Глава Белгородской области: предатели вернутся, и мы посмотрим им в глаза

Жить сегодня в области, граничащей с Украиной — уже экстремальный опыт. А руководить такой областью — колоссальный вызов для каждого управленца.

И особенная задача — сделать так, чтобы социально-экономическое и культурное развитие успешного региона не только не останавливалось, но, напротив, набирало новую скорость.

Белгородская область уже три года живет в ситуации, когда чрезвычайное стало рутинным: ежедневные обстрелы, взрывы, гибель и ранения детей, женщин и стариков, разрушение жилья и инфраструктуры, диверсии. Что может и должна сделать власть в таких условиях?

В беседе с главным редактором ИА Регнум Мариной Ахмедовой губернатор Белгородской области Вячеслав Гладков рассказал, как ему удается совмещать повестки безопасности и социально-экономического успеха, что значит жить в состоянии ежеминутной мобилизации и почему одним из главных героев региона становится простой белгородский учитель.

А еще — о необыкновенной преданности белгородцев родной земле, растущей федеральной поддержке, помощи других регионов, отношении к предательству, пользе страха и невозможности паники.

Дистанты и рекорды

— Друзья, добрый день. Сегодня у нас в гостях Вячеслав Владимирович Гладков, губернатор Белгородской области, которая, как известно, уже три года принимает на себя основной удар СВО.

Вячеслав Владимирович, спасибо, что пришли к нам. Вас можно поздравить? Белгородская область стала второй в стране по результатам ЕГЭ. Это при том, что дети в основном учатся на дистанте. Как так получилось?

— Официальных данных я пока не видел. Но, действительно, мы с легким оптимизмом смотрим, как меняется у нас ситуация в общем образовании.

Если в 2021 году у нас в области было сорок стобалльников, то сегодня их уже 87. Возможно, и эта цифра скоро изменится, потому что около 600 детей сейчас пересдают экзамены, пытаясь получить более высокие баллы — 90 или 100.

У нас уже выше среднероссийского уровня баллы по основным дисциплинам, кроме двух — русского языка и географии. А еще четыре года назад мы видели крайне низкие баллы (по сравнению со средними по стране) по физике, по биологии, по математике, по литературе. Это, конечно, вызвало очень много вопросов. Мы достаточно серьезно подошли к изменениям, к развитию системы образования. Очень важно слово: не реформа, не модернизация, а вот именно развитие.

И то, как работают директора школ и учителя в этой крайне сложной обстановке, заслуживает особых слов благодарности.

— Кому-то может показаться, что такого результата область достигла из-за того, что дети не могут выходить на улицу, развлекаться. Сидят дома на дистанте и грызут гранит науки. Но это не так?

— Так не бывает. Главная ценность — это прямая коммуникация ребенка с учителем. И если это происходит через монитор, через гаджет, всегда возникает много сложностей. Поэтому школа сейчас прилагает сверхусилия не только для сохранения, но и для повышения уровня школьной подготовки.

— Я не так давно была у вас в Валуйках, это 20 километров от границы с Украиной. Школы там какое-то время были закрыты: пандемия, потом обстрелы… И вот я видела: второклассники пришли в школу. Они просто не знали, как себя вести в коллективе, были напуганы, плакали, когда их оставляли у ворот школы. Но они очень соскучились по школе — и начали учиться с большой, с особенной силой.

И сейчас, увидев результаты ЕГЭ, я подумала: может, это потому, люди начали ценить саму возможность ходить в школу, смотреть учителю в глаза? Начали больше ценить образование?

— Конечно, ответственности стало больше. Но у нас не вся область находится на дистанте, только часть. Я приглашаю вас в гости, покажу вам новые строящиеся школы, встретимся с учителями, и надеюсь, что мы ответим на этот вопрос.

Вот мальчик один есть, учился не очень хорошо, а к старшим классам внутренне что-то изменилось. Ушел на дистант, настроился, много занимался и получил 100 баллов. Не могу сказать, что это уже система, но это нигде в мире не система.

