Спасший Поддубного Николай Рыльский: я десять раз пытался вывезти родителей

Житель Курской области Николай Рыльский пытался добраться до Суджи, чтобы вывезти оттуда своих родителей. Проехать не удавалось. Когда развернулся и отправился назад, увидел сгоревшую машину и двух людей: один оказывал помощь другому.

Второй человек был весь в крови. Это был военкор Евгений Поддубный, машину которого атаковал дрон ВСУ. Николай предложил помощь, посадил раненого Поддубного в свою машину и повёз в больницу в Большесолдатском.

Об этой поездке, вторжении ВСУ и отношении к украинцам Николай Рыльский рассказал в беседе с главным редактором ИА Регнум Мариной Ахмедовой.

Марина Ахмедова: На прошлой неделе мы были в Курске. И там я увидела, что жители Курской области — настоящие, отважные люди. Вас, Николай, я тоже считаю таковым. Вы пытались вывезти родителей, могли и не остановиться. А вы остановились, чтобы помочь человеку.

Николай Рыльский: Тогда у меня не получилось заехать в Суджу: увидел мины, плюс меня атаковал дрон — но промахнулся. Через мины я не поехал, потому что не знал, какого типа у них были взрыватели. Развернулся, поднимался на Мартыновскую горку и увидел машину. Там был Сергей, видео из машины которого все видели. Он перебинтовывал Евгения. Я остановился, спросил, нужна ли помощь. И сказал, что нужно быстрее уезжать, потому что работают дроны. Евгения нужно было везти в больницу, а Сергей не мог ехать.

Марина Ахмедова: А где находилась больница?

Николай Рыльский: В Большесолдатском, около 22 километров нужно было проехать. Там районная поликлиника. Я посмотрел, что у Евгения не было кровотечения, не было необходимости оказывать экстренную помощь.

Марина Ахмедова: А вы могли бы её оказать?

Николай Рыльский: Конечно, я всё-таки офицер. Служил в железнодорожных войсках. Сейчас майор запаса.

Марина Ахмедова: Поэтому увидели мины и решили не ехать?

Николай Рыльский: Мины можно установить по-разному. А не зная, как они установлены, лучше к ним не лезть. Наверху, на горке, стояли ополченцы — ребята из самообороны.

Марина Ахмедова: Из Курской области?

Николай Рыльский: Да. Какие-то оборонительные укрепления заранее были заготовлены. Сделать окопы и блиндажи — требуется время. А тогда с момента нападения прошло часов 10. Учитывая расторопность местной администрации, я не думаю, что они бы что-то успели сделать.

Марина Ахмедова: Вы думаете, если бы местные администрации были порасторопнее, не было бы такого количества жертв среди мирного населения?

Николай Рыльский: Совершенно верно.

Марина Ахмедова: Вы хотите, чтобы они понесли ответственность?

Николай Рыльский: Да. Глава района был не на связи в момент начала нападения, никто не мог его найти. Глава города хоть как-то организовывал эвакуацию, пытался что-то сделать. И местные ребята помогали.

Марина Ахмедова: А в каком состоянии был Евгений Поддубный, когда вы сажали его в свою машину?

Николай Рыльский: У него была обожжена спина. Одежда оплавилась, прилипала к коже. Жуткое зрелище было.

Марина Ахмедова: А как вы не побоялись взять с собой человека в таком состоянии?

Николай Рыльский: Он же живой человек.

Марина Ахмедова: Я понимаю, но ему было очень больно. Даже представлять себе не хочу, но, думаю, это была дикая боль. И он не был обезболен. А вам нужно было его везти, наблюдать за жуткими страданиями 20–30 минут.

Николай Рыльский: Я так посадил его в машину, чтобы он не касался спинки сиденья. Можно сказать, положил.

Марина Ахмедова: Вы разговаривали, пока ехали?

Николай Рыльский: Я боялся, что он потеряет сознание. Дикая боль… Я в детстве падал с велосипеда, сдирал кожу, поэтому представляю, что он чувствовал. Вся спина обожжена, на голове были ссадины, царапины, всё лицо залито кровью.

Марина Ахмедова: Он терпел боль?

Николай Рыльский: Пытался уснуть. Стонал иногда, видно было, как ему больно. У меня в аптечке не было обезболивающих. Чтобы доехать до больницы, нам нужно было возвращаться в сторону Курска, 20 километров проехали минут за семь. Когда подъехали, я позвонил 112, ответил оператор. Срочно нужна помощь, говорю, человек ранен в Судже. Он говорит: «Ждите около больницы, сейчас буду». А в больнице никого не было. Я оббежал все кабинеты, вплоть до морга, всю территорию. Света не было, все двери закрыты, никого.

