Правда «Сталинградского плена»

Массы немецких и союзных им венгерских, румынских, австрийских и прочих военнопленных появились в СССР в 1943 году — после Сталинградской битвы и серии крупных окружений фашистских войск на советско-германском фронте в 1944-м. Образом советского плена для немцев стала судьба тех, кто был окружён под Сталинградом и в феврале 1943 года сдался во главе с фельдмаршалом Паулюсом. Главным признаком «сталинградского плена» стала высокая смертность военнопленных в советском тылу. Она действительно была чрезвычайно высока, но все объективные данные демонстрируют, что эта высокая смертность была лишь в 1943—1944 годах, а дальнейшая её динамика — даже в голодную зиму 1946/1947 годов — показывала лишь резкое сокращение численности фашистских солдат, умиравших в плену.

Образ «сталинградского плена» в качестве символа советского плена вообще (а не заслуженного возмездия нацизму) носит очевидный пропагандистский характер — обвинить советский (сталинский) режим в сознательном пренебрежении жизнями военнопленных. Эта подтасовка, несмотря на очевидный факт — нацисты по мере возможности просто истребляли военнопленных, позволяет «приравнивать» сталинский плен к гитлеровскому плену, СССР — к Третьему рейху, а борьбу против современной России как государства-продолжателя СССР — к борьбе против сталинизма. Во многих случаях эта «борьба против сталинизма» (в лице современной России), например в Прибалтике и на Украине, сопровождается реабилитацией нацистов и прославлением их союзников.

Современный западный исследователь Джеффри Робертс прямо использует «сталинградский плен» в качестве образа советской практики. Зная немецкие свидетельства о положении окружённых под Сталинградом («6-я армия сообщала, что в её составе находится 20 тысяч раненых, не получающих необходимой помощи, и такое же количество голодающих, обмороженных и безоружных солдат»), он, однако, резюмирует:

«Считается, что только 15 тысяч из 90 тысяч немецких пленных были живы к маю 1943 года. И только 5 тысяч из них вернулись домой, в Германию после войны… советское отношение к германским военнопленным было намного более жестоким, чем оно могло быть».

Впрочем, научная совесть не позволяет не видеть, что

«из 3 миллионов германских военнопленных 2 миллиона вернулись домой, — пропорция выживших гораздо большая, чем у советских военнопленных. Не в пример немцам, советские власти не проводили систематической политики, результатом которой становилась массовая гибель заключённых в лагерях»¹.

Более объективные исследователи уточняют:

«Уровень смертности у военнопленных был высоким с обеих сторон, но разница — около 57 процентов у советских военнопленных и от 21 до 31 процента у немецких — носит определённо не количественный, а качественный характер»².

Столь разнящиеся данные об общем числе умерших немецких пленных можно было бы объяснить погрешностями немецкой статистики, включившей в число попавших в советские лагеря для военнопленных и пропавших без вести (как правило, погибших), и пленных, уже на территории Германии отпущенных по домам. Современные российские учёные так отображают разброс цифр о погибших в советском плену: историография ФРГ — 35 процентов, данные НКВД/МВД СССР — 16 процентов, с оценкой умерших до учёта НКВД — 18,5 процента (для сравнения: умерших японских военнопленных в СССР 10 процентов)³.

Итак, существуют достаточные данные к тому, чтобы признать: физическое состояние немецких солдат, попавших в окружение советских войск под Сталинградом, было крайне тяжёлым — они голодали, многие из них ещё до пленения находились на грани истощения и голодной смерти. Вот что, например, писал немецкий солдат родным из Сталинграда 3 декабря 1942 года: «Продовольствия хватает настолько, чтобы не умереть с голоду», и другой — 1 января 1943-го: «Меня мучит едва выносимый голод»⁴.