Нам важно сформировать траекторию успешности каждого ребенка, чтобы он мог проявить свой внутренний талант, свои способности. И мы уверены, что только такой подход сможет обеспечить кадрами очень сильную экономику Белгородской области. Этих кадров нам хватит для успешного развития, тем более мы стараемся сейчас максимально развивать цифровые решения. А цифровизация — это повышение производительности труда, это выполнение больших объемов при меньшем количестве участников рабочего процесса.

У нас, кстати, один из самых низких показателей по безработице за всю историю Белгородской области.

Возвращение миссии

— Спасибо за приглашение, обязательно приеду, походим по школам. И про кадры: я слышала, что у вас нет вакансий в школах. И более того: в область приезжают новые люди. Как это вам удается?

— Это безграничная любовь жителей области к своей земле… У нас очень сложный был 2024 год, особенно в Белгороде, когда случалось до двенадцати ракетных обстрелов ежесуточно. Сложная ситуация в Шебекине, Грайвороне. Семьи с маленькими детьми, случалось, выезжали. Есть те, кто продал квартиру, уехал, купил в других регионах, начал работать, среди них учителя и врачи.

Но большинство из них уже вернулось. Я никогда не встречал в своей жизни таких преданных своей земле людей.

У нас учителя не только учат и дают новые знания — они зачастую спасают детей. Спасают от неграмотности, от невежества. От агрессии, идущей от информационных ресурсов противника. Учат детей, как спасти свою жизнь. Формируют навык поведения в стрессовой ситуации: когда идет обстрел и ты видишь раненых, ты уже забываешь, что сам ранен, и помогаешь другому выжить, перевязав или остановив кровотечение. Таких случаев очень много.

А ведь опять, кто у нас всегда формировал общество в любом населенном пункте? Это врач и учитель, который всегда пользуется безграничным авторитетом, во все времена. И мы же понимаем, что есть еще и другая задача учителя. Ведь мы один из основных регионов Российской Федерации по производству мяса и по добыче полезных ископаемых. Где родители детей? Они на работе. Наши учителя еще и фактически экономику защищают: дают возможность людям ходить на работу.

И даже вот сейчас в Шебекине, когда общаемся с жителями, звучит: Вячеслав Владимирович, надо открывать школы. Надо открывать максимально детские сады. Ребенок в школе и в детском саду — в большей безопасности, чем дома. Вопрос только в одном, что в школе находится большое количество детей.

Мы научились распределять потоки, уходить с верхних этажей. Большое количество мероприятий проводим по защите детей во время обстрелов. И учителя, ни секунды не думая, эту увеличенную нагрузку приняли.

— Всё-таки российский учитель в последние лет двадцать был лишен своей миссии. Его начинали в нашем обществе потребления воспринимать как обслугу. А сейчас в школах Белгородской области учитель отвечает в прямом смысле за жизнь людей.

— У каждого ребенка в кармашке жгут, если ему что-то… Ну, об этом говорить спокойно невозможно.

— Так к учителю возвращается его миссия, авторитет?

— Она уже вернулась. И уважение вернулось. Уважение родителей, уважение простых людей, даже тех, у кого дети не ходят в школу — очень большое.

— Когда говорили, что надо дать будущее каждому ребёнку, я вспомнила, как вы ездили на обстрелы. Бывало, что вы и сами забирали раненых детей. Это тоже укрепляет вас в убеждении, что не только за жизнь, но и за будущее каждого надо бороться?

— Уже давно — а особенно после 30 декабря 2023 года — чужих детей нет. И переживания каждого взрослого, который находится на улице из-за ребенка, просто физически ощущаешь. Во время тяжелых обстрелов в первом квартале 2024 года дети были и на улицах. Было много погибших, раненых. Все знают про девочку Лизу с сестрой, которых мама закрыла своим собственным телом и погибла. Девочки получили ранения. Их сейчас воспитывает семья дяди — и мне кажется, их знают в каждой семье нашей области.

Поведение взрослых, их переживания за каждого ребенка — это, конечно, отдельные события. Я уверен, они еще отразятся и в фильмах, и в художественных произведениях, и в стихах. У нас, кстати, очень много кто начал заниматься творчеством на фоне вот этих событий.

И вот этот эмоциональный фон очень важен. Или ты в негативе живешь, или со светлым чувством сопереживания и поддержки.

