Курган, 7 августа, 2014, 00:08 — ИА Регнум. Сегодня, 7 августа 2014 года, исполнилось бы 90 лет детскому поэту Леониду Куликову, чьё имя для современных детей — увы — «не звучит». Леонид Иванович увековечил себя сказкой «Белочка-умелочка», первые десять строчек которой знало наизусть три поколения Советского Союза.

Поэт Леонид Куликов в окружении половинских детей. Фото: polovinnoe.ru

Становление Куликова как поэта-сказочника началось на моей малой родине — в зауральском селе Половинном, о чём я и хочу сегодня рассказать. Писатель двадцать лет прожил в этой неприметнейшей деревне — с озером-блином посередине, молочностенной церковью, оборудованной под другой «культ» — кинематограф, и роем детворы, народившейся после Великой Отечественной войны.

В семнадцать лет Лёня стал инвалидом (рассказывали, что в Гатчине мальчик прыгал на лыжах с трамплина, упал и повредил позвоночник). Подвижными остались только руки. Его возили по Половинному на четырёхколёсной тележке, смастерённой из жердей и дощечек. Поэта катали и взрослые, и ребятня, в том числе моя мать — тогда 12-летняя девочка. «Он нам, половинским детям, первым прочитал свою «Белочку-умелочку», — вспоминает мама. — Нас собрали в классе, его занесли на самодельных носилках…».

Не только для деревенских школьников Куликов стал поистине окном в большой послевоенный мир. «Благодаря» Леониду, половинцы впервые увидели самолёт. Кукурузник из Кургана несколько раз забирал на лечение юного пациента, садясь зимой прямо на заледеневшее озеро.

К 30-ти годам половинец Леонид Куликов становится достаточно известным в Союзе детским поэтом, печатаясь сначала в «Пионерской правде», а затем в Детгизе. Переписывается с Сергеем Михалковым и Агнией Барто. Учитель истории Половинской школы Николай Черкасов нашёл в Курганском архиве эту трогательную переписку.

«Уважаемый товарищ Куликов! — пишет, к примеру, Барто. — Извините, что так долго не отвечала Вам. Ваше письмо случайно попало в другую квартиру нашего дома и там пролежало до последнего времени. Мне кажется, Вы правильно сократили строфу в стихотворении «Сын лётчика». В последнем варианте стихи звучат сильнее. Желаю Вам всего самого хорошего. Сердечный привет».

Автор гимна СССР, как и подобает, требователен: «Уважаемый товарищ Куликов! Уезжал из Москвы и потому не мог Вам быстро ответить. За книжки большое спасибо. Что касается сказки, то она сыровата ещё и длинновата. Много глагольных рифм. Потом мне кажется, что современную сказку надо бы писать не тем, старым размером Ершова, а поискать чего-нибудь посвежее в смысле интонации. Я сам сейчас об этом много думаю. Желаю Вам успеха в работе, творческих сил».

Куликов жил с мамой, которая сначала работала учителем истории в Половинской школе, а затем стала её директором. Безусловно, Антонина Семёновна — «капелька России», как он поэтически её называл — стала главным вдохновителем прикованного к постели, а значит, по логике послевоенного времени, пропащего человека. Пробивная, рассказывают, была женщина, вся в своего отца — Семёна Воронина (вот уж повезло Тоне на «птичьи» фамилии), который стал одним из первых рабочих депутатов III Государственной Думы, бурлящей при Столыпине.

В начале 60-х годов семья переехали в Курган, который принял Куликова как родного и вскоре он превратился в своего, курганского Николая Островского, также в своё время прикованного к постели. Только не «закалённого сталью», а насыщенного сказочной добротой. К тому времени всесоюзная фирма «Мелодия» выпустила пластинки с записью его стихов, а тираж куликовских книг достиг 2 миллионов экземпляров, в том числе переводы сказок на украинский и литовский языки. И всё также его мигом окружали дети, когда дядя Лёня на своей коляске «выезжал» во двор из дома № 62 на улице Гоголя.

…Леонид Иванович умер 7 сентября 1980 года в возрасте 56 лет. Курганский поэт, эссеист Александр Салангин, творящий ныне в Москве, вспоминает: «Помню сентябрьский день в самом начале второго моего учебного года: вместо очередного урока 32-я школа (нынешняя 57-я гимназия) почти в полном составе спешит в сторону ДК машиностроителей, что в паре кварталов — все сорвались стихийно, без учителей. Бегу и я в толпе одноклассников, успеваем к выносу тела после гражданской панихиды, продвигаемся к гробу в гудящей толпе слов: «Куликов», «умер» и — понятное мне — «Белочка-умелочка».

Сегодня Салангин убеждён: «Треть века спустя школьник катастрофически далёк не только от светлой и простой поэзии Леонида Куликова — ему и Пушкин-то давно чужой. Время миллионных тиражей стихотворных книг ушло вместе со страной и эпохой. Но высокий смысл поэзии удержат на должной высоте даже эти малые крупицы памяти о главном стихотворце Зауралья».

С таким мнением согласен курганский литературный критик Владимир Олейник: «Леонид Куликов стал для курганцев введением в детскую литературу. Человеком-легендой, который создавал из слов сказочный мир. И при этом — зримым и осязаемым. Он был рядом. Жил на соседней улице. Его можно было увидеть во дворе дома по Гоголя. Он никогда не был один — всегда окружали дети и ещё кто-то. Было в нём притяжение человеческого обаяния и силы духа».

Курганский художник Юрий Прожога в разговоре со мной заметил, что «детскость» Куликова звучала не только в стихах для самых маленьких, но и в другой, «взрослой» поэзии:

«Что такое зауралец,

скажет вам любой земляк:

— Левым боком я уралец,

правым боком сибиряк…».

«Это задор ребёнка, коим и оставался наш Леонид Иванович», — говорит Прожога.

От себя добавлю. Дорогие папы и мамы! Не дайте сказке уйти в забвение. Прочитайте (перечитайте) сегодня своему ребёнку «Белочку-умелочку», «Как ёжик стал колючим» или «Торопея».