Современный западный специалист по истории советского плена уточняет:

«Большинство из 91 тысячи пленных из сталинградского «котла» страдали от дистрофии. Это объясняется тем, что 6-я армия вермахта, попав в окружение, в последние недели битвы почти не получала довольствия. Уже 1 декабря 1942 года «выдача [хлеба] сократилась до 300 граммов в день, позднее рацион сократился до 200 граммов… некоторые сталинградцы сообщают о том, что уже в середине декабря они получали только по 50 или 100 граммов хлеба»… Архипелаг (Управление по делам военнопленных и интернированных НКВД. — М.К.) не был готов к очень большому притоку военнопленных… Из примерно 91 тысячи выживших в битве в лагерях в первое время от голода, болезней и телесных повреждений — поздних проявлений длительного окружения или в результате отвратительных условий существования — умерли около 27 тысяч»⁵.

Известно также, что к моменту ликвидации «котла» из 1100 советских военнопленных, содержавшихся в лагере на его территории, выжило только 100 человек.

Понятно, что на пути с фронта в лагеря немцев ждало ещё немало тяжёлых физических испытаний: и длительные пешие переходы, и нечёткая система продовольственного снабжения и медицинского обеспечения, и каждый раз импровизируемое жильё (с колоннами пленных всё это делили и конвоировавшие их подразделения Красной армии). Очевидно, что массовая сдача в плен в зоне разрушительных боёв всегда сопровождалась абсолютным разрушением материально-снабженческой инфраструктуры, которую, по сути, пленившие врага части наркомата обороны уже должны были взять на незапланированное содержание, а ведомственные распорядители военнопленными, органы НКВД, ещё их не получили.

Бывший военнопленный вспоминал о своём пути в лагерь так:

«По крайней мере, в лагере нас регулярно кормили… Я могу сказать без сомнения, что 50 процентов всех смертей происходило из-за недостатка квалифицированной медицинской помощи, а ещё 50 процентов — из-за плохого питания»⁶.

В одном из отчётов НКВД в декабре 1944 года приводились такие обстоятельства:

«В октябре и ноябре с. г. в лагери поступило 97 000 военнопленных, главным образом из окружённой в районе Кишинёва группировки войск противника. Больше половины из них оказалось истощёнными и больными. Несмотря на мероприятия по их оздоровлению, смертность этого состава военнопленных в октябре и ноябре резко повысилась… Военнопленные умирают главным образом от истощения — дистрофии и воспаления лёгких»⁷.

Итак, насколько уникален или типичен был «сталинградский плен» для советского плена и СССР вообще? Приведём данные о смертности в их динамике, в детальном приближении: до Сталинграда (до ноября 1942 года), в ходе «сталинградского плена» (ноябрь 1942 — 4 июля 1943) и в новых условиях. (См. Табл. 1).

Таблица 1. Смертность военнопленных (22 июня 1941 — 1 марта 1944)⁸

Период пленения

Всего поступило

Умерло и убыло

Доля умерших и убывших, %

22 июня 1941 — 18 ноября 1942

18.762

10.905

55,1

19 ноября 1942 — 2 февраля 1943

151.246

110.611

73,1

3 февраля 1943 — 4 июля 1943

24.919

20.500

82,3

5 июля 1943 — 31 декабря 1943

40.730

3.189

7,8

1 января 1944 — 28 февраля 1944

15.351

1.538

10,0

Всего

252.028

146.743

58,2

В том числе умерло

130.498

51,8

Очевидна абсолютно высокая смертность попавших в плен под Сталинградом и в иных местах в тот период. Очевидно также, что уже во второй половине 1943 года судьба новых масс военнопленных, видимо, менее истощённых условиями войны, демонстрирует сокращение смертности в 8—10 раз. Ниже приводятся данные о средних параметрах и дальнейшем снижении смертности в ходе войны. (См. Табл. 2).

Таблица 2. Смертность военнопленных в СССР (1942—1945)⁹

1942

1943

1944

1945

Всего пленных

54.972

227.440

812.971

2.920.886

умерших

8.680

119.322

71.834

118.431

%

15,8

52,5

8,8

4,0

К этому стоит добавить, что в 1946 году средняя смертность военнопленных составила 2,72 процента, а в 1947-м — 0,61 процента¹⁰. И наиболее надёжно верифицируется уровень смертности военнопленных данными об их физическом состоянии, то есть трудоспособности, которые в «послесталинградские» годы плена неуклонно росли (в том числе, конечно, и за счёт смерти и репатриации слабых). (См. Табл. 3).

