Глава Республики Саха (Якутия) Айсен Николаев рассказал главному редактору ИА Регнум Марине Ахмедовой, почему противник на фронте боится бойцов из Якутии, как «лучшие в мире коммунальщики» работают при аномально низких температурах, каким образом развивается сотрудничество новых регионов с Якутией, а также почему западные санкции оказались бессильны против наших алмазов.

Иван Шилов ИА Регнум
Глава Республики Саха (Якутия) Айсен Николаев

— Айсен Сергеевич, в последнее время мы регулярно читаем новости о наших якутских бойцах СВО, которых особенно боятся вэсэушники. Откуда у вас появляются такие бойцы?

— Я на эту тему разговаривал с президентом Владимиром Владимировичем Путиным. На самом деле, в российской армии служат замечательные бойцы из всех регионов. Мы, якутяне (вне зависимости от национальности), вообще очень миролюбивые люди, но испокон веков мы умели вставать на защиту своей Родины. Потому что любое покушение на суверенитет нашей страны — это покушение на нас самих. Поэтому ребята идут сражаться.

Кстати, только у нас в «БАРСах» есть добровольческий отряд со своим названием «Боотур», которое ему присвоено решением Минобороны. Через него прошли тысячи ребят. И когда я разговариваю с бойцами (уже героями или теми, кто недавно пошел служить по контракту), то вижу, что все они понимают цели и задачи СВО.

Мы сражаемся с фашистами. Делаем дело, которое наши деды сделали в 1945 году. К сожалению, мы тогда не добили бандеровцев, поэтому сейчас приходится пожинать эти плоды и вновь бороться с нацизмом.

Конечно, мы все выросли в суровых условиях Якутии и в общении с природой. Наши бойцы — прекрасные хозяйственники. Они с детства умеют обращаться с оружием, ориентироваться в самых сложных природных условиях. А самый большой плюс — у нас каждый парень умеет работать с техникой: беспилотники, автомобили, трактора (если ты умеешь водить трактор — умеешь водить танк).

Поэтому сегодня десять Героев России, которые заслужили это звание на СВО, — выходцы из Якутии.

— Я понимаю, что техника нужна, особенно когда живёшь в улусах и сам добываешь себе пропитание. А откуда якутяне умеют обращаться с беспилотниками?

— У нас в Якутии очень активно развиваются IT-технологии. Мы и раньше работали с квадрокоптерами. Когда в первые месяцы СВО мы увидели, что враг активно применяет БПЛА против наших ребят, стало понятно, что нам нужны не только дроны, но и люди, которые умеют ими управлять. Мы одними из первых в России открыли у себя учебный Центр беспилотной авиации на базе колледжа связи.

В дальнейшем начали связываться с командованием наших войсковых частей и группировки «Восток». Создали качественную систему, в рамках которой помогаем нашим вооружённым силам создавать полигоны для обучения бойцов навыкам работы с беспилотниками.

Кстати, прошлым летом во время визита президента мы показали, как работает наш центр, который уже по заданию инженерных войск начинал отбирать и готовить бойцов.

Надеемся, в скором времени в Якутии будут созданы целые войсковые части не только по беспилотной авиации, но и вообще роботизированной технике. Потому что нам нужно серьёзно заниматься обороной нашей страны не только на западных её рубежах, но и на северных. В той же Арктике наземные, морские и воздушные беспилотные аппараты будут крайне востребованы.

— Все же видели ролик, как Андрей Григорьев боролся с боевиком ВСУ и победил его в честной ножевой схватке. Это тоже особенность жизни в Якутии?

— Якутские ножи — сами по себе уникальны. Вроде бы очень простой нож, но, на самом деле, он несёт в себе опыт тысячелетий. Они реально пришли к нам из старины и с тех пор практически не менялись. У нас всегда умели ковать и холодное оружие, и орудия труда. Специалисты признают, что именно якутские ножи лучше всего подходят и для войны, и для мирной жизни.

Я часто вручаю нашим бойцам ножи с дарственной надписью: «Берегите нашу Родину». Андрей тоже продемонстрировал то, что мы все (особенно те, кто вырос в сельской местности) умеем обращаться с ножом. У меня тоже был нож, я тоже умею им пользоваться.

— А что вы делаете ножом?

