Москва, 19 октября, 2011, 18:30 — ИА Регнум. В октябре высокопоставленные представители ряда держав в плотном графике посетили Азербайджан. Интерес посетителей не исчерпывался региональной повесткой, в которой значится традиционная для страны проблема обеспечения юрисдикции на суше и на море. Существует ряд признаков того, что их обеспокоит степень адекватности реакции Баку на обострившиеся вызовы, а также возможность дестабилизации обстановки на западе Прикаспия по арабскому сценарию.

Опасения заинтересованных сторон, видимо, вызваны диссонансом курса Баку и тенденцией тревожного времени. Ответственный чин МИД Азербайджана Эльчин Гусейнли прямо обвиняет сопредседателей МГ ОБСЕ в намеренном затягивания решения главной проблемы страны, а президент Ильхам Алиев заявляет о гигантском размере военного бюджета и уверенной поступи молодой азербайджанской демократии. Такой ход в традиции и не представлял бы интереса, если бы в складывающейся обстановке не приобретал "сирийского" оттенка. Практика Баку оперировать в отношениях с соседями несуществующими в нормальной политической колоде козырями, а тем более, жонглировать углеводородной "бомбой", которую державы когда-то доверили ему лишь посторожить, вряд ли уместна в условиях новой попытки строительства интегрированного Закавказья в соседстве с бурлящим Ближним Востоком.

Нынешние заявки Баку на самостоятельную линию превосходят не только британские и американские проектные "допуски", но и датированные 1920 годом смелые пророчества турецкого лидера Кемаля Ататюрка о дне, "когда власть Москвы падет, и наши братья обретут свободу". Можно предположить, что Баку либо считает происходящие процессы малозначимыми для своей твердой линии, либо полагает, что сложность ситуации и растущие день ото дня региональные ставки вполне подходят для собственной игры на повышение. Вопрос касается не только западного проекта Транскаспийского трубопровода или конфронтации США с Ираном, но и конкурирующих интеграционных планов. Излишне говорить о восприятии происходящего в Западном Прикаспии со стороны Тегерана и Москвы, которые безраздельно контролировали эту область Закавказья по историческим меркам "вот только вчера". Есть признаки того, что эти две столицы могут быть сведены Западом по степени вовлеченности в закавказские дела в одну группу под неприятной для них литерой "Б".

Для решения задачи изолирования конкурентов на путях интеграции, добычи и транзита ресурсов, Западу потребуется существенно выровнять субъектность трех республик Закавказья, путем приглашения Азербайджана к исходным историческим уровням, не сильно превышавшим в 1918 году уровни его соседей. Армянский крен в повестке визита президента Франции Николя Саркози не исчерпывался одними предвыборными или ближневосточными мотивами. Такое нивелирование продиктовано вовсе не стремлением к исторической справедливости ("сердечное" отношение официального Парижа к этой моральной категории известно многим, а армянам, уж подавно), а императивом для любой схемы внешнего курирования Закавказьем как более или менее единым организмом.

Термин субъектность относится к экономической составляющей скорее, чем к политической. Хорошим инструментом нивелирования может служить, к примеру, равномерно распределенная система трубопроводов, нефтеперерабатывающих и генерирующих мощностей, шоссейных и железных дорог. Запад может воспользоваться уникальным стечением обстоятельств, оказавшись триединым в одном лице. Одновременно и основной потребитель минеральных ресурсов, и инвестор, и генподрядчик - страны ЕС вправе рисовать удобную им архитектуру региона. Такая равновесная архитектура могла бы просуществовать полвека, а то и век. Анонсированный Владимиром Путиным курс на Евразийский Союз пока о Закавказье умалчивает, а ЕС располагает, судя по всему, конкретными планами привязки стран Восточного партнерства к местности между Черным и Каспийским морями.

Политическая составляющая усилий Запада на оси Москва-Тбилиси заключается в совете последнему "искать пути примирения". На оси Баку-Ереван эта составляющая проходит через Степанакерт и заключается в способности убедить местных армян в необходимости пойти на "риск мира", как назвал слом существующего положения президент Николя Саркози. Формально одинаковые тезисы Саркози и помощника госсекретаря США Уильяма Бернса о неприемлемости статуса-кво в Грузии и Азербайджане имеют совершенно разный вес. В первом случае дело считается сделанным. Во-первых, Россия зафиксировна на приемлемых для западных энергетических проектов географических рубежах. Во-вторых, Москва усугубила свою транспортную изоляцию от Армении. Что касается спорной области Карабаха, здесь предстоит добиться иной, чем теперь, географии, либо, по крайней мере, подкрепить миротворческими контингентами режим отказа сторон от применения силы в зоне артиллерийской досягаемости энергетических коммуникаций.

