Между советским и антисоветским: политическая шизофрения?

Говорить одно и делать другое — это еще не так симптоматично, как думать одновременно в двух противоположных плоскостях. Подходящее для такого случая определение — «шизофрения», дословно «расщепление рассудка» — дополняет философское рассуждение из фильма «Кин-Дза-Дза»: «Вот потому, что вы говорите то, что не думаете, и думаете то, что не думаете, вот в клетках и сидите».

Один из шоковых примеров такого расщепления сознания — отношения в тройке Россия — Украина — Польша. Польша, у которой не стерлась память о зверской Волынской резне, возмущается профашистским УПА (организация, деятельность которой запрещена в РФ) и украинской фашизацией — но уничтожает памятники тех, кто уничтожал УПА (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Россия возмущается Польшей, уничтожающей памятники советским солдатам, ‑ и продолжает попытки покаяться за период, который вырастил и организовал этих солдат. Наблюдающая за всем этим Украина проводит самую последовательную линию — открыто профашистскую, без цензуры выражая то, что так пытаются заретушировать сосед слева и сосед справа — глубочайшее презрение к истории России.

Маскировка этого презрения в России обеспечивается, например, войной с советскими названиями улиц, которая имеет под собой куда большую подоплеку, нежели «просто распил» средств за новые таблички на домах, и метаниями по поводу памятников, когда место советских монументов в городской и культурной среде должны занять уютные абстракции или памятники откровенно антисоветские. Так зачем повторять манеру Польши и Украины, тем более, что всё не сводится к одной новой «Стене плача», посвященной жертвам репрессий. Фраза о «полутора миллиардах, расстрелянных лично Сталиным», уже стала пошлым анекдотом, а ведь сказана была типа ученым и на полном серьезе. Истинные масштабы репрессий страшны, 800 тысяч расстрелянных за 1921−1953 годы — это огромная цифра. Мы не имеем права относиться к этим людям как к щепкам, которые летели из-под властного топора. Конечно, память тех, кто невинно (!) пострадал вместе с сотнями тысяч реальных мерзавцев, воров, убийц и фашистских прихвостней, требует уважения. Так же, как требует уважения память тех, кто уничтожал фашистскую гадину на фронте и в тылу. Но нельзя быть немного беременной, считая себя мастером лавирования между антисоветским и просоветским. Это лавирование, не подкрепленное со стороны «плюса» праздничными мероприятиями по поводу 100-летия революции, на деле представляет собой одно из проявлений культурной и исторической шизофрении, а не просто манипулирование настроением публики.

Шизофрения постигла и представителей Церкви. Отец Всеволод Чаплин, еще летом обещавший кары небесные в случае выхода «Матильды», выпустил новый ролик, где с лицом шахида-наркомана сообщил, что российский народ, допустивший выход «кощунства», не достоин жить. От имени Бога Чаплин набросал проклятий и пожеланий всем скорейшего траура. РПЦ дезавуировала его как своего представителя. Подчеркивается, что он не выражает официальное мнение Церкви. Но и попросить его «придержать коней» никто не спешит: пусть себе высказывается, на то у нас демократия. И урон авторитету Церкви, который наносит Чаплин (а комментарии под видео говорят сами за себя), даже в опале по привычке ассоциирующийся с клерикальной верхушкой, Церковь вроде как не волнует.

Что же касается вызвавшей на себя гром и молнии «Матильды», она действительно оскорбительна. Но не для Николая II, а для самой исторической России. Дурной вкус, бескультурье, фактические ляпы — слагаемые тренда, который считается модным и эффективным. Этот туповато-сусальный образ царя вполне укладывается в схему пропаганды: ну кто обвинит подобного деятеля в массовых расстрелах мирных демонстраций? А тому, кто построит свое представление об императорской России на «Матильде», останется лишь восхвалять царское время с его политикой интенсивного народосбережения — в реальности проводившегося большей частью на кладбище.

Так какая Россия лучше — царская, советская, современная? Ответ в том, что это неправильная постановка вопроса. Во главу должно ставиться единство истории. А оно — помимо прочего — показывает, что во времена кризисов, когда запутавшиеся во лжи верхи готовы были сдать страну любым интервентам, лишь бы уйти от ответственности, выход из общей беды находил народ. И в 1612 году в виде народного ополчения под руководством Минина и Пожарского, и в 1917-м, ведомый Военно-Революционным Комитетом. Но перед тем, как народ брался за оружие, его злили на протяжений десятилетий, демонстрируя готовность ради своей выгоды предать общее будущее. Демонстрируя, что у таких, как они, элитариев, не может быть общего будущего с такими скотами, как народ.