— Якутским ножом можно делать всё, что угодно: разделывать добычу на охоте или тушу при забое скота, заниматься резьбой по дереву, использовать в быту. Якутский нож — универсальный, и Андрей его прославил на весь мир.

Кстати, он же оставил свой нож на ЛБС, я ему новый вручил. Причём, как вы знаете, мы ножи не дарим — ты его должен обязательно купить. Если тебе нож дарят, обязательно нужно копейку отдать.

— А вы в детстве тоже жили в сельской местности?

— Да, вырос в деревне. Я и сейчас достаточно часто бываю у матери. Мои родители до сих пор живут в деревне.

— Когда к ним приезжаете, помогаете по хозяйству?

— Да нет, у них всё нормально, слава Богу. Приезжаю больше отдохнуть (смеётся).

— А дедушка и бабушка у вас были?

— Конечно. Меня вообще дед воспитал. Это был очень знаменитый у нас человек, фронтовик. Сражался под Сталинградом, был тяжело ранен, а после лечения служил во внутренних войсках НКВД — как раз воевал с бандеровцами на Западной Украине.

Честно говоря, я где-то до 10 лет думал, что бандеровцы — это отдельный народ. Потому что он их, мягко говоря, не любил. Дед был очень недоволен тем, что Хрущёв их из тюрем выпустил. Говорил: «С немцами всё было понятно. Это — враг. Они на нас наваливаются — мы отступаем. Мы их побеждаем — они отступают. А вот эти бандеровцы — днём они друзья, а по ночам столько наших ребят порезали… Это звери — они очень жестко пытали и убивали людей».

Я это мало понимал тогда. А сейчас, когда езжу в зону СВО к ребятам, вижу, что творят эти фашисты. Всё, что говорил мой дед, — чистая правда.

— А как это воспринимает менталитет жителей Якутии? То, что ты приходишь к кому-то в гости, тебе человек в лицо улыбается, а ночью он на тебя готовит засаду.

— Это звери. Это противоречит всем нормам человеческой морали. В Якутии гость — священное понятие. Если он у тебя дома, ты должен его защищать. Даже если он тебе по каким-то причинам не нравится.

— Насколько я знаю, якуты верят в духов предков. Они боятся, что, если сделают какую-то гадость, духи предков их могут за это наказать?

— Если ты поступил нечестно, конечно, c тебя спросят. И учитывая, что творится на Украине, мы понимаем, что мы воюем точно со злом. Человек любой религии (православный, мусульманин или верящий в тенгрианство, как многие в Якутии) знает, что против нас сражаются те, кто представляет силы тьмы. Мы обязательно должны их победить.

— А нет страха перед этими силами тьмы и зла?

— Мы выжили там, где замёрзли мамонты (смеётся). Когда люди живут при температуре минус 60 — минус 70, они ничего не боятся.

— А минус 70 — это разве не аномально даже для Якутии?

— Конечно, аномально. 70 — аномально, 60 — очень холодно, а 50 — это норма. Я бы даже сказал, что эта зима у нас очень тёплая, потому что в самом Якутске температура минус 50 и ниже была только две-три недели. Обычно минус 50 держится месяц и больше.

— Как якутяне воспринимают жизнь в этом постоянном морозе? Как противостояние стихии? Или это обычное дело: «Ну и что, что минус 60, я на работу пошёл».

— Люди ко всему привыкают. А что касается противостояния, то, если вдруг случается крупная коммунальная авария, у нас есть четыре-шесть часов, чтобы спасти посёлок от замерзания. Иначе последствия будут необратимыми. Пока есть время, мы должны вернуть людям тепло и свет.

Наши коммунальщики — лучшие в мире, потому что действуют очень быстро.

Например, этой зимой у нас была очень тяжёлая ситуация в Жиганске (один из райцентров арктической зоны), когда при температуре минус 50 из восьми котлов работали только два. Мы понимали, что долго они не выдержат. Пришлось привозить дополнительное оборудование, чтобы запустить ещё пару котлов и восстановить остальные. Для этого ночью мы подняли авиацию. На вертолётах перебросили технику и бригады рабочих за тысячи километров. Не только из Якутска, но и из Мирного (родной город Андрея Григорьева).

