В Петербурге обсудили перспективы войны

Санкт-Петербург, 11 апреля, 2017, 12:00 — ИА Регнум. 29 марта в Петербурге началось Всероссийское совещание делегатов Советов рабочих и солдатских депутатов. Принят следующий порядок дня:

По вопросу об отношении к войне с докладом выступил представитель меньшевистского крыла РСДРП Ираклий Церетели:

«Свое общее отношение к войне демократия выразила в воззвании Совета рабочих и солдатских депутатов «К народам всего мира»… В этом воззвании российская демократия заявила, что в настоящей войне она не преследует целей захвата чужих территорий, целей насилия над другими народами, что в этой войне она видит столкновение империалистических сил различных стран, возжегших эту войну и толкнувших народы друг против друга. <…> Заявив это, российская демократия вместе с тем заявила, что пока этот призыв не даст реальных результатов, пока народы через головы правительств не протянули друг другу руку для мира, российская демократия считает долгом чести, считает величайшим идеалом не только российской демократии, но и демократии всего мира, чтобы российская революция сумела также отстоять себя от внешних посягательств, как она сумела отстоять себя от внутренних темных сил. <…>

Временное правительство — вы знаете, каким образом оно создалось, — оно вышло из недр революции, оно существует, благодаря соглашению, заключенному Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов, действующим в единении со всей российской демократией, с одной стороны, и, с другой стороны, буржуазными цензовыми элементами общества. И вот во время этого соглашения, товарищи, пролетариат и примыкающая к нему последовательная демократия стали на определенную точку зрения, — они исходили не из соображений о немедленном осуществлении конечных классовых идеалов пролетариата, они выдвинули программу демократического преобразования государства, программу буржуазной республики, но республики, последовательно осуществляющей подлинные демократические идеалы. <…>

Товарищи, буржуазия — она имеет свои узкие классовые интересы во внешней политике, и мы знаем, с какой настойчивостью добивалась она осуществления этих классовых интересов при господстве царизма, с какой настойчивостью пытались некоторые круги буржуазии даже после революции, после коренного переворота, добиться проведения этих же начал во внешней политике государства. Но ответственное представительство буржуазии, — Временное правительство, — считаясь с мнением демократической России… впервые за все время войны Временное правительство, одно из воюющих правительств, возвестило, что оно отказывается от возвещенных ранее империалистических намерений, что оно не преследует целей захвата чужих территорий.

Товарищи, это заявление Временного правительства есть огромная победа всей демократии. <…>

Но, товарищи, для того, чтобы осуществить то, к чему мы стремимся, недостаточно победы одной российской демократии. Вопрос о мире, к которому стремится российский народ, этот вопрос не может быть решен усилиями только народов России, необходимо, чтобы это движение нашло достаточно могущественную поддержку и в других странах. И только тогда, когда и там найдет такую же силу это стремление, когда и там демократия заставит свои правительства сделать встречные шаги требованиям демократии, тогда наступит реальное разрешение вопроса мира.

Но до тех пор, пока эти условия не наступили, пока война продолжается, российская демократия, считаясь с теми огромными завоеваниями, которые она сделала, должна считать долгом своей чести, чтобы российская революция не оказалась разбитой империалистическими силами, чтобы она сумела с такой же славой бороться против внешнего напора, с какой боролась она против внутренних темных сил… И вот, товарищи, протягивая братскую руку народам… мы вместе с тем должны грудью отстаивать завоеванную свободу. <…>

Говорят, что рабочий класс хочет воспользоваться этими завоеваниями только для себя… Говорят, что рабочие не стоят у станков, не работают. Товарищи, все авторитетные органы демократии заявили, что это гнусная клевета. И первый съезд Советов рабочих и солдатских депутатов должен подтвердить это. Должен заявить, что российский рабочий класс не рассматривает эти завоевания, как средство уклониться в тревожную минуту от напряжения всех своих сил для защиты страны. Что он с большей энергией, чем раньше, будет работать для того, чтобы обслуживать и армию, и тыл. И укрепить свободную Россию в борьбе ее против внешних врагов. Так же, как против внутренних. <…>

Внешние враги существуют и в настоящую минуту держат Россию под угрозой удара это российская демократия понимает и со всем напряжением сил она должна бороться против этого и должна подкреплять революционную армию и всю революционную Россию, чтобы отстоять завоеванную свободу».

