Провалившаяся Лига. Кто хотел разделить Россию на четыре части

Ровно 90 лет назад, 18 сентября 1934 года, в женевском Palais Wilson — «Дворце Вильсона» открылось собрание Лиги наций, на котором было принято экстраординарное решение. В «клуб» приняли страну, которую ещё недавно сэр Уинстон Черчилль именовал «самой страшной тиранией в истории человечества», — Советский Союз.

В середине сентября тридцать делегатов Лиги обратились к Москве с телеграммой, в которой приглашали СССР вступить в международную организацию и «принести своё ценное сотрудничество».

Под обращением к Иосифу Сталину стояли подписи таких грандов международной дипломатии, как главы МИД Франции Луи Барту (через считаные дни он погибнет в теракте, за которым, как считается, стояла нацистская Германия) и шефа лондонского Форин-офиса Энтони Идена (вскоре «громко хлопнет дверью» в знак несогласия с политикой умиротворения фашистов).

Западные демократии решили обратиться к «стране большевиков» в момент, когда мир лихорадило.

В предыдущем, 1933 году пришедший к власти Адольф Гитлер вывел Германию из Лиги — чтобы новообразованный Третий рейх получил свободу рук на «жизненном пространстве» Европы.

Тогда же из клуба цивилизованных стран ушла и Японская империя — после вторжения в китайскую Маньчжурию, что считается одной из первых «зарниц» Второй мировой войны.

Италия, которая числилась одной из стран — основательниц Лиги, из организации не уходила, но под руководством дуче Бенито Муссолини готовила агрессию против Эфиопии.

Становилось ясно, что вечный мир после Великой войны, гарантом чего была призвана стать Лига наций, — это не более чем интербеллум («межвоенье»). И продолжающаяся Великая депрессия — ничто перед надвигающейся новой глобальной схваткой.

Париж и Лондон в тот момент явно стремились привлечь Советский Союз в качестве одного из гарантов сохранения «версальского» послевоенного миропорядка. Надо сказать, что наша страна не спешила сыграть эту роль.

«Дом свиданий для империалистических заправил»

Так, в 1927-м Сталин весьма пренебрежительно отзывался о Лиге:

«Советский Союз не участвует в Лиге наций потому, что он не хочет быть составной частью той ширмы империалистических махинаций, которую представляет Лига наций и которые она прикрывает елейными речами своих членов.

Лига наций при нынешних условиях есть «дом свиданий» для империалистических заправил, обделывающих свои дела за кулисами. То, о чём говорят официально в Лиге наций, представляет пустую болтовню, рассчитанную на обман народа».

СССР не хочет брать на себя ответственность за империалистическую политику Лиги наций, за новые военные приготовления, которые «освящаются» Лигой, перечислял советский лидер.

В советском идеологическом нарративе преобладало отношение, которое кратко сформулировал ещё Владимир Маяковский в «Советской азбуке»: «Европой правит Лига наций. Есть где воришкам разогнаться!».

Когда между Женевой и Москвой всё же начались переговоры о вступлении в компанию «заправил», Кремль через наркома иностранных дел Максима Литвинова озвучивал довольно жёсткие условия.

Советский Союз не берёт на себя ответственности за решения, ранее принятые Лигой наций. Москве не нравится Устав организации, так как он «в некоторых случаях легализует войну», а также не гарантирует расового равноправия.

Наконец, пояснял наркоминдел Литвинов, СССР с его семью союзными республиками сам по себе можно назвать лигой наций, вполне самодостаточной.

Но, как бы то ни было, Москва ответила согласием на приглашение в глобальный клуб.

Прежде чем ответить на вопрос о причинах этого решения, надо пояснить — в какую организацию вступил СССР 18 сентября 1934 года.

Пульс Вильсона

Лигу наций, «родившуюся» 18 января 1919 года в Зале мира Версальского дворца и распущенную в 1946-м, уже после создания Организации Объединённых Наций, принято сравнивать с ООН. В основном — в пользу ныне существующей глобальной структуры.

Лигой наций руководили три органа на «с» — совет, секретариат и собрание, чьи полномочия дублировали друг друга. В ООН же структура чётче — Генассамблея, Совет Безопасности, Международный уголовный суд и т.п. отвечают каждый за свой участок работы.

В Лиге все государства-участники имели равное право голоса, в ООН же пятёрка стран — постоянных членов Совбеза — «равнее других»: страны обладают правом вето. У Лиги наций были разные военные контрольные комиссии, но не было своих миротворческих сил и коллективных санкций. ООН активнее предшественницы участвует в «выдумывании» международного права.