Марина Ахмедова: Просто закрыли больницу и ушли?

Николай Рыльский: Да, людей бросили. Вот это работа администрации. Получается, весь населённый пункт оставили без медицинской помощи.

Марина Ахмедова: Не только вы, думаю, туда приезжали?

Николай Рыльский: Да, пока я пытался найти хоть каких-то врачей, приехала еще одна машина. Мужчина сидел на переднем сиденье — осколочное ранение в шею и спину. Через несколько минут приехал оператор из 112. Он пытался связаться с главой администрации, но ничего не получилось. Я тогда понял, что тут мы ничего не добьёмся, Евгения нужно везти куда-то еще. Предложил забрать его и везти на Курское кольцо.

Марина Ахмедова: При этом вы не знали, что с вашими родителями?

Николай Рыльский: Не знал. Но понимал, что проехать к ним не получится.

Марина Ахмедова: Извините за этот вопрос: как помогать другим, чужим, по сути, людям, когда не знаешь, что с твоими родными?

Николай Рыльский: Человек же рядом со мной, страдает. Я его не брошу.

Марина Ахмедова: Вы действовали по заповеди «Возлюби ближнего своего?»

Николай Рыльский: Не знаю. Тогда не было времени думать.

Марина Ахмедова: А сейчас?

Николай Рыльский: Как я могу бросить человека? Оставить его около больницы на лавочке?

Марина Ахмедова: А вы знали, что Евгений — журналист?

Николай Рыльский: Поначалу нет. Потом уже, когда из Большесолдатского ехали, я его пытался разговорами держать в сознании. Я сначала подумал, что это боец, ополченец. А он говорит: «Нет, я военный корреспондент. Зовут Женя». Я его подбадривал: «Держись, Женёк, всё нормально будет». Ему очень больно было, всё время спрашивал, далеко ли нам еще ехать. Я понимал, что чувствует человек, когда у него практически нет кожи, как ощущает тряску, кочки на дороге. Хорошо, что у нас в области — хорошие дороги.

Марина Ахмедова: Куда вы его привезли?

Николай Рыльский: На Курское кольцо, так его называют местные. Там стояли наши ребята.

Марина Ахмедова: Как вы думаете, какая цель была у ВСУ? Куда они хотели дойти?

Николай Рыльский: Думаю, основной удар был направлен на Курск, на Курскую АЭС. От Суджи они двинулись вправо — по прямой к АЭС.

Марина Ахмедова: А что им помешало дойти туда?

Николай Рыльский: Наши успели организовать опорные пункты, стояли патрули. Там были ребята из разведгруппы «Аида» спецназа «Ахмат».

Марина Ахмедова: Чеченцы?

Николай Рыльский: Нет, наши ребята. Чеченцы стояли в Мартыновке, они убежали. Когда у меня друг утром 6 августа возвращался в Суджу вывозить родственников, он на выезде встретил колонну этих товарищей. Пропускал их. И, рассказывает, остановилась машина, открытое окно, а в нём — довольный такой боец. Мой друг говорит: «Чего улыбаешься? Давай со мной, поедем в Суджу, я дорогу покажу». Улыбка у того сразу пропала, они уехали.

Марина Ахмедова: Николай, хочу вам сказать: если вас будут просить или заставлять извиниться за эти слова, сразу звоните мне.

Николай Рыльский: Я не собираюсь извиняться.

Марина Ахмедова: Я поняла. Вы говорили, что ВСУ пытались прорваться к Курской АЭС…

Николай Рыльский: Да, они поначалу зашли туда, где не было никаких естественных препятствий — рек, озёр. В Курской области местность холмистая, это сыграло в нашу пользу. Плюс овраги, лесополосы. Было где организовать оборону, выставить секреты для наблюдения за местностью.

Марина Ахмедова: А если бы они дошли до Курской АЭС, что бы там делали?

Николай Рыльский: У них был бы под контролем опасный объект, которым можно шантажировать. Что им мешало бы повторить Чернобыль на чужой территории?

Марина Ахмедова: То есть просто загрязнить, испоганить нашу землю? Из мести?

Николай Рыльский: Да, конечно.

Марина Ахмедова: А что вы за это время поняли о ВСУ? Не имею в виду отдельно взятого вэсэушника, которого мобилизовали с улицы и бросили на фронт. Что поняли о них в целом?