Когда ребята прибыли на место, они убрали всю автоматику, перешли на ручное управление и выиграли время, которое позволило нарастить группировку коммунальных служб. В течение трёх суток мы с аварией справились.

Конечно, в домах было холодно, температура стояла плюс 10-15 градусов. Но всё выдержало и нормализовалось.

— А что происходит с посёлком, если его не спасти за четыре-шесть часов?

— Всё замерзает. И в домах, и на предприятиях все теплотрассы помёрзнут. Это колоссальный урон. А когда потеплеет, придётся полностью менять всю систему отопления.

— Поговорим о демографии. У вас снижаются показатели рождаемости?

— Снижаются, как и по всей стране. При этом Якутия остаётся на 9-10 месте по коэффициенту рождаемости в целом по России и бесспорным лидером по Дальнему Востоку. Тем не менее меня эта ситуация тревожит. Мы принимаем меры, чтобы рождаемость не снижалась быстрыми темпами, а потом стабилизировалась, и в дальнейшем начался рост.

В этом году я внёс в парламент республики законопроект (уверен, что его примут в качестве закона), в соответствии с которым с 1 января семьи, в которых рождается четвёртый и последующий ребенок, тоже будут получать республиканский семейный капитал.

Почему я так сделал? Дело в том, что на второго ребёнка есть федеральный материнский капитал. На третьего — наш оригинальный семейный капитал. А если семья решается на рождение четвёртого и последующих детей, они ни на что претендовать не могут. Я же считаю, что много детей в семье — это подвиг в наше время.

Более того, согласно статистике, более 20% детей, которые рождаются в Якутии, это как раз четвёртые и последующие. Конечно, такие семьи нужно поддерживать.

Республиканский капитал — это 330 тысяч рублей. Ещё у нас есть капитал «Дети столетия». В 2022 году, когда Якутия отмечала 100 лет со дня учреждения республики, мы выплачивали 100 тысяч рублей за каждого ребёнка, который родился в 2022 году. Людям это понравилось. Семьи писали мне, чтобы мы это продлили. Поэтому мы продлили ещё на пять лет — по 2027 год.

Таким образом, семьи, у которых родится четвёртый и последующий ребенок, получат 430 тысяч рублей.

— Вы говорили, что санкции делают нас сильнее. Я слышала, что Якутия после начала СВО начала покупать горнопроходческую технику прямо в ДНР.

— Это правда. Мы заинтересованы в том, чтобы помогать новым регионам. Мы восстановили Кировское. Денис Пушилин попросил, чтобы мы занялись другими районами — сейчас восстанавливаем Докучаевский городской округ. При всех сложностях там ещё сохранился огромный машиностроительный потенциал, который послужит не только для восстановления ДНР, но и для всей страны. Поэтому некоторые якутские угольные компании заключают договоры и что-то там берут. Уверен, техники из Донбасса у нас будет больше.

— В декабре я была на Ясиноватском машиностроительном заводе. Там мне показывали горнопроходческий комбайн для добычи алмазов и сказали, что это комбайн именно для Якутии.

— А алмазы кроме Якутии никто не добывает (смеётся).

— Люди у вас довольны этой техникой?

— Конечно, к любой новой технике всегда есть вопросы. Проще махнуть рукой и сказать: «На Западе лучше делают, давайте у них покупать». И что из этого выйдет? Будет как с самолётами.

Как вы знаете, советская авиапромышленность была одной из лучших в мире. Да, у них был более высокий расход топлива из-за несовершенства двигателей… Но мы перестали выпускать свои самолеты, перешли на «Боинг» и «Айрбас», а потом Запад наложил на нас санкции по всем направлениям — в том числе по авиации.

Теперь мы понимаем, что расход топлива на 10-20% — это не самое страшное. Самое страшное — это когда у тебя вообще самолётов нет.

Россия — огромная страна. У нас должен быть технологический суверенитет хотя бы по ключевым направлениям: транспорт, нефтегазовая отрасль и горная промышленность. Мы его добьёмся. Если не будем мечтать, что снова прибежим на Запад и всё у них купим. Мы сделаем своё. И оно будет даже лучше, чем у них.

— А почему вы не верите, что мы на Запад прибежим и там купим?

— Прошедшие годы показали, что они нам даже не партнёры. Там сидят люди, которые исподтишка или в открытую стараются делать всё, чтобы Россия как страна перестала существовать.

