Жительница Льгова Курской области Марина Изотова уехала из родного города в середине августа. Сейчас она живёт в доме знакомой в посёлке Комаричи в Брянской области.

ИА Регнум

В беседе с главным редактором ИА Регнум Мариной Ахмедовой женщина рассказала о зверствах, которые творили ВСУ во время вторжения, почему она не испытывает ненависти к мирным жителям на Украине, а также поделилась предчувствием, что скоро люди вернутся домой в Приграничье.

— Когда вы уехали из Льгова?

— В Брянской области 9 августа ввели режим КТО, мы уехали через три дня. Приехали сюда. Думали, что ситуация вскоре разрешится, можно будет дальше жить и работать в Льгове. Но нет: прилёты продолжаются, очень громко. Дома дрожат, земля… Я работаю на железной дороге, на работу никого не пускают — опасно.

— А вы видели украинских солдат в Льгове?

— Нет, были только наши солдаты. Очень много военных машин в городе.

— По вашим ощущениям, куда шли ВСУ? К Курской АЭС?

— Сложно говорить об ощущениях. У меня брат работает на атомной стации, там тоже ПВО работает, дроны летают. Ребята ездят на работу, а за ними охотятся дроны.

— Почему вы переехали именно сюда, в Брянскую область? Здесь тоже неспокойно, дроны летают.

— Во-первых, больше некуда было поехать. Здесь, в посёлке Комаричи, живёт наша знакомая. Она работает в Москве, разрешила пожить в её доме. Во-вторых, мы недалеко от нашего дома — всего около двух часов на машине.

— У вас есть ощущение, что вы можете в любой момент собраться и поехать обратно?

— Да. А в пункты временного размещения мы ехать не хотели ни в коем случае. Мы же с детьми. У меня детей нет, но есть дети брата — двое. И у меня еще муж и мама.

— Как вы принимали решение уезжать? Долго думали?

— Нет. Когда стало очень громко, сначала уехала жена брата с детьми. Обстановка была очень нервозная: соседи начали уезжать, улица опустела практически. На моей улице остались только пожилой мужчина с женой и совсем старый дедушка. Помню, как нам объявили, что мы не выходим на работу. И очень скоро на нашей улице пострадали два дома: ПВО сбили ракету, обломки упали на дома, женщину ранило.

— А есть те, кто уехал из России и сейчас говорит, что так этим людям и надо — за то, что в 2022 году поддерживали СВО, кормили и помогали нашим солдатам. Как вы к ним относитесь?

— Я никого осуждать и судить не могу, каждый сам принимает решение, как себя вести. Я никогда не радовалась, когда страдали мирные жители на Украине. И не хочу, чтобы кто-то страдал из-за того, что страдаем мы.

— Вы переживаете за всех?

— Да, за всех.

— А зная то, что произошло сейчас, вы бы поддерживали решение о начале СВО в 2022 году?

— Да.

— Почему?

— Тут не нужно быть политиком, достаточно просто читать и смотреть новости, слушать нашего президента, который говорил, что это в любом случае было неизбежно.

— То есть то, что сейчас случилось, это подтверждение слов президента?

— Я думаю, да. Это одно из последствий. Потому что ситуация назревала, многие об этом говорили.

— Но для вас, наверное, то, что произошло, стало неожиданностью?

— Конечно, нельзя быть к этому готовым. Мне тяжело было даже собрать вещи. Понимала, что именно нужно брать, но вот именно собрать — очень тяжело. Тем более нельзя сказать, что мы прямо бежали. Уезжали достаточно спокойно. Но я как-то не осознавала, что происходит.

— А сейчас уже понимаете?

— Знаете, у меня прямо есть уверенность, что скоро это закончится, мы сможем вернуться в Льгов, люди вернутся в Приграничье. Хотя, конечно, для тех людей, у кого разрушен дом, ситуация другая.

— А если у вас не будет дома — вернётесь?

— Я этого, честно говоря, не допускаю. Верю, что наши отстоят, ВСУ отступят.

— А вы видели хоть одного человека, который согласился жить под украинской оккупацией?

— Нет.

— А как вас встретили здесь, в Брянской области?

— Хорошо. Мы поехали в администрацию, там все были очень доброжелательны, по-настоящему сочувствовали. Нам объяснили, куда нужно сходить, какие документы нужны и т.д. Дали гуманитарную помощь. Волонтёр Юля сама выходит на связь, спрашивает, что нам нужно.

Но когда я первый раз пошла получать помощь… Честно говоря, мне проще было пойти в магазин и купить там. Когда привыкаешь жить нормально, не нуждаешься, и приходится получать помощь… Было неприятное чувство.

— Из-за того, что вам нужно было взять, принять помощь?

— Да.