Церетели призвал принять резолюцию, согласно которой все народы союзных и воюющих с Россией стран должны были оказать давление на свои правительства для отказа от завоевательных программ, резолюция должна подтверждать необходимость переговоров Врем. правительства с союзниками для выработки общего соглашения в указанном смысле. В конце проекта резолюции указывалось на опасность «крушения армии», на необходимость «мобилизовать все живые силы страны во всех отраслях народной жизни для укрепления фронта и тыла» и вести с величайшим напряжением работы на фабриках, заводах, железных дорогах, рудниках, почтах, телеграфах и в других предприятиях.

После доклада Церетели началось его обсуждение.

Лев Каменев (представитель большевистской фракции РСДРП) указал, что есть один способ создать новый мир, это — превратить русскую национальную революцию в пролог восстания народов всех воюющих стран против империализма и войны:

«Собравшись сюда как полновластные представители народов России, вы должны сказать: мы не только зовем всех угнетенных, всех порабощенных, все жертвы мирового империализма к восстанию против рабства, против империалистических классов, но мы от имени русского революционного народа говорим: ни одной лишней капли крови за интересы своей или чужой буржуазии пролиться не дадим.

Есть, товарищи, один момент, когда мы скажем, что война, начатая не нами, что война, которая идет за рынки, за колонии, стала нашей; когда мы не только поддержим наших братьев, умирающих в окопах, но когда мы скажем: давайте создадим революционную армию, вооружим весь народ, объявим революционную войну; — это будет тот момент, когда трудящиеся классы общества сами для себя завоюют власть, когда они в этой революционной борьбе будут отстаивать начала того строя, в котором не будет ни войн, ни классов — за этот строй будет наша война, ее поведем мы, и я, товарищи, призываю вас к правде».

Никитин, представитель Бакинского гарнизона, присоединившись к основным положениям доклада Церетели, огласил резолюцию, в которой говорится, что

«Совет Солдатских Депутатов всех частей Бакинского гарнизона признает необходимость довести войну до полной победы над прусским милитаризмом, с Вильгельмом во главе, но без завоевательных целей, при условии нейтрализации морей и проливов для упрочения русской свободы и освобождения других народов в полном согласии с демократиями союзных стран».

Лебедев, представитель Совета рабочих и солдатских депутатов Кронштадта, в своей речи заявил, что

«Отношение к войне рабочих и солдат должно быть таково, что, поскольку враг в лице деспота угрожает нашим границам, поскольку он угрожает нашей свободе, мы должны защищать нашу юную свободу, должны довести дело до определенного конца. Но это не значит, что мы должны объединиться под лозунгом, который преследует Временное правительство. Правда, оно уже вчера опубликовало акт, которым оно якобы отказывается от завоевательных тенденций, но этот акт выпущен им сквозь зубы. Мы не можем относиться к нему с полным доверием, мы бдительно будем следить за всеми проявлениями в области внешней и внутренней политики представителей Временного правительства, и только тогда, может быть, вместо этого неясного и смутного акта оно обратится с определенным и ясным, который будет опубликован во всеуслышание перед всеми воюющими народами. Вот каково должно быть стремление заинтересованных классов в области завоевания свободных начал, которые вынесли на своих плечах рабочий класс и революционная армия».

Виктор Ногин (большевик, представитель Московского Сов рабочих и солдатских депутатов) заявил, что он приветствует мысль о заключении мира без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов, но отказывается поддержать резолюцию Исполкома, так как, хотя эта мысль там высказана, однако, наряду с этим, в резолюции говорится, что «мы опять должны самым энергичным образом готовиться к обороне, — и в этом центр тяжести, а не в том, что мы хотим прекратить войну».