— Тем не менее от ваших бриллиантов они старались не отказываться. Например, Бельгия до последнего пыталась добиться, чтобы санкции на российские алмазы не накладывались.

— В итоге санкции всё же наложили. Причём наложили по всей мощи своих законов. И что получилось? В прошлом году наша компания «Алроса» впервые опередила британскую корпорацию De Beers и по объёмам, и по продажам. За что боролись, на то и напоролись.

— Я по случаю нашего с вами интервью специально надела якутские бриллианты. И не потому, что у меня есть деньги на их покупку. Просто в 2012 году меня наградили журналистской премией «Искра» за мой репортаж, в статуэтку вмонтировали бриллиант. И я стояла на сцене и выкручивала этот бриллиант, надеясь в следующем году получить второй и сделать серёжки. Спонсором этой премии была как раз «Алроса». Хочется понять: если наши бриллианты находятся под санкциями, как «Алроса» может опережать De Beers?

— На нашу нефтегазовую отрасль тоже накладывают всевозможные санкции. При этом российской нефти продаётся незначительно меньше. Газа, может быть, продаётся меньше, но в итоге от этого пострадала сама Европа, которая сейчас покупает газ в разы дороже в Америке или на Ближнем Востоке. То же — с алмазами.

Россия как страна и компания «Алроса» — это мировые лидеры. Мы всегда добывали 30-35% от мировых объёмов, наша доля на мировом рынке была 25-30%. А когда Запад начал вводить санкции, неглупые люди, которые занимаются этим бизнесом в Бельгии или в США, говорили, что санкции не приведут ни к чему хорошему для компаний, которые работают на западном рынке.

Более того, сегодня есть реальные предпосылки, что De Beers может попасть в очень тяжёлое финансовое положение — вплоть до банкротства.

— Почему?

— Потому что с помощью санкций легко разрушить рынок, а восстановить его очень тяжело.

Когда мы уходим с какого-то рынка, мы создаём свой, куда уходит ряд покупателей, заинтересованных в поставках высококачественных алмазов. То есть не нужно думать, что, если ты остался один, можешь диктовать кому-то свою волю. Это невозможно.

— Можно ли ставить вопрос, чьи алмазы лучше: якутские или африканские?

— Многое зависит от ювелиров: от качества их работы, от подачи. Любые бриллианты прекрасны: и африканские, и якутские. Главное, чтобы мужчины всегда сохраняли в себе желание дарить их женщинам (смеётся).

— Мне кажется, эта традиция скоро закончится. В мире же сокращаются залежи алмазов.

— За последние десятилетия в мире действительно не найдено очень крупных месторождений алмазов.

— И при этом появляются выращенные алмазы.

— Это правда. Это серьёзный вызов. Свою нишу искусственные алмазы уже заняли. Но при этом есть ряд нюансов, которые не позволяют говорить, что они займут весь рынок. Когда-то это была ярко выраженная угроза. Сейчас ситуация успокоилась.

— Вы из Якутии, у вас они в земле под ногами лежат. Вы, наверное, как-то по-своему относитесь к этому камню?

— Я бы так не сказал. Массовая добыча алмазов началась только в 1950-е годы — в советское время. У якутов, которые живут там многие столетия, нет суеверий или легенд, связанных с алмазами. Это просто очень красивый камень.

— И сейчас формируется новый рынок, где могут продаваться российские алмазы и бриллианты.

— Конечно, этот рынок сам по себе очень тяжёлый. Китай никак не может после ковида восстановиться, американский рынок тоже сильно трясло перед выборами. Но мы надеемся, что это циклический процесс. Нельзя сказать, что сегодня рынок стал плохим. Плохим он был в 2017–2018 годы. Очень серьёзный кризис был в 2008–2009 годах, в 2013 году — тоже. Но все эти циклические процессы пройдут, всё будет нормально.

— То есть санкции нас никак не затронули? В том смысле, что не стало хуже?

— Стало сложнее. Но сказать, что коренным образом стало всё хуже, я точно не могу. Усложнились расчёты и работа по поставкам техники. Но в целом, повторюсь, всё нормально.

— С какими основными проблемами сталкивается Якутия?

