейшему расширению наркопроизводства.

Во-первых, неизбежно произойдет ослабление военного контроля в южных и юго-восточных провинциях Афганистана, где сосредоточена подавляющая часть маковых посевов. Местные национальные силы безопасности все еще находятся в стадии модернизации и не смогут адекватно заменить иностранных военных. Образовавшийся правоохранительный вакуум приведет к активизации повстанческих группировок, прежде всего, движения талибов, которое не заинтересовано в борьбе с наркопроизводством, как минимум, по двум причинам: заинтересованности в увеличении собственных доходов от наркоторговли; неготовности вводить запреты на выращивание опийного мака, дабы избежать конфликтов с местным крестьянством и племенными кланами и не лишиться их поддержки. Кроме того, увеличению площади земель, занятых под культивирование опийного мака, будет способствовать вероятное сокращение международной помощи на развитие альтернативных сельскохозяйственных культур.

Во-вторых, существует опасность роста наркопроизводства в западных, северных и северо-восточных провинциях ИРА. Эти регионы, как правило, специализируются не на выращивании первичного наркотического сырья, а его переработке и наркотранзите. Незаинтересованность местных элит, чиновников и сотрудников правоохранительных органов в радикальной борьбе с наркоэкономикой обуславливает крайне низкий процент изьятия опиатов, а Афганистане, которые потом перенаправляются по западному (Иран-Турция-Европа) и северному (Центральная Азия-Россия-Европа) путям. В условиях слабого пограничного контроля на таджикско-афганской границе и отсутствия визового режима на маршруте Таджикистан — Киргизия-Казахстан-Россия объем поставок героина в РФ в ближайшие годы способен вырасти с нынешних 75−80 тонн до 85−90 тонн. В то же время следует заметить, что «героиновая революция» в России уже состоялась в 2000-х гг. и, несмотря на удручающие последствия с точки зрения здоровья нации, для большей части населения осталась незамеченной. Поэтому каких-то новых шоковых результатов в этой области ждать не стоит.