Другие угрозы — другие решения

— Я слышала от жителей Суджи, что в оккупации легче было выжить тем, кто посвятил себя помощи другим. Ими страх не владел, как если бы они просто сидели и тихонечко прятались.

— Абсолютно верю в это.

— А вот вы приехали, а у вас глаза очень грустные. Вы раньше были веселее.

— Объем задач растет, угрозы становятся другими. В прошлом году самая тяжелая ситуация — это РСЗО (реактивная система залпового огня. — Прим. ред). В этом — беспилотники. Другие вызовы — другие решения по защите населения. Что-то удается, что-то еще мы не смогли сделать. Много атак.

Когда убиты или ранены мирные жители, повреждены транспорт, дома, социальные объекты, инженерная инфраструктура — надо пересматривать свои решения по обеспечению безопасности.

— Вы губернатор, и вы никуда не спрячетесь от обязанности выехать в район, где происходят боевые действия. Я как-то видела, как вы не реагируете на уже близкие выхлопы. В то время как у меня, я думала, сейчас сердечный приступ случится.

— Мне кажется, это плохо.

— Мне тоже. Но всё же я не думаю, что вы не боитесь. Как вы преодолеваете себя, когда вам надо немедленно выезжать туда, где взрывы?

— Последнее время, когда у нас летают беспилотники, к сожалению, далеко не всегда удается выехать. Помните прилет десяти-пятнадцати ракет в центр Белгорода? Горящие многоэтажные дома и огромное количество тысяч поврежденных, зачастую разрушенных домов и квартир…

Сейчас удары врага происходят, в том числе и повторные, по легковому транспорту, в 30-60 километрах от линии боевого соприкосновения. Не всегда успеваем немедленно быть на месте.

Когда беспилотники ударили по суду Белгорода, все очень переживали: там же в основном женщины! Делопроизводители, помощники, судьи… Хотя не до конца были правильные решения. Женщины вышли, встали около автозаправочной станции, ждали ликвидации последствий — и тут прилетает второй беспилотник!

И мы сейчас понимаем, что могло произойти еще более страшное.

— Ужасное могло случиться. Там же бензин…

— И вот каждый случай для нас — это риски, которые мы стараемся нейтрализовать уже в последующих мероприятиях.

— Обстрел здания суда — это на вас охота была? Или просто совпало?

— Нет, конечно. Это, к сожалению, обычная тактика ВСУ: бьют по одному объекту, ждут, когда приедут МЧС и другие службы, и уже по большому скоплению спасателей бьют. И мы должны были предусмотреть, что в ста метрах от суда находится АЗС, потому что ровно через неделю был прилет в эту автозаправочную станцию, там погибла женщина.

Постоянно искать собственные недостатки, чтобы защитить людей при любых угрозах — мы живем в этой логике уже четвертый год.

— А зачем же вы поехали туда? Вы же губернатор, вы знаете, что вторая серия практически всегда бывает.

— Если честно: там люди. Одно дело, когда ты получаешь информацию. Другое — когда видишь своими глазами объем разрушений. Надо принять срочные управленческие решения, чтобы спасти людей. По бумажкам, по фотоотчетам это сделать невозможно. Да, у нас выстроена система мониторинга максимально качественная. Но не выезжая на объекты, ты никогда не поймешь всей ситуации. Нужно прийти посмотреть, потрогать, поговорить с людьми.

Война очень многому учит. Я не думаю, что мое поведение имеет решающее решение, потому что я такой же, как и все. Но есть десятки тысяч человек, которые живут в крайне тяжелых условиях, вдоль границы, в полутора-двух километрах от линии боевого соприкосновения — и отказываются покидать свои дома. Люди под артиллерийским обстрелом, под беспилотниками не оставляют родные дома, огороды, предприятия.

Для нас это просто жизнь. Если честно, страшно абсолютно всем. Но сейчас просто не до страха.

Сейчас главное — максимально защитить людей, снизить последствия обстрелов, быстро восстановить то, что можно. Кто-то называет наши усилия «сизифов труд», но я не согласен. Вот например, мы четырнадцать раз восстанавливали многоэтажный дом в Шебекине. Говорят: а зачем? Я говорю, а что нам нужно было делать? Сейчас этот дом стоял бы уже три года без крыши и без окон. И чего нам ждать?