Николай Рыльский: Они достаточно высоко организованы, хорошо оснащены. Выполняют поставленные задачи. Знают, что делают.

Марина Ахмедова: А почему с такой жестокостью по отношению к мирному населению?

Николай Рыльский: Там же основную массу составляли не украинцы, а наёмники. Ребята, с которыми я говорил, слышали польскую, французскую, английскую и немецкую речь.

Марина Ахмедова: А почему они убивали? Потому что наёмники?

Николай Рыльский: А какой нормальный человек будет за деньги убивать людей?

Марина Ахмедова: Наверное, за большие деньги.

Николай Рыльский: У него что-то с психикой должно быть. Это как маньяки.

Марина Ахмедова: Вы думаете, украинские солдаты не были столь жестоки к мирному населению?

Николай Рыльский: Да. Вот пример: моего друга Сашу взяли в плен вместе с супругой. Связали руки стяжками. Руки и ноги начали синеть, тогда стяжки ослабили. Говорят: сиди здесь, пока мы не уйдём. Потом разрезали стяжки, отпустили. Это были ребята из Одессы, украинцы. Вы нам не нужны, говорят. А у другого моего товарища, мне рассказали, убили двух женщин и вскрыли им животы — поляки.

Марина Ахмедова: А зачем вскрывали животы?

Николай Рыльский: Наверное, у них маниакальные наклонности.

Марина Ахмедова: Как вы думаете, что мы как страна, государство должны делать с наёмниками, когда берём их в плен?

Николай Рыльский: Они не могут быть военнопленными, на них не распространяются положения Женевской конвенции.

Марина Ахмедова: Я рассуждаю так: солдату, психологически нормальному человеку, тяжело убить в упор другого человека. Для этого нужно перейти грань. Понятно, что на войне убивают, на то она и война, но, когда ты выпускаешь снаряд из танка, не видишь того, кого убиваешь.

Николай Рыльский: Должна быть высшая мера, потому что он знал, на что шёл, для чего.

Марина Ахмедова: Вы думаете, если их начнут казнить по законам мирного времени, весь мир это увидит, это будет справедливо? И многие потенциальные наёмники еще подумают, ехать ли им?

Николай Рыльский: Да, именно.

Марина Ахмедова: Я не раз слышала от жителей Курской области, что, даже несмотря на всё произошедшее, на все зверства, всё равно еще звучит голос крови по отношению к украинцам.

Николай Рыльский: А нельзя делить: украинцы, русские. Это один народ, славяне.

Марина Ахмедова: Даже несмотря на то, что они приехали к нам на танках?

Николай Рыльский: Мы воюем сами с собой. Стравили два братских народа. Какие интересы при этом преследуются, не совсем понятно.

Марина Ахмедова: Я вижу, что люди обрушивают свою ненависть на наёмников, на Зеленского с Сырским.

Николай Рыльский: Да, на правительство.

Марина Ахмедова: А что делать с украинским солдатом, которого взяли в плен?

Николай Рыльский: В колонию-поселение до окончания войны.

Марина Ахмедова: А с теми, кто издевался над дедом? С ними что делать?

Николай Рыльский: Их туда же, к наёмникам.

Марина Ахмедова: Сейчас дроны стали одним из главных ужасов войны. Нередко операторами дронов на Украине становятся женщины и совсем молодые парни. И они сбрасывают гранаты на детей. В субботу в Донецке сбросили на 12-летнего мальчика. С ними что делать?

Николай Рыльский: Это снова психика, воспитание. 30 лет, считайте, на Украине промывали людям мозги, делали из нас врага. Помните: «Москаляку на гилляку!»? Молодёжь воспринимает это буквально.

Марина Ахмедова: Давайте вернёмся на несколько дней назад. Когда вы привезли Евгения на Курское кольцо, поехали за родителями?

Николай Рыльский: Развернулся и полетел в Суджу. Мне ребята сказали, что можно проехать над минами — не взорвутся, если пропустить их между колёс. Не было магнитных взрывателей, они все нажимные. Я проехал за минное ограждение.

Марина Ахмедова: А что вы чувствовали, когда прорывались через минное ограждение?

Николай Рыльский: Было страшно. Думал о том, как бы не наехать колесом на мину.

Марина Ахмедова: А как преодолевали страх?

Николай Рыльский: Даже не знаю. Мне просто нужно было попасть к родителям.

Марина Ахмедова: Проехали?

