Рецепт эффективного симметричного ответа России на дело Скрипалей

С началом нового обострения в отношениях России и США в повседневность вернулась привычная для разгара холодной войны шпиономания. Русские шпионы везде, они «вмешиваются в выборы», отравляют подданных королевы Елизаветы II, покушаются на жизнь и достоинство журналистов, сбежавших в соседнюю страну. Я не знаю точно, но подозреваю, что СВР действительно не только цветочки на клумбе у Белого дома фотографирует, однако поверить в правдивость публично предъявленных обвинений тоже крайне сложно.

Мне сложно, хочу я сказать. Судя по западной и нашей либеральной прессе, кому-то совсем и несложно. И первое время меня это удивляло. Ну скажите на милость, что это за «вмешательство» в выборы в стране с трехсотмиллионным населением, если численность созданных для этого групп в Facebook не превышала нескольких сотен тысяч? Или вот сотрудники секретной организации, через email (не через игру/телеграм или даже VK, а через систему с максимальным количеством электронных следов), без какого-либо шифра обсуждающие свои текущие задачи. А еще вот есть отравители, которые ездят за границу по русским паспортам, прилетают прямо из Москвы, два раза приезжают на место будущего преступления, даже не потрудившись как-то замаскироваться, и оставляют флакон из-под яда прямо в номере отеля (в который накануне приводят проституток, если уж совсем всему верить). Самое интересное во всех этих событиях — это тотальная неуспешность агентов. В выборы вмешивались, но не повлияли, предателя травили, а убили кошку, да и отличить мертвого журналиста от живого не смогли.

Я не могу поверить в эти события. Точнее, не могу поверить в те истории, которые рассказаны вокруг каких-то, вероятно, вполне реальных событий. Однако очевидно, что верить в это должен кто-то другой: эти сказки сказывают не мне, а кому-то еще. И действительно, в это многие верят. С той или иной степенью оговорок, но в целом официальные версии западных спецслужб обсуждаются обществом и приобретают политический и юридический вес. Как такое может быть? Наглая пропаганда? Слепая доверчивость публики? Да, наверное, но откуда же берется такая доверчивость? Вот эта вот версия про яд, намазанный на ручку двери в плохую погоду… как у нее получается быть убедительной?

Всякая пропаганда не может существовать вне общего информационного поля. Точнее говоря, пропаганда — это попытка это поле пополнить какой-то новой для публики идеей или её крупицей. И в этом пропаганда подобна «до степени смешения» образованию — в тактическом смысле у них общие задачи. А если что-то выглядит, как образование, ходит, как образование, и крякает, как образование, то, может быть, и законы на него действуют те же, что и на образование? Скажем, есть такая штука, как «зона ближайшего развития», — это информация или навыки, которыми обучающийся может оперировать только в присутствии обучающего, но не освоил их настолько, чтобы мочь применять непосредственно. Согласно некоторым образовательным теориям, обучить кого-то чему-либо можно, лишь подкидывая информацию в эту самую «зону ближайшего развития».

Это значит, что следует различать три случая:

Однако, люди организованы так, что не всегда способны различать то, что следует различать. Особенно, когда дело касается их самих. И если признаться в полном незнании чего-то самому себе ещё иногда у нас получается, то надежно различить знание и частичное знание совсем не так просто. Чаще, сталкиваясь с чем-то, в чем мы не так уж хорошо разбираемся, мы приписываем себе недостающее знание и «забываем» о том, что наши выводы в этой области не так уж и точны. Именно этим эффектом и пользуются манипуляторы и пропагандисты всех мастей — они подкидывают нужный им вывод в мутную воду предрассудков и недодумок.

Рецепт успешного «внедрения» таков:

а) рассказывайте историю, скелетом которой является набор стереотипов, который, как вы знаете, разделят ваша аудитория;

б) наполните историю деталями, на 80−90% близкими и понятными аудитории, чем-то, что они могут пощупать, примерить на себя;

в) зерна внедряемой идеи аккуратно размещайте в оставшихся 10−20% деталей, при этом говорить об идее вслух — дурной тон, ведь вам нужно добиться, чтобы слушатели «сами» дошли до правильного вывода;

г) повторите все пункты вплоть до полного усвоения.

Сложность тут только одна — нужно очень точно знать содержание этих самых предрассудков. Чтобы убедить «цивилизованного человека» в том, что Россия — новый агрессор и источник биотерроризма, нужно обратиться к правильным образам, иначе предполагаемый вывод будет отвергнут аудиторией. Именно поэтому мне так сложно поверить во все эти истории — мой набор предрассудков о деятельности разведслужб разительно отличается от того, на который направлен этот конкретный пропагандистский удар.

Так каков же этот набор?