— Мы неотъемлемая часть России. Особенно серьёзно по нам бьёт проблема крайне высокой ключевой ставки.

Ни у предприятий, ни у бюджета нет возможности мобилизовать десятки миллиардов рублей, поэтому мы традиционно привлекаем заёмные средства. Но одно дело, когда кредиты были под 7-8%, а сейчас они — от 23 до 30%. Причём некоторые банки уже говорят: «Мы вообще не очень хотим что-то кредитовать».

То, что мы решили бороться с инфляцией через повышение ключевой ставки Центробанка, — неправильно. Может быть, повышать её и нужно. Но не задирать настолько, что малый бизнес сегодня практически лишён возможности получать кредиты. А если и получает, лучше от этого никому не становится.

Допустим, вы хотите открыть продуктовый магазин, получили кредит под 30%. Не будете же вы издержки из своего кармана выплачивать — вы их закладываете в цену товара. В результате мы идём в магазин и видим: то, что вчера стоило 100 рублей, сегодня стоит 120.

Не скажу, что это вызывает крайние формы протеста. Всё-таки люди понимают, в какой ситуации мы сегодня живём. Но я считаю, что финансово-экономическому блоку правительства и Центробанку нужно найти некий консенсус и не жить в плену иллюзий, что у нас всё замечательно. Людям тяжело.

— Вы считаете, что общество может дойти до предела?

— До предела может дойти экономика, когда предприятия будут останавливаться в силу того, что не смогут брать кредиты и расплачиваться с контрагентами. И эта не очень хорошая история может распространиться на социальное самочувствие всего общества.

— И может измениться отношение к СВО?

— Нет, это не изменит отношения к СВО, но в целом это ослабит страну. А нам нужно быть сегодня сильными, чтобы как можно быстрее достичь победы.

— И всё-таки Якутия далеко, её не затрагивают прилёты беспилотников. Это не приграничье. Почему люди там так откликнулись?

— Потому что мы все живем в одной стране. Если каждый будет считать, что от меня это далеко, это уже не единая страна. Единая страна — это когда проблемы любой нашей территории касаются каждого.

— Как именно вы скрепляете Якутию и Курскую область? Что происходит, чтобы между ними возникли сшивающие нити?

— Повторюсь, война одинакова для всех. Наши ребята сражаются и под Курском, и под Херсоном, и на Запорожье. Сражаются не за конкретную территорию, а за свою страну.

— Когда иноагенты продвигают сепаратистские настроения и говорят, что Россия должна развалиться, то в качестве примеров того, что должно отпасть, приводят Северный Кавказ и Якутию. Якобы Якутия могла бы и без России продавать свои алмазы. Что бы вы могли сказать таким людям?

— Они спят и видят, как это случится. Якутия — это одна пятая часть страны, причём богатейшая ее часть. Конечно, они хотели бы сыграть на этих чувствах. Но мы же помним историю Советского Союза, когда все республики в один момент радостно сказали, что без СССР смогут прожить счастливо.

РСФСР говорила: «Зачем нам Средняя Азия, она у нас только деньги высасывает». Латвия кричала: «Вот мы сейчас уйдем в Европу — и все будут нам завидовать». Про Украину вы сами всё знаете. И где это всё? Какая страна может сказать, что 90-е и нулевые прошли у неё замечательно? Да никакая. Сколько лет прошло, а мы до сих пор жалеем, что единая страна развалилась под соусом того, что «вместе мы жили плохо, а по отдельности будем жить хорошо».

— Были случаи, когда вы встречались с людьми и они вам по-простому задавали вопрос, почему началась война?

— У меня это и сейчас спрашивают. Отвечаю, что эта война началась с развала Советского Союза, когда часть единого народа накачали идеологией, что все беды у них — именно от русских. А потом ещё все эти бандеровцы с Западной Украины вылезли и практически захватили власть.

— А как вы считаете, что такое Русский мир?

— Русский мир — это то, что у нас было. Это Российская империя. Это те, кто объединён вокруг русской цивилизации, которая гораздо шире одного русского народа и включает в себя многообразие других народов.

— Якутские черты в рамках этой русской цивилизации не размываются?

— Наоборот, они усиливаются.