Да, у нас сейчас там большая часть домов с новыми крышами и с новыми заборами. Да, мы почти 41 тыс. домов и квартир восстановили. Сейчас в работе порядка пяти с половиной тысяч. Поэтому мы продолжаем заниматься и мирной повесткой, и военной. Это крайне сложно. Но мы обязаны с этой ситуацией справляться.

— Кому-то кажется, что губернатор — это такая вожделенная должность. Но, как мы видим, не в Белгородской области.

— Пусть приедут, мы покажем.

Страх — хорошо, а паника — плохо

— Несколько месяцев назад я читала в одном СМИ-иноагенте, не буду его называть, интервью, взятое у якобы наводчика ВСУ из Белгорода. И он там потешался над вами. Мы, говорит, следим за Гладковым, а он бегает, пробежки устраивает по березовой роще. Мы знаем, где находится его жена. А Гладковы не уезжают, они продолжают вести такой же образ жизни.

Прокомментируете?

— Да, я тоже видел в мониторинге. Думаю, что он больше придумал. Потому что абсолютно очевидно, что это говорил трус, он бежал, ни за кем он никогда не следил. Где я бегаю, где я хожу, где я живу — знает вся область прекрасно. И опасность в отношении моей семьи точно такая же, как и в отношении других семей. Поэтому, опять, если будем предпринимать какие-то дополнительные усилия, уезжать, прятаться, — то так же, как и все другие.

Как я к такому отношусь? Отношусь к этому никак.

— Дурачок-то и не понимает, что если губернатор каждое утро бегает, и любой может к нему подойти (а к вам может подойти любой) — это как раз один из факторов, который держит людей в области.

— Согласен. С другой стороны, тоже встречал: вот вы бегаете, а мы страдаем. Нормальные, хорошие люди из приграничных сёл делали мне такое замечание, хотя я совсем рано утром бегаю, не в рабочее время. Так что оценка всегда будет неоднозначная.

Если мы будем суетиться, менять свои привычки, будем вести себя странно, — произойдет дезориентация в обществе. Это и нужно противнику.

Мы трезво относимся ко всему. Мы внимательны, мы осторожны. Не будет страха — будет глупость, потому что именно страх позволяет человеку правильно сориентироваться. Самое главное, чтобы не было паники. Паника и страх всё-таки должны разделяться.

Есть страх за детей, за всех, кого мы должны спасти, вывезти: за инвалидов, за лежачих. Когда мы занимаемся вывозом с особо опасных участков, мы предусматриваем даже мероприятия по фотофиксации. В Краснояружском районе по каждому селу есть инструкции с фото, кто где лежит, как его нужно вывезти, с какой стороны в дом войти.

Это уже позволило нам избежать больших потерь при высокой плотности огня. Мы просто научились всё это делать. Уверен, что когда всё закончится, нам будет что вспомнить.

— Это уж точно. Страх бывает полезный, сопряженный с ответственностью, а не вызывающий панику, когда ты уже и за себя не отвечаешь, и за лежачих, и за детей?

— Конечно, когда ты стоишь на краю крыши двадцатиэтажного дома… Если у тебя не будет страха, то, извините, чуть-чуть ветерок подул, большая парусность — и до свидания. Страх позволяет сохранить жизнь себе и близким. Поэтому мне кажется, это нормально, это правильно.

Не мириться с предательством

— И про предателей я должна вас спросить. Недавно в Белгородской области осудили девушку — так называемого волонтера так называемой Армии так называемых красоток.

Либеральная общественность взвыла страшно: человек всего лишь развозил гуманитарную помощь жителям Украины. Но ИА Регнум узнало, что она не только собирала деньги на помощь ВСУ и запрещенному «Азову», но и прятала у себя дома и на складах наводчиков и солдат ВСУ и еще много чего делала. Предатель стопроцентный. Ей дали 22 года колонии.

И есть тот человек, о котором я рассказала, он сидит где-то в Европе и смеется над вашими пробежками. Есть еще известный рэпер, тоже иноагент, тоже из Белгородской области.

Три махровых предателя.