Таблица 3. Физическое состояние немецких и других западных военнопленных (1944—1947, %)¹¹

трудоспособных

5.12.1944

1.2.1946

1.6.1946

64,0

78,0*

75,4

1.8.1946

1.10.1946

1.4.1947

90,7

93,4

95,0

Таким образом, мы можем заметить, что «сталинградская» смертность — до 80 процентов — была нехарактерна для периода в целом, в течение которого она снизилась с 8,8 процента до 0,61 процента.

Теперь, опираясь на данные признанного авторитета в области исторической демографии Б. Ц. Урланиса, установим, что небоевая, «фоновая смертность» (вероятность смерти в обычных условиях) для военнообязанных (в среднем 30-летних мужчин) составляла в Европе по практике 1897 года — 1 процент, по практике 1914—1917 годов — 0,8 процента¹². Затем установим, какова была обычная для той эпохи и географии смертность военнопленных. (См. Табл. 4).

Таблица 4. Смертность военнопленных в зависимости от географии содержания (%)¹³

Румынские

1916−1918

Немецкие

1914−1918

Английские

1914−1918

Австралийские

1939−1945

США

1941−1945

Русские

1914−1917

Германия

30

7

Германия и Австро-Венгрия

7,3

Болгария

60

Османская

империя

9

Япония

9

34

33

(1939−1945)

Франция и Бельгия

6,1

Россия

8,8

Румыния

19,7

США

1,9

Англия

3,0

Принимая во внимание устойчиво высокую смертность военнопленных союзников СССР в Японии, отметим, что в Первую мировую войну уровень смертности немецких военнопленных в России составлял 8,8 процента, а русских в Германии — 7,3 процента.

А что же происходило в рядах Красной армии? Вот о чём свидетельствуют данные специалистов по санитарной истории войны. В том же 1943 году прифронтовая полоса была буквально забита голодающими и нищенствующими ранеными, пешком добирающимися до госпиталей, тыловые дороги усыпаны несобранными трупами, нередкие случаи голодной смерти и алиментарной дистрофии в частях недействующих фронтов (Забайкальского, Закавказского, Дальневосточного) и тыловых военных округов, алиментарная дистрофия в войсках действующих Ленинградского, Волховского, Калининского, Карельского, Южного фронтов¹⁴. Ниже приведены сводные данные о смертности учтённых раненых и больных описываемого времени. (См. Табл. 5).

Таблица 5. Смертность в лечебных учреждениях Красной армии (1941—1944, %)¹⁵

1941

1942

1943

1944

Из числа раненых

4,7

5,6

5,7

5,2

Из числа больных

6,9

4,7

2,3

2,0

Очевидно, что санитарное состояние красноармейцев вне боевых действий не могло быть хуже состояния гражданского населения тыловых районов СССР. Возьмём, например, данные о сельском населении тыла, что и по возрастным категориям, и по практике и статусу принудительного тяжёлого физического труда можно сопоставить с трудом и возрастом военнослужащих и военнопленных (не следует, однако, забывать, что в отличие от военнослужащих и военнопленных колхозники были лишены централизованного государственного вещевого и продовольственного снабжения). (См. Табл. 6).

Таблица 6. Смертность некоторых возрастных категорий среди трудоспособных сельских жителей РСФСР (1941—1946, %)¹⁶

1941

1942

1943

1944

1946

15—19 лет

1,8

2,4

2,8

3,2

3,3

45—49 лет

2,3

3,2

4,2

4,1

4,1

55—59 лет

3,1

4,0

5,7

6,2

5,7

При этом приводимые ниже данные позволяют заключить, что данные о смертности ряда возрастов в сельской местности, очевидно, показывают лишь нижний предел смертности гражданского населения тыла. (См. Табл. 7).