Главная сила России в том, что она объединяет самые разные народы и религии. И когда она их объединяет вокруг идеи единой страны, Россию практически невозможно победить. А если мы начнём делиться по религиозным или национальным соображениям, ни к чему хорошему это точно не приведёт.

— А как сделать, чтобы этого не происходило?

— Я считаю, что мы сейчас делаем всё абсолютно правильно.

— Люди, которые уехали за границу и там работают на Запад, говорят, что Россия — это империя, собранная из колоний. А вы сейчас говорите, что это империя, в которой национальные черты разных народов — как разные грани бриллиантов. Чем их больше, тем ярче они светятся.

— Русский народ — сам по себе не народ-колонизатор. Это народ, который объединял народы и государства не через кровь и максимальное внедрение своих ценностей. Посмотрите, что сделал Запад с бедными индейцами Северной Америки. Я же в своё время был активным членом многих международных муниципальных организаций. Ездил, встречался. И когда я говорил с потомками индейцев, они реально плакали: «Наши народы были уничтожены, искусственно ассимилированы, лишены языков, верований, земель». Целый континент вырезали и сидят там спокойно.

А Россия — страна, которая всех принимает радостно.

— Мне показалось, вы историю индейцев впустили глубоко в себя.

— Я внимательно изучал историю освоения русскими территорий вплоть до Аляски. Конечно, были столкновения местного населения с казаками, но в целом всё проходило достаточно мирно. Малые народы понимали, что никто их унижать не будет. Наоборот: когда ты входишь в большое государство, у тебя появляются закон и возможности для развития.

— Вам как главе региона виднее, что такого делает Россия, чтобы якуты могли сохранить свои традиции.

— Мы за последние 30 лет как народ развились очень серьёзно. Наши национальные черты, праздники и духовность получили огромный импульс. Нам не то что не мешают, нам помогают это развивать. Какой любой другой народ, кроме русского, помог бы народу Саха выйти на такие серьёзные высоты в развитии национальной культуры?

— С другой стороны, можно так развить своё собственное национальное самосознание, что люди скажут: «А вы, русские, нам не нужны».

— Не думаю, что у нас так будет, потому что развитие национального сознания якутов идёт правильным образом. Мы не говорим, что мы самые умные и красивые. Мы понимаем, что все мы — дети одной земли. И развиваться мы можем в дружбе и сотрудничестве с остальными, защищая при этом одну большую страну.

Иначе будет так, как на Украине, когда русские люди кричали, что с доисторических времён были отдельным народом, который создал не только Киевскую Русь, но и весь мир. Это же бред. Любому нормальному человеку, который хоть что-то понимает в истории, всё понятно. А вот целый народ в это поверил. И вот к чему это привело.

— В таком случае в менталитете Москвы должны содержаться элементы Якутии и Северного Кавказа. Чтобы это был взаимный процесс, мы были бы монолитными. Как вы думаете, это есть?

— Знаете, везде своих дураков хватает (смеётся). Я не скажу, что и у нас там всё идеально, и здесь всё идеально. Но в целом я считаю, что президент в этой части проводит очень правильную политику, которую я полностью разделяю. Большой государствообразующий русский народ взял на себя ответственность за развитие всей страны, а мы ему помогаем, вместе в одной большой семье равноправных народов идём вперёд. Мы нашли правильный баланс.

— Вы говорите, что дураков везде хватает. Но сейчас у Якутии — десять Героев России, их показывают. Уверена, что и видео с Андреем Григорьевым, скрежеща зубами, посмотрели в Европе и в Америке, и подумали, что всё-таки с нами будет сложно.

— С этими людьми лучше не связываться, вот что они подумали.

— Как вы думаете, на этих дураков влияют такие истории: у нас боец доблестно сражается, он якут. А ты чего, дурак, сидишь и ругаешься?

— Конечно. Я вообще считаю, что за время СВО мнение о Якутии серьёзно поменялось. Раньше все верили в этот стереотип, что Якутия — это там, где очень холодно и много алмазов. А сейчас всё больше людей вспоминают Якутию в связи с нашими бойцами (Андрей Григорьев, экипаж танка «Алёша»), а также в связи с якутским кино. Я счастлив, что мы за последние годы изменили не только своё самосознание, но и отношение к нам в стране и в мире.

— То, что эти изменения произошли при вашем губернаторстве, придаёт вам чувства торжества и гордости?