У вас люди такие замечательные, они так жертвенно привязаны к земле. И как среди них появляются вот эти?

— Это тоже было во все времена, во всех обществах. И во время Великой Отечественной войны были герои и предатели. Здесь это тоже, к сожалению, есть. Но, безусловно, это исключения.

Здесь главное для нас — быть внимательными и осторожными. Это большая ответственность за жизни людей. Приходит, например, сообщение о провокационной расклейке листовок в Белгороде.

У нас большая плотность камер видеонаблюдения, и мы за несколько часов находим бывшего преподавателя одного из вузов. Человек с достаточно странной позицией, он пытался поднять панику в Белгороде. Конечно же, ему это не удалось.

Предатели есть. Важно, чтобы мы их предательство зафиксировали. Ни в коем случае с этим мириться нельзя. И все должны действовать по закону с максимальной строгостью. Это враги, работают возмездно, которые продают нашу страну, нашу землю.

И это они убивают наших детей, наводя на цель. У нас в Белгороде нет военных частей и никогда не было. И в Шебекине не было. Поэтому они жгут и обстреливают наших детей — маленьких совсем, грудных. Это целенаправленный геноцид, убийство мирных жителей. У нас были самые страшные случаи гибели беременных, детей, стариков.

Те, кто прошел через обстрелы, соглашаются с тем, что наказание для предателей должно быть больше.

Мы максимально жестко должны реагировать на предательство. Это враги, более страшные враги, чем в бою: они за спиной. Они стараются убить нас изнутри.

— Согласна. ИА Регнум много писало еще об одном белгородском случае. Лично я была очень возмущена этим и просила сотрудников, чтобы они это дело не оставляли. Помните, БМВ на большой скорости врезался в «Скорую», погибли два фельдшера. Мало того, что они ездили на вызовы во время обстрелов. Одна из них вообще приехала в Белгородскую область помогать, когда началась СВО.

И недавно Путин посмертно наградил этих двух женщин орденами Мужества. И я почему-то сразу подумала, что тут без вас не обошлось.

— Да, документы готовили мы. Действительно, трагедия потрясла всех. Я этих фельдшеров встречал очень много раз во время обстрелов и в районе, и в Белгороде. Они, конечно, были большие молодцы, у них хорошие семьи, мужья, дети. Они точно герои. И то, что президент принял решение и отметил их государственными наградами, очень важно для всех. И для их детей, оставшихся сиротами.

Человека, который их убил, предателем назвать нельзя. Но он преступник. В состоянии безумного алкогольного опьянения протаранил автомобиль «Скорой», который в ту секунду спасал кому-то жизнь.

Для нас они тоже погибли на фронте. Врачи занесли их имена на Аллею почета.

— Еще одно ваше решение вызвало переполох в либеральном лагере. Вы сказали, что жилье тех, кто уехал за границу от СВО, будет восстанавливаться только после окончания СВО. Почему вы такое решение приняли?

— Если ты, гражданин, житель страны, покинул ее в период испытаний… Очень странно, практически предав Родину, требовать от нее каких-то обязательств.

Законного права не помогать у нас нет. Но ставить этих людей в один ряд с теми, кто живет в Шебекине, в Новой Таложанке, в Муроме, в Белгороде, в Грайвороне, в Валуйках, в Уразово и в других местах — это несправедливо.

Очень хочется этим людям, покинувшим страну, посмотреть в глаза. И потом уже поговорить о восстановлении. Мы составим реестры, но будем принимать решения после окончания СВО.

У меня что-то большие сомнения, что их возвращение будет простым.

Социальный контракт вместо субсидии

— Вы были в нашей редакции, вы видели, у нас есть аналитический отдел, там сидят такие серьезные дяденьки. И они что-то очень обеспокоены уплотнением второй линии обороны Белгородской области. Я не знаю, почему, но что там со второй линией?

— У нас многоэшелонированная линия обороны. Руководством этой линией обороны занимаются силовые структуры, и мы стараемся оказать максимальное содействие. Она не только на второй линии, но и на третьей, на четвертой, на пятой, на шестой и на седьмой.

Чем больше плотность обороны, тем больше безопасности.