Таблица 7. Общая смертность гражданского населения (1940—1943, %)¹⁷

1940

1942

1943

Город

1,9

3,3

2,3

Село

1,8

2,3

1,5

В среднем

1,8

2,6

1,8

Наиболее близкие по характеру содержания, снабжения и труда к военнопленным — заключённые ГУЛАГа НКВД — демонстрируют и вовсе экстремально высокие «фоновые» показатели смертности (лишь отчасти объяснимые призывом в армию наиболее здоровых и молодых). К ним добавлю данные о смертности так называемых немцев — «трудармейцев» (то есть советских немцев, с началом войны высланных в глубь страны на принудительные работы), с учётом того, что в отношении них практиковалась демобилизация по болезни, значительно «улучшавшая показатели». (См. Табл. 8).

Таблица 8. Смертность заключённых ГУЛАГа (1942—1946)¹⁸

1942

1943

1944

1945

1946

заключённые, %

24,9

22,4

9,2

5,95

2,2

трудармейцы, %

10,6

2.4

3,2

Прямая зависимость смертности и трудоспособности лагерного населения не только от элементарного питания, но и от определявшей его объёмы общеэкономической обстановки в СССР давно является не требующей доказательства аксиомой. Именно так была связана увеличенная смертность в лагерях с голодом 1932—1933 года, голодом военных лет и голодом 1946—1947 годов. Красноречиво эту неизбирательность общей судьбы демонстрируют данные по заключённым, в начале 1930-х ещё находившимся в ведении ОГПУ. (См. Табл. 9).

Таблица 9. Смертность заключённых в лагерях ОГПУ (%)¹⁹

1931

1932

1933

%

2,9

4,8

15,0

Здесь следует ещё раз подчеркнуть: в отличие от снабжения заключённых и военнопленных, «гарантированное» централизованное продовольственное снабжение (по «карточкам») НЕ распространялось на всё население — его было лишено почти всё сельское население и значительная часть городского. Например, по «карточкам» снабжалось: в Красноярске в 1946 году — только 60 процентов населения, в Чите в 1945-м — только 35 процентов²⁰. Несмотря на принимаемую как данность чрезмерную «утопичность» нормативов централизованного продовольственного и вещевого снабжения (которые, как правило, выполнялись и в мирное время на 65—70 процентов, не говоря уже о военном)²¹, есть смысл сравнить и нормы довольствия военнопленных и заключённых. (См. Табл. 10).

Таблица 10. Нормы суточного довольствия военнопленных и заключённых в СССР (1939−1946, граммов)²²

1939

1941

1946

Хлеб

военнопленные

800

400−500

400−700

заключённые

700

700

650−800

Картофель и овощи

военнопленные

500

500

650−1000

заключённые

500

600

650

Крупа

военнопленные

110

100

100

заключённые

125

80

78

Мясо

военнопленные

50

—

30

заключённые

50

25

18

Рыба

военнопленные

75

100

100

заключённые

100

100

60

Иностранный исследователь так резюмировал свой беспристрастный рассказ об условиях содержания и труда пленных:

«Быстрое продвижение вперёд немецких войск, политика «выжженной земли» и концентрация всех сил Советского Союза на военной экономике привели к тому, что снабжение по стране было очень плохим. Мирное население страдало от этого зачастую гораздо сильнее, чем военнопленные. Наблюдение военнопленных — «у русских было ещё меньше, чем у нас» — говорит о громадной нужде и в то же время о том, что Советский Союз стремился не допустить, чтобы военнопленные умирали с голоду»²³.

К этому я могу лишь добавить новые результаты сравнений. Тяжёлая зимняя блокада сталинградского «котла» довела войска гитлеровского фельдмаршала Паулюса до грани естественной биологической смерти, и «сталинградский плен» лишь собрал этот урожай смерти. Но со второй половины 1943 года, в 1944 и в 1945 годах смертность немецких военнопленных в СССР равнялась (а затем — была ниже) смертности советских заключённых и была непринципиально выше (а затем — кратно ниже) смертности гражданского населения СССР. Это была равная жизнь и смерть, которую не мы сделали общей…

Примечания

Впервые опубликовано в журнале «Родина» (2008. №4).