Николай Рыльский: Да. На мосту, где объездная на Суджу, были разбросаны «лепестки». Пару штук я проехал, а потом увидел, что их слишком много. Если подорвусь, останусь там. И еще ребята сказали: аккуратнее, на Рубанщине стоит украинский танк. Потом уже, через время, его разобрали нашей авиацией. Мне пришлось разворачиваться, опять ехать назад. Полчаса где-то подождал, думал заехать другим путём. Было уже около трёх часов ночи. В это время шёл обстрел Суджи, она вся была в дымке. Вспышки, взрывы…

Марина Ахмедова: С родителями связи не было?

Николай Рыльский: Нет, абсолютно. Не было электричества, вышки связи были отключены. Я не рискнул даже двигаться в том направлении. Еще ребята предупредили, что ночью дроны работают с тепловизорами, бьют по любым объектам: гражданская машина, военная, танк… Видят объект — бьют. Поэтому, если хочешь выжить, не суйся туда.

Марина Ахмедова: Что вы решили?

Николай Рыльский: Решил дождаться утра и снова попытаться опять заехать. Всего раз десять пытался. Подъезжал к Судже, в Большесолдатское, выяснял, что там происходит, можно ли заехать в Суджу. Потом уже начались стрелковые бои в самой Судже. Нельзя было добраться ни со стороны Белгорода, ни со стороны Курского кольца.

Марина Ахмедова: А что вас вело? Любовь? Ответственность?

Николай Рыльский: Там же родители.

Марина Ахмедова: Есть люди, которые бросают родителей.

Николай Рыльский: Я не такой. Была только одна мысль — до них добраться. При этом я выбирал моменты, когда это могло быть безопасно. Если бы я туда проехал, забрал родителей, а на обратном пути нас бы расстреляли — какой в этом смысл?

Марина Ахмедова: Вы верили, что они живы?

Николай Рыльский: Да.

Марина Ахмедова: Чувствовали это?

Николай Рыльский: Чувствовал. Уверенность была.

Марина Ахмедова: Я знаю, что с вашими родителями сейчас всё хорошо. Расскажите, как их вывезли.

Николай Рыльский: Нашли товарища, который героически вывозил людей из Суджи на своей машине. Он пробрался туда. Сказал, что нужно уезжать, вас все ждут.

Марина Ахмедова: А родители не хотели уезжать?

Николай Рыльский: Нет.

Марина Ахмедова: Даже несмотря на то, что летали снаряды…

Николай Рыльский: Они настолько привыкли к этим обстрелам, что думали: ну побухают и перестанут. Спускались в подвал. А когда уже приехал Виктор, сказал, что ситуация очень сложная, что вы можете остаться здесь, за ледником…

Марина Ахмедова: В оккупации?

Николай Рыльский: Да. Тогда отец с матерью решили выезжать. Отец насыпал курочкам побольше зерна, чтобы надолго хватило, воды поставил. Мама взяла икону Николая Чудотворца, прижала её к груди, так всю дорогу ехала.

Марина Ахмедова: Где вы их встретили?

Николай Рыльский: Есть точка, через которую проезжают все машины. Я там находился всё время, все машины встречал.

Марина Ахмедова: Сколько вы там были?

Николай Рыльский: Четыре дня, получается.

Марина Ахмедова: А что вы почувствовали, когда увидели, что едет ваша мама, прижимая икону Николая Чудотворца?

Николай Рыльский: Радость была.

Марина Ахмедова: А эти дни вы плакали?

Николай Рыльский: Нет.

Марина Ахмедова: А когда вы плакали в последний раз?

Николай Рыльский: Во взрослом возрасте — не помню.

Марина Ахмедова: Где сейчас ваши родители?

Николай Рыльский: Мама у сестры в Москве находится. Отец не захотел в Москву, поехал к брату в деревню в Орловскую область.

Марина Ахмедова: Какое у вас самое яркое воспоминание из детства, связанное с мамой?

Николай Рыльский: Гоняла меня как сидорову козу за то, что шкодничал. Помню, она очень боялась лягушек. Как-то она меня загнала домой есть, пока другие дети еще играли, я ей решил отомстить — принёс лягушек.

Марина Ахмедова: А за что вы благодарны родителям?

Николай Рыльский: За то, что дали жизнь. Это прекрасно.

Марина Ахмедова: А жизнь прекрасна?

Николай Рыльский: Конечно.

Марина Ахмедова: Даже после того, что вы пережили?

Николай Рыльский: Да, жить нужно.

Марина Ахмедова: А в чём смысл жизни, как думаете?

Николай Рыльский: Я об этом не думаю.

Марина Ахмедова: А ваши предки, думаю, знали ответы. Судя по фамилии, они были монахами.