Он достаточно хорошо известен и начал формироваться в 50-е годы во времена закладки фундамента еще первой холодной войны. Это образ русского шпиона, военного и вообще русского врага как такового. Таковой враг: глуп, злобен, мотивирован чем-то сравнительно простым типа мести или секса, часто склонен к насилию, выполняет приказы, не задумываясь, физически крепок и силен, однако, любит строить сложные заговоры, которые ввиду вышеозначенной глупости (и героизма сил добра) не в состоянии довести до конца, за спиной врага чаще всего стоит сложная, непонятная, но большая и мощная организация, обеспечивающая его ресурсами (на грани или за гранью фантастики). Русских такого типа можно обнаружить в десятках, если не тысячах художественных произведений, что, впрочем, не исключает и иные типажи. Вопрос только в том, актуален ли этот, казалось бы, старый и заезженный стереотип?

Актуален, как можно видеть. Отравление Скрипалей в Солсбери и последующее «разоблачение Бошарова и Петрова» выглядит как черновик типового сценария про русских шпионов-неумех и доблестных следователей из Скотленд-Ярда, которым помогают находчивые журналисты. Не секрет, что в условиях современных медиавойн не так уж важно что, где, когда и как произошло «на самом деле», но очень важно, как событие подано. И то, что в данном случае (как и некоторых смежных историях) машина пропаганды успешно обрабатывает именно этот образ врага, само по себе говорит о том, что он более чем «в тренде», а значит, его будут использовать снова и снова, чтобы подбросить западной публике еще какие-то замечательные выводы.

Загадочным для меня остается лишь поведение наших бойцов пропагандистского фронта, не просто упорно «играющих в защите», но и с успехом подтверждающих одну историю за другой, так точно вписываясь в предлагаемый стереотип, что невольно задумываешься — а кто же им самим пишет сценарии?! Так, достопамятное интервью «Бошарова и Петрова», данное RT, не просто не противоречит общей канве повествования, но как будто специально продолжает её. Кто тут кому подыгрывает и зачем? Ну да не важно.

Важно другое. СССР проиграл в войне в сфере международной пропаганды, и теперь, словно в наследство, Россия проигрывает современную медиавойну на всех возможных фронтах. А между тем играть в такие игры может больше одного игрока. Кстати, обратите внимание на элегантное китайское решение — они прямо и косвенно влияют на Голливуд, скупая киностудии и подкупая прокатчиков невероятным, растущим как на дрожжах рынком. Давно ли вы видели плохих китайцев в кино? Или слышали что-то про китайскую злобную разведку? Кажется, и китайские застенки уже не так ужасны, как были несколько лет назад. Но вернемся к России, последний заметный международный успех — это «сокрытие Сноудена от лап тоталитарного американского правосудия», но случился этот успех ох как давно и частично уже отыгран другой стороной (отсюда и растут ноги «злых русских хакеров»).

Однако, что-то да делать надо? Например, разработать и внедрить «симметричный ответ» на дело Скрипалей. Такой ответ, от которого не сможет увернуться западная пресса так же просто, как она игнорирует сообщения о подготовке химических атак сирийскими повстанцами. Для этого нужно определиться с ударным стереотипом — носителем идеи и, дождавшись (или организовав) подходящую оказию, рассказать правильную историю. Важно понимать, что стереотип должен быть распространен среди целевой аудитории, т. е. в (в случае медиавойн) в среде западного среднего класса с гуманитарным образованием и либеральными взглядами на природу вещей — именно эти люди образуют современные влиятельные медиа с обеих сторон: одни пишут, снимают и говорят, другие читают, смотрят и слушают.

И если уж говорить о шпионах, то почему бы не воспользоваться образом работников западных армий/спецслужб, не менее распространенным, чем описанный выше образ русского врага. Таковой работник умен, худ, агрессивен, немолод и высокопоставлен, его мотивация выражена в риторике о том, что он стоит на стене, отделяющей Запад от восточных орд варваров, однако в её истинной глубине лежит порочное желание личной политической или финансовой выгоды, он совершенно аморален — ради достижения своих целей способен воспользоваться чем и кем угодно, в том числе принести в жертву любое количество человеческих судеб, такой супостат обычно располагает только теми ресурсами, до которых может дотянуться лично, однако ввиду означенной высокопоставленности ресурсов у него немало.

Используя такой богатый материал, да еще и живя в очевидном всему миру гнезде порока, ничего не стоит построить убедительный для нужных людей сюжет, и даже не один. Как насчет разоблачить какого-нибудь американского шпиона или генерала в связях с международной контрабандой органов/детей/наркотиков/женщин, для организации которой он использует свои официальные каналы? Задержать его с поличным во время визита в Москву, где он ведет переговоры со злобными бородатыми афганскими поставщиками? Или вот (может, такое даже и лучше) посол какой-нибудь заметной страны, который настолько любит деньги, что взятками организует в России коридор для пропуска через таможню террористов прямо в сердце своей родины и, может, заодно оружием приторговывает?

Звучит как бред? Но раз люди верят в «Бошарова и Петрова», они поверят и в блюдо по этому рецепту. Важно — правильно приготовить, но важнее — правильно подать.