— Нет, не придаёт. Я просто считаю, что делаю правильные вещи.

— Тем не менее у этого есть и обратная сторона, потому что жители Якутии гибнут на фронте. Вы наверняка встречаетесь с их родственниками. Как вы это переживаете?

— Это очень тяжело. Каждый раз — очень личное.

— А как вы находите слова поддержки?

— Я знаю, за что мы сражаемся и за что погибли и гибнут сегодня наши ребята.

— Когда я готовилась к интервью, хотела спросить, рассказывали ли вам дедушка и бабушка якутские сказки. А вы уже сказали, что дед вам о бандеровцах рассказывал.

— Почему же? Сказки он тоже рассказывал (смеётся). Дед был известным сказителем Олонхо, который, кстати, недавно показывал наш театр в Московском губернском театре. Все его песнопения с детства у меня в подкорке сидят.

Олонхо — это якутский эпос. Он начинается с зарождения Земли: как на ней появились человек и народ Саха. Потом рассказывается о конкретном герое и его борьбе с тёмными силами. Фактически это фэнтези, которое сказитель исполняет как театр одного актёра. Он и разными голосами поёт, и стихами это произносит. Уникальное явление. Недаром ЮНЕСКО признала его нематериальным шедевром человечества.

— И молодёжь по-прежнему его слушает, несмотря на TikTok?

— Не просто слушает. Становится больше тех, кто Олонхо исполняет.

— А где ваш дедушка взял героя?

— Это всё мифические богатыри, не исторические личности.

— Получается так: ваш дедушка следовал национальной традиции, пошёл на фронт. Потом поехал на Западную Украину, где встретился с настоящим злом (потому что подлость — это зло), а затем придал своим рассказам о борьбе с фашизмом черты якутского эпоса. Такое может быть?

— Для нас зло — это всегда зло. Просто зло может быть окрашено в разные тона и появляться в разных местах, в том числе на Украине.

— Тогда становится понятно, почему жители Якутии близко к сердцу восприняли СВО. Ведь у них тоже были дедушки и прадедушки, которые отвоевали в Великой Отечественной войне, вернулись и заложили это своё столкновение и борьбу со злом уже в национальный эпос. И этот эпос дальше передавался от поколения к поколению. Уж простите, но красивая теория.

— В годы Великой Отечественной войны 65 тысяч якутян ушли на фронт. Это много. Из них вернулись 35 тысяч человек. К сожалению, сейчас у нас живут только девять ветеранов. Дай Бог им подольше побыть с нами. Конечно, мы помним своих дедов и прадедов. Это Великая Победа и для Якутии, и для всей нашей страны.

— Вы были 10-летним мальчиком. Ваш дедушка рассказывал вам о бандеровцах. Вы в Улусе, вам холодно, а тут — какая-то Западная Украина. Вам не казалось, что это неинтересно или странно? Вы не хотели это отторгнуть, не слушать?

— На самом деле, дедушка, как и многие фронтовики, о войне вообще не любил рассказывать. Они эту тему поднимали между собой только на 9 мая или 23 февраля. У меня же много родственников воевало: вся грудь — в орденах и медалях. Приходили в гости, вспоминали о прошлом. А я рядом сидел и слушал.

— Я думаю, что, когда наши герои вернутся с СВО, они будут так же встречаться и вспоминать об этом.

— Только дай Бог, чтобы не было новой войны. Я в детстве не понимал, почему они всегда поднимали тост «Лишь бы не было войны». Казалось странным, почему они одно и то же повторяют. А сейчас я уверен, что наше поколение тоже после победы будет много раз поднимать тосты за то, чтобы больше войны не было.

— Ещё я должна вас спросить о пожарах, которые периодически приходят в Якутию в последние годы.

— Они всегда были и будут.

— С этим ничего нельзя сделать? Или можно как-то заблаговременно бороться?

— Территория Якутии — это почти 300 миллионов гектаров леса. Такую территорию невозможно охватить круглосуточным авиационным надзором. Тем более 96% лесных пожаров происходят из-за сухих гроз летом.

Как это случается? Жарко. Вроде бы идёт грозовая туча, идут разряды. Но вместо дождя сверху падает несколько капелек, которые не долетают до земли и испаряются, потому что температура — очень высокая: 35-40 градусов. Молния бьёт в засохшее дерево и начинается пожар.