Делегат Камышловского гарнизона приветствует отказ правительства от завоевательной политики, но в то же время предлагает совещанию единодушно высказаться против присутствия в нем Милюкова, который стремился «втравить» в войну солдат, чтобы они шли «захватывать и порабощать других». Необходимо, по его мнению, добиваться, чтобы правительство точно формулировало волю народа. А пока, до осуществления этих мероприятий, «пусть рабочие остаются на своих местах так же, как остается и армия».

Юрий Стеклов (член Исполкома Петросовета, внефракционный социал-демократ, стоял на позициях революционного оборончества) выступил в защиту резолюции Исполкома. По его словам, сейчас дело вовсе не в том, чтобы провозгласить какие-то отвлеченные принципы и лозунги, а в том, чтобы дать конкретный ответ на проклятые наболевшие вопросы сегодняшнего дня, сегодняшней минуты.

«Вот эта вторая резолюция (большевиков), почти с каждым словом которой мы должны согласиться, этого ответа не дает, и в этом смысле она ни в коем случае не может претендовать на то, чтобы заменить собой резолюцию, предложенную Исполнительным Комитетом, который, худо ли, хорошо ли, но этот ответ вам предлагает».

Министр юстиции Александр Керенский от имени Временного правительства приветствует собрание и затем получает слово по вопросу о войне. Он говорит, что

«Демократия — это мир, демократия — это свободное содружество трудящихся во имя достижения идеалов свободы, равенства и братства… всякая кровь и насилие, всякое принудительное нападение кого бы то ни было на другого отдельного человека или государство противно и неприемлемо для демократии. <…>

Но бывают моменты, когда необходимо оставаться на страже своих законных интересов, и русская демократия, придя к власти и сделавшись хозяином страны, решительно, твердо и определенно отбросила раз навсегда все завоевательные, все насильственные, все неприемлемые для социализма и демократии задачи и цели войны. Их больше нет, их больше нет в России, и, объявляя об этом, Временное Правительство считало, что оно исполнило только волю народа. <…>

[Но] пока еще на нашей границе нет руки, которая бы несла весть о мире, и нет того лозунга, который был бы так же от имени государства провозглашен, как мы это сделали,—лозунга отказа от всяких насильственных завоеваний и торжества демократии воюющих с нами держав, до тех пор мы должны оставаться на своей позиции защиты новой страны, защиты свободной России, которую создала демократия бесконечными жертвами многих поколений в прошлом и теми потоками крови, которые проливались на фронте, в эти последние годы на фронте. <…>

Отныне дипломатия — это будет только то, что воля народа захочет сказать всему миру так же открыто, так же правдиво и честно, как она должна говорить внутри страны. Никаких кулис дипломатических, никакой двойной игры — мы только должны сказать то, что мы говорили, и с этим открытым и правдивым словом пойдем и перед миром. И я, товарищи, могу вам сказать только одно, что пришел я во Временное правительство не потому, что я хотел там быть, а потому, что я думал, что нужно так сделать. <…>

Я верю, что не насилием и новыми потоками крови, а моральным авторитетом и величием русской демократии мы ускорим конец братоубийственной войны и приблизим торжество мира в Европе».

После речи Керенского заседание закрылось.

Временное правительство 29 марта постановило просить министра юстиции Керенского принять на себя председательствование в заседании Временного правительства в случае отсутствия министра-председателя, а также признало, что комитеты служащих в учреждениях Главного Управления Почт и Телеграфов не могут участвовать в управлении этими учреждениями.

29 марта на некоторых петербургских заводах состоялись собрания рабочих, на которых были приняты резолюции с протестом против распространяемых разными лицами ложных слухов о нежелании рабочих работать.

29 марта состоялось первое заседание примирительной камеры фармацевтов и владельцев петербургских аптек. Последние заявили, что согласны обсуждать лишь вопрос об увеличении жалования, что же касается восьмичасового рабочего дня, то они, согласно принятой общим собранием владельцев аптек резолюции, не уполномочены обсуждать этот вопрос.

29 марта в Гельсингфорсе состоялось торжественное открытие Финляндского сейма.