Многочисленные примеры, одни — более крупные, другие — мелкие, вкупе создают картину запутавшейся во вранье современной России. Понять произошедшее помогает опыт нынешнего Китая, чьи успехи во многом связаны не только с новым экономическим курсом Дэн Сяопина, но и с тем, что Мао отказался идти на поводу Хрущева в деле разоблачения культа Сталина, сохраняя историческое единство, отказываясь, как говорил Мао, «терять лицо» — потому что власть при такой потере будет уже не нужна.

К сожалению, эта тенденция к потере лица родом еще из СССР, где не хватило культуры внутрипартийной дискуссии. Показателен в этом плане фильм «Ленин в Октябре» — человечный и интересный, но несущий в себе проклятье исторического искажения. Снятый в 1937 году, фильм живо, убедительно и с любовью показал Ленина, подчеркнул участие Сталина в событиях последних нескольких дней перед революцией (которое и правда было) и замазал в них же роль Троцкого (которая тоже была). Бумеранг вернулся в 1956 году, когда из фильма вырезали самого Сталина, а еще позже техсредства позволили удалить из фильма всякое упоминание о нем, перемонтировав или переозвучив соответствующие места. И это опять же только один из примеров.

Крах СССР во многом определился оголтелостью и варварством, с которым была проведена десталинизация. Ее главный вдохновитель Хрущев, после программной речи о разоблачении культа личности, должен был бы застрелиться прямо на трибуне — как один из главных проводников воли Сталина. Не сделав этого, он явил безграничную бессовестность, которая свойственна человеку бескультурному, а Хрущев был образцом бескультурья. Играя в администрирование, как в кубики, реорганизуя различные министерства, путая людей и игнорируя объективность, он так же, как с госуправлением, позволял себе поступать с наукой, искусством и историей. Последнее было самой страшной ошибкой. А беда происходящего заключалась в том, что этот взбесившийся бульдозер некому было вовремя одернуть. В 1964 году, когда его наконец-то сняли с правильной формулировкой «волюнтаризм», было уже необратимо поздно. Великий и святой порыв советского народа, который действительно был способен указать новые пути развития, опыт которого был подхвачен и использован с огромной эффективностью Китаем, в самом СССР был выпущен в пар.

Не хотелось бы эту острую критику переносить на весь опыт СССР и тем более на коммунистическую идею. Но пропагандизм и кликушество, неоднократно уже губившие страну, должны быть изжиты. В каком бы виде они не представали — отвратительных псевдопатриотических воплей или не менее отвратительных антипатриотических. В противном случае, если победит тенденция двуличного манипуляторства, у страны нет никакого будущего. Ни тоталитарного, ни либерального.

Тоталитаризм исторически и политически безблагодатен. Его главная вина — в архаизации сознания подавляющей массы населения, которая всё начинает получать сверху, по указанию начальства перенимая тот или иной образ мысли. Если говорить об ошибках СССР, то эта манипуляция — возможно, начатая с благой целью — и стала причиной страшного результата. Есть просвещение, а есть пропаганда, и то, и другое — способы работы с сознанием, которые вместе и с позитивной целью могут дать позитивный же эффект. Но до наступления Нового Времени этим вообще никто не занимался: народ жил почти природной жизнью, являясь для элиты частью пейзажа. Просвещением народным никто не занимался, да и пропагандой толком — тоже (религиозных идей — да, социальных — нет). Но в СССР — как и много где в мире — пропаганда победила просвещение. Сейчас этот перекос сохраняется. Он и губителен, уничтожая народную поддержку вместо того, чтобы укреплять связь между народом и властью. Так если государство нужно и ценно — стоит укреплять эту связь, а не нагнетать пропаганду — тупую, однобокую, бездарную, взявшую самое худшее из советского пропагандизма и усилившую его. А если самой стране нужно вставание с колен, а не показное возмущение словами про государство-дауншифтера, то придется развивать это качество морального различения.