Есть земля, есть воздух, есть защита населения, есть защита объектов, есть радиоэлектронная борьба, есть много других направлений, в которых регион принимает вместе с муниципальным образованием участие. Поэтому уплотнение идет серьезное. Мы отвечаем на новые вызовы.

— И вот тогда абсолютно мирный вопрос. По статистике, в Белгородской области продолжает снижаться уровень бедности. Каким образом во время таких боевых действий вы его снижаете? И это с 2020 года, то есть с того момента, как вы начали руководить областью.

— Это задача, которую поставил президент — борьба с бедностью.

Инструментов много. Я в первую очередь благодарен нашим владельцам, руководителям предприятий, которые повышают зарплату.

Есть еще один очень серьезный инструмент, которым мы активно пользуемся — социальный контракт. Если в 2020 году объем помощи составил 20 млн руб., то в 2025 году эта цифра будет 1,5 млрд. А в прошлом году — миллиард. Огромнейшие деньги.

Направление простое: тем, у кого крайне низкий доход, государство помогает, но не в виде какой-то субсидии. Мы помогаем организовать разные виды деятельности, которые увеличивают доход. Кто-то корову завел или две и продает молоко. Кто-то теплицу построил, кто-то кондитерский цех. Кто-то станок купил, начинает заниматься металлоизделиями.

В этой программе огромное количество участников, в том числе и многодетные семьи. У нас идет кратное увеличение молодежи в этой программе. Они создают свои бизнесы.

Плотность малого и среднего бизнеса помогает увеличить доходность населения. Не могу сказать, что прям мы очень довольны пока результатом, хотелось бы лучшего. Но главное, что люди начинают что-то делать сами, своими руками. Государство помогло, а дальше всё зависит от человека.

Мы будем стараться благодаря федеральной поддержке максимально использовать проект социального контракта на территории области. Это главный инструмент борьбы с бедностью.

А что касается трудоустройства участников СВО, которые вернулись с войны, мы понимаем, что у них был высокий уровень дохода. Там у них есть тяжелые ранения, и очень не хотелось бы, чтобы у них через некоторое время, когда будут заканчиваться деньги, они остались сами наедине со своими проблемами. Потому что вовлечение их в работу очень важно, как для семей, так и для них самих.

Сейчас мы ставим задачу, чтобы каждый, кто вернулся со СВО, был трудоустроен. Даже при тяжелейших ранениях работу на дому можно организовать. Мы были первым регионом, кто запустил проект «Время СВОих героев» как раз для развития вот этой предпринимательской активности ветеранов СВО. Если увидим, что нужны другие инструменты государственной политики в этой части, мы, конечно, будем их применять.

Активно смотрим на опыт других регионов в этой сфере, изучаем, какие-то вещи будем тиражировать и у нас.

— Должна уточнить: вернулся человек с фронта, допустим, не такие у него сильные ранения, он снова может спокойно встраиваться в жизнь. Есть ли у него шансы, что он в области будет получать сопоставимую зарплату?

— Конечно, есть. Правда, если ты был учителем, то в образовании доход пока не такой. Есть другие предприятия с сопоставимым доходом, но они требуют определенных квалификаций.

Мы тоже видим запрос от участников СВО: хотим быть айтишниками. Вот мы открыли «Школу 21» вместе со «Сбером» (школу цифровых технологий), но там крайне жесткая конкуренция, и изменить эту ситуацию льготами невозможно, потому что тогда вся система подготовки IT-специалистов будет нарушена.

Но всё зависит от желания человека. от его готовности к поэтапным изменениям. Мы спрашиваем: что тебе нужно? Я хочу зарабатывать какое-то количество денег или я хочу заниматься этим делом? Я хочу трудоустроиться и чтобы у меня было руководство, или надоело на кого-то работать, хочу развивать свой бизнес?

Вот эта многовариантность, мне кажется, залог успешности нашего плана по стопроцентному трудоустройству.

Я думаю, что всё у нас получится.

Защитить людей — это главное

— Да, я тоже в этом не сомневаюсь. Вячеслав Владимирович, вот вы вспомнили про девочку Лизу. Ей оторвало ножку, старшая сестра получила ранение, а мать погибла, закрыв их собой. И мы на это смотрим, об этом читаем. Все плачут. А президент страны об этих историях знает?