В Баку создана буржуазно-националистическая организация — временный исполнительный комитет Мусульманского национального совета, в который вошли главари азербайджанских буржуазных националистов. Мусульманские национальные советы возникли также в Елизаветполе, Аухе, Шемахе, Ленкорани, Кубе, Нахичевани. Также в Баку и ряде других городов Азербайджана созданы так называемые «Армянские национальные советы», возглавляемые дашнаками и муссаватистами. Азербайджанские помещики и прежде всего елизаветпольские беки организовали в Елизаветполе (ныне Гянджа, в 1935—1989 гг. — Кировабад — ИА REGNUM ) контрреволюционную «федералистическую партию».

29 марта солдаты 1-й роты запасного батальона гвардии Литовского полка, желая оказать населению посильную помощь продовольствием, единогласно решили отдавать по полфунта черного хлеба от каждого солдата для раздачи беднейшему населению Петрограда, впредь до ликвидации продовольственного кризиса.

В здание Государственной думы явилась делегация от 5-го маршевого эскадрона 20-го драгунского Финляндского полка в составе 10 чел., принесшая с собой в мешках около 10 пудов хлеба; они просили, чтобы Исполнительный комитет Совета солдатских депутатов раздал этот хлеб нуждающемуся населению Петрограда.

На фронтах ситуация становилась все тревожнее: солдаты не хотели воевать.

На Северном фронте 29 марта командующий 5-й армией генерал Абрам Драгомиров жаловался командующему фронтом генералу Рузскому, что солдаты отстраняют неугодных им офицеров, и доносил о напряженном настроении в армии:

«Общее настроение в армии с каждым днем делается напряженнее. Некоторое успокоение, которое замечалось в первые дни после созыва общего собрания депутатов от всех частей, управлений и учреждений армии, в последние дни сменилось проявлением крайне опасного свойства. Аресты офицеров и начальников не прекращаются… Были случаи отказа идти на позицию… солдаты начинают вмешиваться даже в вопросы о распределении войск между боевой частью и резервами и весьма туго поддаются на объяснения и увещевания их начальников… Крайне неохотно отзываются на каждый приказ идти в окопы, а на какое-либо предприятие, даже на самый простой поиск, охотников не находится… Боевое настроение упало. У солдат нет никакого желания наступать… Кроме того, политика, широко охватившая все слои армии, невольно отвлекла все внимание от фронта к тому, что происходит в Петрограде, и заставила всю войсковую массу желать одного — прекращения войны и возвращения домой».

На Западном фронте 29 марта происходило братание с немцами солдат 1-го лейб-гренадерского Екатеринославского полка. Получив заброшенные немцами в специальных гранатах листовки и газеты, русские солдаты выходили из окопов и направлялись в расположение германских войск для братания.

Зинаида Гиппиус 29 марта пишет в дневнике по поводу культурной политики нового правительства:

«Поехали мы, все трое, по настоянию Макарова, в Зимний Дворец, на «театральное совещание». Это было 29 марта. Головин, долженствовавший председательствовать, не прибыл…

Мы приехали с «Детского подъезда». В залу с колоннами било с Невы весеннее солнце. Вот это только и было приятно. В общем же — зрелище печальное.

Все «звезды» и воротилы бывших «императорских», ныне «государственных» театров, московских и петербургских. Все они, и все театры зажелали: 1) автономии, 2) субсидии. Только об этом и говорили.

Немирович-Данченко, директор не государственного, а Художественного театра в Москве, — выделялся и прямо потрясал там культурностью.

Заседание тянулось, неприятно и бесцельно. Уже смотрели друг на друга глупыми волками. Наконец… мы уехали.

А вечером, у нас, было «тайное» совещание — с Головиным, Макаровым, Бенуа и Немировичем.

Последнего мы убеждали идти в помощники к Головину, быть, в сущности, настоящим директором театров. Ведь в таком виде — все это рухнет… Головину очень этого хотелось. Немирович и так, и сяк… Казалось — устроено, нет: Немирович хочет «выждать». В самом деле, уж очень бурно, шатко, неверно, валко. Останется ли и Головин?