Я читал воспоминания путешественников и смотрел статистику XIX–XX веков, когда горели несколько десятков миллионов гектаров. Если бы сейчас происходило то же самое, была бы катастрофа.

Конечно, сейчас мы должны делать всё, чтобы минимизировать распространение пожара. Этому способствуют в том числе решения президента. В частности, серьёзно увеличено федеральное финансирование, открываются новые авиационные отделения, приходят новые люди. По штатной численности спасателей мы уже возвращаемся на уровень Советского Союза.

При этом хочу сказать, что мы очень серьёзно сражаемся с пожарами. У нас операции большие проходят. Да, в 2021 году у нас реально была очень серьёзная ситуация, когда мы не были готовы к таким пожарам. Тем не менее мы смогли его удержать — за исключением одного села.

Причем Евгений Зиничев (он был на тот момент главой МЧС) мне говорил, что спасатели тогда совершили подвиг. Потому что по всем законам распространения лесных пожаров эта деревня должна была сгореть вместе с жителями. А ребята сделали так, что пожар захватил лишь часть села и пошёл дальше. Его через 200 километров остановили.

Пожар — это страшная стихия. Если её не остановить, наступят страшные последствия. Можно вспомнить, что недавно произошло в Калифорнии. Я не злорадствую, но помню 2021 год, когда эти звезды Голливуда писали что-то вроде: «Что у вас там происходит? Неужели вы не можете эти лесные пожары остановить?» И что в итоге? У них пожары были в гораздо меньших масштабах, но это привело к страшной катастрофе.

— А почему их интересовала Якутия?

— Ну как же? Экология и всё такое… Шум-гам нужно было поднять, как в России всё плохо, а в Америке — хорошо.

Повторюсь, пожары будут всегда. Но распространение пожара будет зависеть от того, насколько вы наготове. Во всяком случае, его нельзя подпускать к населённым пунктам и объектам экономики.

— Ещё я не могу вас не спросить о бездомных животных. Мы с вами в своё время спорили на эту тему. Но я знаю, что с тех пор ситуация в Якутии изменилась, появились приюты для бездомных животных.

— Сегодня все стороны тогдашних конфликтов немного поменяли своё отношение. Приюты у нас работают.

Что касается Якутска, это был трагический случай, когда три года назад женщина погибла. С тех пор городские власти гораздо более серьёзно этим вопросом занимаются: отлов животных, чипизация, установление владельцев… Ситуация более-менее выровнялась. Ну и приют хороший был создан.

Многие зоозащитные организации приезжают, смотрят. Его, в частности, посещал депутат Бурматов. Я считаю, что мы самую тяжёлую точку прошли. Но создать такие приюты в каждом районном центре — очень сложно.

— А почему?

— Потому что на их содержание нужны деньги. Если вы держите там собак, помещение нужно отапливать. А у нас морозы — минус 60. Мы сейчас выделяем 85 миллионов рублей в год на работу с безнадзорными животными, причём выделяем каждый год деньги на средства для определённых приютов. Работа идёт. Но всё равно нужно решать проблему с животными, которые достаточно долгий период не находят себе хозяев — 30 или 60 дней.

Мы же пожизненно собак не можем содержать в муниципалитете. А когда их обратно отпускаешь на улицу, особенно в условиях севера, они опять сбиваются в стаи. И, к сожалению, теория о том, что, если их стерилизовать, они становятся спокойными и на людей не бросаются, не работает.

— А вы работаете с регионами, где тоже сложные климатические условия, при этом программы стерилизации дают свои плоды: сокращают численность бездомных животных и убеждают людей, что собак нужно не покупать, а брать в приюте?

— У нас много собак берут в приютах. При этом за прошлый год у нас 4 тысячи собак было отловлено. Понятно, что большинство из них как раз пристроено волонтёрами и добрыми людьми, которые просто собак этих забирают. Из других регионов тоже просят, чтобы им собак отправляли.

Но вы правы, что нужно менять культуру людей. Эти собаки же не с Марса к нам прибыли. Были хозяева, которые выбросили их на улицу. А когда собака остаётся один на один с нашими морозами, сразу же превращается в дикое животное.