Бойцы из болота. Два дня с поисковым отрядом на рубеже зимы 1942 года

Чёрные болотные, напитавшиеся водичкой за восемьдесят с лишним лет кости — тяжкая ноша. Связанные вместе два мешка с останками солдат Красной армии, погибших зимой 1942 года, оставили на шее кровоподтёки, но ныть было нельзя. Впереди и сзади топали с такими же мешками, покряхтывая, мужики в уляпанных грязью резиновых сапогах.

Иначе вынести бойцов из мрачного, сырого леса, где они пролежали столько лет в глубокой воронке, было никак. Великая Пустошь, глухомань, вымершие невесть когда деревни, к которым ведут заросшие направления. Только лоси и браконьеры тут бродят, на старой дороге тут и там следы, но человеческие — только наши. Полтора километра пешком от лагеря до болота и столько же обратно.

Для города расстояние — раз плюнуть.

Но вы добавьте сюда тучи оголодавших комаров, узкую тропинку, пробитую в пойменных джунглях, чавкающие лужи по старой просеке, упавшие деревья, которые где-то переступи, а где-то поклонись, переползая. А потом, как у большой воронке с тухлой, застоявшейся водой вправо свернёшь — гляди под ноги, чтобы сапоги о старую колючую проволоку не порвать.

Тут как натянули её то ли наши, то ли немцы — так она и клубится меж деревьев. Где-то даже столбики остались, на которых её крепили, а в других местах предательски она выпускает свои хищные отростки из-под старой листвы. Зацепился — и привет.

Дальше начинается та самая болотина, внезапно: вроде бы только что по сухому шёл, а тут уже под ногами хлюпает и надо глядеть ещё внимательней. Не туда ступнул — и уже в сапоге мокро и холодно, а то и вообще без сапога дальше пойдешь белкам на смех.

Место для прогулок не самое лучшее, а тогда, в Великую Отечественную, и вовсе гиблое.

Народу в этих местах полегло великое множество, каждый год поисковые отряды находят и хоронят под тысячу человек, а в прошлые годы и за вахту столько поднять было делом обычным. Воронкой на 150–200 бойцов никого не удивишь, работы только больше, вот и вся разница.

А наших 16 человек, поднятых в итоге тяжкого трёхдневного труда, явно хоронили свои. На всех — один раскрученный тогда еще медальон, оружия нет, да и личных вещей не так много.

Во-первых, немецкая зажигалка керамическая, трофейная. Ложка, подписная с инициалами СВИ, явно из дому прихвачена. Что хотел сказать боец, рисуя череп с костями на черпале — непонятно, но вещь оригинальная, интересная.

Кружки эмалированные, ну, это не редкость, хотя в таком сохране и не частость. А кожа ремней много где хорошо сохраняется, ей влажность очень даже нравится. Бывало такое, что подсумок заново прошил — и как новый. Но тут вещь с человека, ему принадлежит — с ним и в могилу ляжет.

Но чтобы это случилось — живым нужно крепко наломать спины.

Верховое болото стоит на прочной основе из белой, с синеватым отливом глины. Она воду дальше не пускает, и потому сколько бы ты ни углублялся — пепсикольная торфяная водичка со всей округи будет стремительно наполнять выкопанную яму. Тут и деревья корни свои распускают в разные стороны, чтобы не захлебнуться, взбираются на кочки, спасаясь от сырости.

Но поисковикам такая обстановка привычна и понятна: развели костерок от летающих злыдней, навалились на обводную канаву со сливными ямами. Потом сняли весь мох и торф над останками, а следом отбили бортик между ними и канавой. Первая помпа с нагрузкой не справилась — скисла. Притащили вторую, помощнее, но и про обычное оцинкованное ведро забывать нельзя, тут дело простое — черпай да выплескивай, любой справится.

«Вот такая она, смоленская археология», — комментирует командир, сочувственно глядя на мою скорбную фигуру. Ножки-ручки уже отказывают, и поясница посыпалась.

Но всё же за целый долгий день тяжелого физического труда основное было сделано: посреди комариного леса выросла чёрная прямоугольная яма, посреди которой один на другом лежали бойцы. Неплохо сохранившиеся валенки, остатки шинелей, разбитые черепа, на всех — один раскрученный тогда ещё смертный медальон.

По всем признакам, хоронили свои.

Ну как хоронили — стащили в подходящую воронку да прибросали ветками. Хвоя образца 1942 года зеленеет как новенькая. Личных вещей практически нет, медальонов тоже — значит, позабирали, как и оружие. Теоретически можно погадать, кто они, поискать среди списков погибших совпадающие инициалы с той ложки, одной из трёх, подписанной по солдатской привычке.

Но это источник ненадежный, в идентификации её лучше не использовать, как и другие подписанные вещи. Слишком часто их теряли, дарили, друг у друга воровали или брали с убитого. Был такой случай, что на ложке боец всю свою семью изобразил и каждого подписал, и портсигар при нём был с его фамилией. А нашли сына, сделали анализ ДНК — оказалось, что не он. Хотя, казалось бы: ура, всё так красиво сложилось.

Наутро бывшая воронка (а теперь по всем военно-археологическим правилам организованный раскоп) до краев была полна коричневой влагой. Ничего не поделаешь. И если накануне в яме еще можно было кое-где стоять, то теперь всем пришлось натурально плавать.

Как трудолюбивые бобры, одни поисковики делали дамбу — чтобы не плыл отвал и не подтапливали весёлые ручейки, вдруг начинающие бить из стенок. Другие непрерывно откачивали воду. Третьи продолжали выбрасывать лишний грунт. Четвертые дочистили останки и начали подъём.

Всё, что можно было сделать в таких условиях, было сделано, каждый боец расчищен максимально, чтобы была видна анатомия и положение. Когда сухо и комфортно, а времени много — такие раскопы зачищаются по науке, когда каждая косточка обмахивается кисточкой. В черной жиже, увы, такого не сделать. Тут задача номер один — не пропустить никакой фрагмент, а самое главное — не прощёлкать медальон.

Так что чавкающая масса тщательно пропускается через руки. Главному «зачищальщику», ветерану движения Саше коллеги периодически «дают в зубы, чтобы дым пошел». В грязи он по локоть, методично двигаясь от края к центру, перебирает грунт.

К концу второго дня на расстеленном огромном тенте выстраиваются в шеренгу по одному 15 красноармейцев, принявших свой последний бой, ещё не зная, что будет Победа. Но её бы могло и не быть, если бы не они — сломившие вражеские планы своим упорством, заплатившие за общее дело своими жизнями. Сражавшиеся в таких условиях, которые современному человеку, даже опытному и подготовленному, покажутся невыносимыми.

Вечером в лагере у костра пьют за них не чокаясь.

Главное, что теперь эти солдаты не брошены и не забыты — их похоронят как положено, на мемориале, с воинскими почестями. Как и многих до них и многих после них. Сколько уже десятилетий выезжают в леса и поля поисковые отряды, а работе этой конца-края не видно. И те пацаны, которые сейчас бесятся у палаток, пока отцы ломают спины, подрастут и тоже пойдут в поиск.

Потому, что найти нужно всех. Мы живем благодаря им, это известная истина. Так что похоронить своих солдат по-человечески — это то, без чего любые пафосные речи по памятным датам не будут иметь никакого смысла.