На следующий день Немирович опять был у нас, долго сидел, пояснял, почему хочет «годить». Пусть театры «поавтономят…»

А поезд с возвращающимися русскими политэмигрантами тем временем всё приближался и приближался к границам России.

Фриц Платтен вспоминает о беседах с Лениным во время поездки в Россию:

«Я хочу еще упомянуть об одной беседе с Лениным на немецкой территории, так как психологически интересно узнать, как в то время Ленин оценивал шансы большевистской партии в русской революции и каков был мой ответ — типичный ответ западноевропейского коммуниста — на поставленный Лениным вопрос. Нужно иметь в виду, что Керенский угрожал возбудить против едущих эмигрантов обвинение в государственной измене и по всем сведениям надо было ожидать, что Ленин и его товарищи встретят в Петрограде, наряду с большим числом стойких друзей, также множество яростных и подлых врагов. Еще будучи в Швейцарии, Ленин знал, что его ожидает…

В коридоре вагона шел горячий спор. Вдруг Ленин обратился ко мне с вопросом: «Какого вы мнения, Фриц, о нашей роли в русской революции?» — «Должен сознаться, — ответил я, — что вполне разделяю ваши взгляды на методы и цели революции, но, как борцы, вы представляетесь мне чем-то вроде гладиаторов Древнего Рима, бесстрашно, с гордо поднятой головой выходивших на арену навстречу смерти. Я преклоняюсь перед силой вашей веры в победу». Легкая улыбка скользнула по лицу Ленина, и в ней можно было прочесть глубокую уверенность в близкой победе».

Елена Усиевич также вспоминает эпизод, в котором видна некоторая несоразмерность Ленина и ехавших с ним русских профессиональных революционеров:

«Иногда кто-нибудь вдруг пускался в ребяческие шалости, не лишенные, впрочем, некоторой дозы яда. Так, один из товарищей, учитывая некоторую склонность к революционной романтике многих из нас и нашу привязанность к Фрицу Платтену, такому надежному, верному товарищу, такому заботливому другу (наша всеобщая любовь и доверие к Платтену были и последствии вполне оправданы жизнью: 1(14) января 1918 года Платтен прикрыл Ленина от пули стрелявшего вслед машине террориста и сам уцелел лишь благодаря счастливой случайности — прим. автора), вдруг пустил по рукам «документ», в котором говорилось, что так как есть опасность, что Фридрих Платтен не будет впущен в Россию, то, мол, в этом случае нижеподписавшийся обязуется также не въезжать до тех пор, пока не впустят Платтена. Мы читали этот «документ» один за другим и, не рассуждая (какие могут быть рассуждения, когда речь идет о благородном акте солидарности), подписывали. Уже с несколькими подписями документ дошел наконец до Владимира Ильича. Едва бросив на него взгляд, он спокойно спросил: «Какой идиот это писал?» И тут только мы, без всяких дальнейших объяснений, поняли, до чего это было глупо: ведь Временное правительство не то что не приглашало нас в Россию, а делало все, чтобы помешать нам туда попасть, а мы вдруг сделаем ему такой приятный сюрприз, что сами откажемся! <…>

Рисовка в присутствии Ильича была невозможна. Он не то чтобы обрывал человека или высмеивал его, а просто как-то сразу переставал тебя видеть, слышать, ты точно выпадал из поля его зрения, как только переставал говорить о том, что тебя действительно интересовало, а начинал позировать. И именно потому, что в его присутствии сам человек становился лучше и естественней, было так свободно и радостно с ним».

Справка ИА REGNUM :

Василий Новицкий — генерал-лейтенант, помощником военного министра Александра Гучкова.

Лев Каменев — революционер, большевик, близкий соратник Ленина. Вел революционную работу на Кавказе, в Москве и Санкт-Петербурге. С 1914 года возглавлял газету «Правда». До февраля был в ссылке в Ачинске (Красноярский край)

Владимир Немирович-Данченко — театральный режиссёр. Основал Московский Художественный театр вместе с другим известным театральным педагогом Константином Станиславским.