Ирония заключается в том, что программа минимум ничем не проще программы максимум. Если оказавшийся в критическом (в том числе, в силу не имеющих отношения к блокаде внутренних причин) экономическом положении Ереван гипотетически можно подвигнуть к болезненным компромиссам, то процветающий Баку, как показала Казань, вполне обоснованно рассчитывает на максимум, причем на своих условиях. Их удовлетворение приведет уже к подавляющему доминированию одной части Закавказья над двумя другими. Чтоб сдвинуть карабахское урегулирование с мертвой точки и привести на уравновешивающую позицию (география плюс иностранный контингент) потребуется отделить политическую сущность Азербайджана от его "углеводородной" сущности. Такой подход вполне вписывается в императив выравнивания экономических уровней в Закавказье.

Чтоб оценить сложность стоящей задачи нужно ненадолго обернуться назад. Постепенная трансформация политического режима Баку от советского к нынешнему прошла ряд этапов, которые проецируются на экран наших дней из далекого 1918 года. Роль Баку в качестве доверенного управляющего нефтяными месторождениями (теперь, согласно заявлению президента Ильхама Алиева - больше газовыми) была предложена Москвой и Лондоном на вполне определенных условиях. К ним присоединилась и Турция. С подачи искусной турецкой дипломатии, в дополнение к признанию, Баку приобрел территориальные, а в середине 1930-х, уже на волне экспансионистских устремлений СССР и институциональные бонусы. Сначала были присоединены спорный Карабах и договорный протекторат Нахичевань (участники Карсского договора 1921 года - кемалистская Турция, а также советские Азербайджан, Грузия и Армения, ред.), а затем не национальному образованию Азербайджан был придан титул национальной республики, подобный тюркским аналогам в Средней Азии.

После развала СССР, нефтяные богатства Каспия при решающем содействии британского капитала в полном объеме обогатили экономику нового для региона государства, по первоначальному замыслу призванного ограничить реальную в начале прошлого века перспективу гегемонии всепроникающей армянской инициативы. Сейчас советско-турецко-британские по происхождению "экстра-козыри", уже в пику интересам самих "родителей", выкладываются Баку на стол торга в качестве факторов дополнительного усиления международной позиции, что не способствует выправлению и без того перекошенной картины Закавказья. Слова посла Азербайджана в Эстонии Тофика Зульфугарова о 2/3 экономики Закавказья, сосредоточенных под контролем Баку - сущая правда. Оставшаяся 1/3 должна делиться примерно пополам и равна числу, которое нельзя выписывать и, тем более произносить, без риска задеть самолюбие обескураженных соседей.

Естественная гордость Баку за богатое наследие почившего сюзерена грозит сломать большую Закавказскую игру Запада. Но главную угрозу таит сама политическая организация государства, претерпевшая ряд существенных метаморфоз. В советский период режимы на Апшероне сменялись по законам кадровой политики ЦК КПСС, однако сразу после распада страны их характер, через ряд переворотов, установился на типе, который обычно характеризуется как авторитарный, если не монархический. Однако, запрограммированная на десятилетия "монархия" восточного типа в Западном Прикаспии державам не нужна, даже при строгом следовании ею установленным почти век назад правилам поведения. Дело не в актуальных еще проблемах с идентичностью азербайджанцев, попрании прав личности и гражданина или надругательстве над чувствами мусульман. Отнюдь. Причина проще - регион, как и мир в целом, вступил в период стремительных трансформаций, когда величественные здания из железобетона, рассчитанные на обслуживание интересов череды монарших поколений, в одночасье рассыпаются как глинобитная халупа. При первых ударах стихии их приходится вовремя бросать или, даже, подрывать превентивно, как это ни обидно спонсорам.