Николай Рыльский: Да, в Рыльском монастыре. Бежали из Болгарии в XVI веке, когда у нас был Иван Грозный. А потом мои предки служили в русской армии.

Марина Ахмедова: Вы пошли по их стопам?

Николай Рыльский: Да, как и все у нас в роду.

Марина Ахмедова: В Курской области, наверное, у каждого второго — родственники на Украине. У вас тоже?

Николай Рыльский: Да, на Украине у меня двоюродный брат, крестный отец. В 2014 году племянник погиб под Зеленопольем, он служил в ВСУ. Многое с Украиной связано. Раньше же границ не было. Мы на мопедах ездили в Сумы пирожков поесть. Люди продолжают общаться.

Марина Ахмедова: Как же их разделить, если это одни семьи?

Николай Рыльский: Вот именно. Поэтому я и говорю, что стравили один народ.

Марина Ахмедова: Когда я была в Курской области, не заметила ненависти у местных по отношению к украинцам. Да, было большое потрясение, но не ненависть. Может, я не права…

Николай Рыльский: Нет, я думаю, что в нашей области, на приграничных территориях это точно так. Зачем ненавидеть народ?

Марина Ахмедова: А как любить тех, кто расстреливает мирных людей, детей и стариков? Что можно к ним чувствовать?

Николай Рыльский: Это не народ, это звери. Их единицы.

Марина Ахмедова: Единицы? Их десять тысяч заходило в Курскую область. Да, есть наёмники, но сколько их там — процентов десять?

Николай Рыльский: Говорилось, что наёмников — процентов восемьдесят.

Марина Ахмедова: Вам не хочется думать, что это были украинцы?

Николай Рыльский: Да. У меня мама — с Западной Украины.

Марина Ахмедова: То, что вы говорите, кажется проблеском света. Вы совершили десять попыток спасти родителей, видели, что происходит, но не пустили в сердце ненависть…

Николай Рыльский: Ненависть есть, но только к руководству, правительству Украины. Народ обрабатывали, чтобы воевать против нас.

Марина Ахмедова: Как вы думаете, когда всё закончится, мы сможем найти дорогу друг к другу?

Николай Рыльский: Да, найдём. Я же говорил, как украинцы отпустили моего друга, сказали, что он им не нужен — расстреливать его им не нужно.

Марина Ахмедова: А убивать наших солдат для них нормально?

Николай Рыльский: Ну они такие же воины. Есть приказ. Когда солдат с солдатом воюет — это одно дело, а когда солдат расстреливает гражданского…

Марина Ахмедова: Николай, но они же это делали. Расстреливали гражданских. Измывались над мирным населением. Это не армия, а террористы.

Николай Рыльский: Всегда, когда идёт какая-то наступательная операция, погибают невинные гражданские.

Марина Ахмедова: Я была в Мариуполе, когда там шли боевые действия. Там погибли гражданские, безусловно. Но они погибли или от снарядов, или когда их расстреливал «Азов» (террористическая организация, деятельность которой запрещена в РФ. — Прим. ред.). А здесь, чего я и другие люди не можем понять, они смотрели в глаза женщине, ребёнку, старику и убивали их из стрелкового оружия. Это уже выбор, это убийство.

Николай Рыльский: Им 30 лет промывали мозги, они видят в нас врагов.

Марина Ахмедова: И даже в этих людях с промытыми мозгами вы всё равно видите членов нашей семьи?

Николай Рыльский: Этих нет. Но большинство — не такие.

Марина Ахмедова: Дай бог, чтобы они были не такими.

Николай Рыльский: Дай бог, когда это всё закончится, мы снова станем соседями-друзьями.

Марина Ахмедова: А может быть, одной страной.

Николай Рыльский: Да.

Марина Ахмедова: Где вы сейчас работаете?

Николай Рыльский: Я строитель, строим деловой комплекс в Москве, недалеко от «Павелецкой».

Марина Ахмедова: Вам нравится ваша работа?

Николай Рыльский: Работа есть работа, она не должна нравиться.

Марина Ахмедова: Вы спасли человека, совершили 10 отважных попыток добраться до своих родителей, а потом просто вернулись на работу и снова взялись за рабочие инструменты. Вы уже другой человек или всё тот же?

Николай Рыльский: Тот же.

Марина Ахмедова: Вы не чувствуете, что совершили нечто значительное? Просто продолжаете работать?

Николай Рыльский: Грубо говоря, да.

Марина Ахмедова: Поэтому я и говорю, что вы настоящий человек.