— Почему? Когда мы собирали деньги в помощь жителям Курской области, люди были благодарны за то, что вы принимаете.

— Я тоже раньше помогала, но не понимала, как это, когда принимаешь…

— Вам было стыдно?

— Да.

— А нам стыдно, что мы сидим в Москве, у нас всё спокойно, а вы за нас всё это терпите.

— Мы не за вас терпим.

— За нас в том числе. Потому что мы одна страна, мы должны жить одинаково. А все горести выпадают на вас.

— Честно говоря, мы даже не думали, что такое может произойти. Но это случилось.

— Вы говорили, что в Льгове ранило женщину. Как это произошло?

— Она копала картошку, помогала женщине-соседке.

— У вас принято помогать друг другу?

— Да, соседи всегда помогают. Нужно же собрать урожай: помидоры, перцы, картошка, огурцы. Кстати, недавно показывали сюжет по «России 2», что люди вернулись в Курскую область, двое жителей, и сразу начали копать картошку.

— Что вы оставили дома, что особенно дорого вашему сердцу?

— Всё дорого. Сами же делали ремонт, покупали мебель. А самое дорогое для меня — цветы. Очень красивые! Я по образованию озеленитель, у меня очень много ухоженных, красивых комнатных цветов. И даже некому было ключи оставить, чтобы их поливали. Цветы очень жаль.

— Но жизнь дороже.

— Цветы остались — очень классные.

— Какие именно?

— Орхидеи… Вообще я люблю нецветущие цветы: драцену, фикус Бенджамина. Очень красивые. А ключ было некому оставить не потому, что не доверяю…

— Просто никого не осталось?

— Да. У мамы в деревне, например, осталась одна женщина с лежачим мужем. Она сама не поехала.

— Как вы думаете, когда вернётесь?

— Думаю, к Новому году. Вообще думала, что уже через месяц, но, исходя из новостей, что ВСУ скапливают резервы, подтягивают их на границу, закрепились, где могли, это будет сложно.

— А вы боялись, когда уезжали?

— Боялись, конечно, а потом еще люди из Корнево, Суджи, которых разместили в ПВР, начали давать интервью и рассказывать об ужасах, которые там творились. Тогда стало действительно страшно, а до этого я как-то не верила.

— Во что?

— Что убивали стариков. Что пропали без вести около 2 тысяч человек, их ищут родственники.

— Вы верите, что убивали стариков?

— Безусловно. Об этом говорят и родственники, и знакомые. Там же все населённые пункты очень близко друг к другу, небольшие. Поэтому информацию передают из уст в уста.

— Я понимаю, что вы не знаете точно ответа, но как вы думаете: зачем они убивали стариков? Что их на это толкало?

— Наверное, для них это работа.

— Убить старика?

— Им всё равно. Люди рассказывают, что они (ВСУ. — Прим. ред.) ехали по улице и беспорядочно расстреливали всех — стреляли в дома, в людей.

Я заставляю себя не бояться. Я очень долго, большую часть жизни прожила в мирное время. Я не понимала, что такое война. Даже когда бабушка рассказывала, что была в оккупации… Но, пока сам не побудешь в такой ситуации, не поймёшь. Я не могу вам передать. Это реально страшно, собой не владеешь. Тело напрягается, не слушается. Грохочут такие «раскаты грома», что трясётся диван, стены дома, земля…

— А чего вы больше боялись: снарядов или людей?

— Людей, конечно, чтобы к нам не пришли.

— Почему? Снаряд же безжалостен, он просто летит, а с человеком еще можно как-то договориться.

— Не всегда можно договориться. Люди, которые это прошли, рассказывают, что жалости никакой там не было. Ни с кем не разговаривали, стреляли, насиловали женщин. В Корнево, мне рассказывали волонтёры, расстреляли трёх мальчиков, которые ехали на мотоцикле, — 10, 11 и 12 лет.

— Еще я смотрела видео, как угоняли наших гражданских, мирных людей.

— Я этого сама не видела, только слышала. Думаю, это правда, что угоняли людей, которые оставались до последнего. Они оставались не потому, что хотят Украину, а потому что до последнего верили, что всё обойдётся. Или просто некуда было поехать.

— Наверное, еще нужна сила воли, чтобы собраться и уехать?

— Конечно. Те, кто помоложе, им легче. Хотя со мной ехал сосед, он работает в Москве. Сказал, что никуда не поедет: столько сил вложил в свой дом, что «пусть лучше меня в нём убьют».

— Да, так часто говорят. Вы сказали, что раньше никогда не радовались, когда страдали мирные жители по ту сторону.

— Никогда.

— А сейчас?

— Тоже. Людей жалко. Никто из моего окружения не желает обычным людям на Украине плохого.

— Даже из чувства мести?

— Чувства мести нет.