Куда более гибки, трансформируемы и управляемы постройки демократического типа. А вот тут возникают осложнения на пути вывода этой части Закавказья из опасной "зоны весны". Далеко не все социо-этнические общности готовы органически вписаться в демократическую модель. Здесь на первый план выдвигается исторический опыт государственности. Любой - независимо от конкретики его институционального оформления на протяжении веков и тысячелетий. Если опыт невелик, то попытки смены модели сводятся, увы, к той же авторитарной, наследуемой по крови, квази-монархической. И это - при самом благоприятном исходе. Такую, сотканную в разное время разными авторами из плохо стыкуемых элементов политическую конструкцию как азербайджанская и трогать страшно. Круг замыкается. Не стоит искать для этого феномена конфессиональную подоплеку. Ислам здесь не при чем. Да, приоритет коллектива относительно индивида пропитывает его и не подлежит, как и все основные установления, даже т.н. "тафсиру" - толкованию. Но коллектив, хоть и временный, необходимое условие реализации и любой западной демократической модели. Взгляните на соседние Турцию и Иран. В обеих странах преимущественно исламские общества приняли демократические "правила игры". В обеих парламентарный фундамент был возведен в оперативном порядке за год-два, и стабилизирован каркасом совершенно разных концепций первичного коллективизма. В первом случае радикально-светским тюркским национализмом, во втором - радикально-религиозным идеализмом паломников к Мешхеду и Кербале. Хоть и с большим скрипом, с чересполосицей гражданского и военного правлений, в поствыборных кризисах и затяжных войнах, но эти режимы существуют поныне и проявляют чудеса гибкого реагирования на перепады конъюнктуры. За обоими режимами - величайшие мировые нации: иранская и турецкая. От принадлежности к обеим официальный Баку в последние годы активно открещивается.

В нынешней, угрожающей срывом, ситуации естественными выглядят превентивные проработки как в русле карабахской тематики, так и демократических преобразований. Еще более естественной в качестве проводника идей выглядит роль канонизированной Западом происламской демократии Турции. Параллельно демократическим инициативам, Вашингтон и ЕС предлагают укрепление системы обороны шельфовых месторождений углеводородов и транспортных артерий на основе передовых систем вооружения, обещанных Баку. Парадоксально, но чем надежней защищена энергетическая инфраструктура на западе Прикаспия, тем менее защищенным себя должен чувствовать режим в Баку. Это совершенно иной тип опасности. Ведь военные приготовления направлены не только и не столько в сторону Армении, сколько в сторону Тегерана и, не исключено, Москвы. В Баку заметили, что вербальную острастку президента Дмитрия Медведева, прозвучавшую на заседании Совбеза РФ по поводу Транскаспия, решено было подкрепить вполне осязаемым присутствием фактического спецпосланника Сергея Нарышкина "in situ".

Выдавливание России и Ирана не только с закавказской сцены, но и с геостратегически важной, протяженной широтной полосы Восток-Запад не может не вызвать их соразмерной враждебной реакции, консолидированной на направлении Юг-Север. Тогда, при условии западного контроля над оборонительным системами (а повторять ошибки 1918 года никто не собирается), режим Баку не только попадает в полную зависимость от политической воли защитников, но и теряет роль непременного атрибута энергетической схемы. В условиях гарантированной защищенности "углеводородной" сущности государства, его политические режимы могут сменять друг друга в более непринужденной, западной манере, шаг за шагом наверстывая жестокий дефицит исторической фактуры. Инструментарий реальной или виртуальной военной угрозы в отношении Баку как нельзя лучше подходит для задачи выравнивания уровней в Закавказье. Делиться божьими дарами, не выдвигая перед патронами заведомо невыполнимых условий, становится значительно проще.

Нарисованная здесь картина будущего для прекрасного своей природой и населяющими его народами уголка мира грешит однобокостью вида с парижского или вашингтонского пригорка. Наверняка последуют "вводные" и с других высот. Но, на наш взгляд, верно одно - подходит к концу период относительной аморфности Закавказья. Одинаково любимый и в Баку, и в Ереване размеренный мотив "ло-ло" (курдская колыбельная, ред.) под красивым названием "комплиментаризм", близок к исчерпанию. Вновь образованные и восставшие из исторического небытия государства должны будут дать прямые ответы на прямо поставленные внешними спонсорами проекта "независимое Закавказье", а на самом деле уже самим Временем, фундаментальные вопросы относительно защищаемых ими систем ценностей. Навыки устраивать пафосное шоу вокруг предлагаемого товара у одних, искусно прилагать к товару "даровые" довески - у других, или привычка не называть цену товара "до последнего" - у третьих, вряд ли подойдут на таком "торжище".