— Конечно. Мы докладываем ему о текущей обстановке и обо всех сложных ситуациях. И благодаря этому получаем быструю поддержку. Это было всегда. И абсолютно очевидно, что без личных решений Владимира Владимировича мы бы не смогли справиться со проблемами, которые сегодня решаются оперативно.

— А он как на такие истории реагирует?

— Если по-честному, у него очень человеческая реакция, сопереживающая. Он всегда ставит задачу защиты людей и помощи людям — и вот это, мне кажется, для него главное. Это главная ценность всех наших действий.

И мы стараемся максимально доводить позицию президента до сведения жителей.

— То есть для жителей области важно, чтобы президент знал, какие трудности они переживают. И вас они прямо так спрашивают: а президент-то знает?

— Прямо так и звучит. Да, президент знает даже больше, мне кажется, чем знаем мы. И оперативную информацию, конечно, докладывают все структуры, которые отвечают за безопасность. В том числе и губернатор Белгородской области.

— Мы знаем, что президент держит ситуацию в приграничье на особом контроле. Как это выражается? Как часто вы встречаетесь? На что он особое внимание обращает?

— В повестке, как всегда, вопросы безопасности и вопросы развития. Владимир Владимирович указывал — с момента первой встречи — на то, что Белгородская область была и должна оставаться, несмотря на сложные задачи, одним из самых сильных регионов Российской Федерации.

И вопросам развития мы стараемся уделять максимальное внимание, получая при этом федеральную поддержку. Поэтому это касается всего — и в рамках реализации национальных проектов, реализации государственных, региональных программ, муниципальных программ, и для решения каких-то частных задач, исходя из оперативной обстановки, индивидуальных проблем предприятий или частных людей.

— Вы в целом сказали, на что тратятся средства, выделяемые федеральным центром. А если немножко раскрыть, на что вы их тратите?

— Конечно же, в первую часть это возмещение затрат на приобретение потерянного жилья тем, у кого оно было уничтожено. Или жителям закрытых населенных пунктов, где сейчас проживать невозможно. Помощь мирным жителям, которые получили ранения. Выплаты единоразовые. Выплаты, связанные с частичной или полной утратой имущества. Выплаты нашим врачам, которые работают в приграничье. Мы порядка миллиарда рублей получили на восстановление жилья.

Еще выплаты на восстановление социального жилья. Это, скорее всего, найдет отражение в большой государственной программе, которая сейчас рассматривается по поручению президента. Это Курская, Брянская, Белгородская области.

Речь и о возмещении ущерба, который получили в результате обстрелов наши агропромышленные предприятия, малый и средний бизнес. Отдельные федеральные министерства рассматривают документы в соответствии с законом, и затем уже вопрос выносится на заседание правительства, там и принимают решение.

Это огромный объем работы, которая проводится и правительством области тоже, но в первую очередь, конечно, федеральными министерствами по поручению президента.

— Вы уже пытались оценить ущерб, нанесенный лесам, полям, сельскому хозяйству?

— У нас сейчас 160 тыс. га пашни выведены из оборота. Посчитать ущерб, который необходим на восстановление пашни, конечно, мы сейчас физически не можем. Разминирование лесов начнется после изменения обстановки в лучшую сторону.

Мы отвечаем, как гражданская власть, за восстановление мирной жизни. Социальные объекты, инженерные, транспортная инфраструктура… Вот более трех с половиной миллиардов рублей, кстати, мы получили в том числе на восстановление автомобильных дорог. И в этом году, и в прошлом была большая федеральная помощь на летний детский отдых: это было личное решение президента.

И помимо федеральной помощи, нам огромную помощь оказали и главы регионов, субъектов Российской Федерации, более пятидесяти губернаторов. Мои коллеги, друзья отозвались и продолжают эту помощь оказывать. И в этом году: Ставропольский край, Пензенская область, Владимирская область, Московская область, Рязанская, Калужская и многие-многие другие.

Вот это такое чувства ответственности. Чужих детей нет, чужой беды нет и все в едином строю, под руководством президента.

— Спасибо, что вы к нам пришли.

— Спасибо вам большое.