Наконец, в отличие от Лиги наций, из ООН нельзя исключить страну — что, как будто, должно помочь избежать международного остракизма.

Но при всех различиях у обеих международных структур есть общая черта. Обе не выполнили провозглашённую главную задачу — сохранить международный мир. Хотя ООН ничего не смогла поделать с послевоенными конфликтами — от Кореи в 1950-м до Донбасса в 2014-м, — а Лига «провалилась» громче, не сумев остановить мировую войну.

Но задумка была красивой, а схема до поры до времени казалась рабочей.

Базой для появления Лиги наций стали «14 пунктов об условиях мира», озвученные президентом США Вудро Вильсоном в финале Первой мировой, в январе 1918-го.

Идеалистически настроенный лидер страны, позже других вступившей в Великую войну и извлекшей из неё наибольшую выгоду, был уверен: США отныне диктуют эти самые условия мира — причём едва ли не вечного.

Идейной основой для послевоенного версальско-вашингтонского миропорядка считался трактат «К вечному миру» Иммануила Канта. Рабочим языком Лиги планировалось сделать международный искусственный язык эсперанто (впрочем, от него решили отказаться в пользу более практичных французского и английского).

Наконец, открытие первой сессии Лиги было обставлено максимально символично.

18 января 1919 года в Зале мира Версальского дворца (где чуть позже будут «наказывать» проигравшую Германию) собрались 72 делегата из 26 суверенных государств и четырёх британских доминионов. «Отец-основатель» Лиги Вильсон выступил с речью.

«В эффектной позе, нащупав правой рукой свой пульс на левой руке, Вильсон заключил: «Пульс всего мира бьется в унисон с этим предприятием», — писал историк-американист Анатолий Уткин.

Красивые речи и жесты маскировали очередной передел мира — бывшие колонии проигравшей Германии спешно превращали в «подмандатные территории Лиги наций» (читай — новые колонии, розданные странам-победительницам).

За кадром оставалась и интервенция против России, которую в этот момент вели державы — учредительницы лиги: Британская и Японская империи и Французская республика.

Советник президента США и один из идеологов Лиги Наций Эдвард Мандель Хауз (которого называли «Талейраном Вильсона») писал ещё в 1917-м: «Остальной мир будет жить спокойнее, если вместо огромной России в мире будут четыре России. Одна — Сибирь, а остальные — поделённая европейская часть страны».

Возможно, если бы Лига наций превратилась бы в полноценное глобальное правительство, коллективный «цивилизованный мир» и попытался бы расправиться с нашей страной. В конце концов, бывшую Австро-Венгрию приняли «по частям», простили и приняли в новый глобальный мир веймарскую Германию.

Но изначально в этой «глобализации 1.0» что-то пошло не так.

Как мелкий дождь «смыл» мировое правительство

Как ни парадоксально, страна, фактически «придумавшая» Лигу наций, так и не вошла в этот клуб. Соединённые Штаты остались вне Лиги, в компании с Непалом, полунезависимым Тибетом и королевством Неджд и Хиджаз (будущей Саудовской Аравией).

Против планов Вильсона выступил Сенат — здесь посчитали, что участие США в Лиге наций потенциально может ограничить вседозволенность Белого дома в международных делах. Ведь устав организации предполагал вмешательство в войну, если она начнется между членами альянса.

Но опасения сенаторов были преувеличенными. Лига наций была бессильна вмешиваться в войны, которые вели между собой державы-победительницы.

В начале 1930-х Лига не смогла остановить агрессию одной страны-члена — Японии против другой — Китайской республики. Ещё одним «звоночком», сказавшимся на имидже Лиги, стало приглашение стороннего арбитра — Соединённых Штатов для разбора конфликта (впрочем, и американцы не помогли).

В марте 1933, когда Маньчжурия уже была плотно оккупирована Квантунской армией, Совет Лиги выпустил «рекомендации по маньчжурскому вопросу». В ответ Япония просто ушла из организации, а глава её МИД Ёсукэ Мацуока (в будущем — военный преступник) на прощание продекларировал с женевской трибуны: «Через несколько лет мы будем поняты миром, как им был понят Иисус из Назарета… Миссия Японии состоит в том, чтобы руководить миром духовно и интеллектуально…»

В октябре 1935-го ещё один политик с мессианскими замашками — Муссолини начал войну против страны — коллеги по Лиге — Абиссинии (Эфиопии). Законный правитель страны император Хайле Селассие свидетельствовал с трибуны, как итальянцы вовсю применяли запрещённые Лигой иприт и фосген: «На борту самолетов были установлены специальные распылители, которые могли рассеивать на обширных территориях мелкий смертоносный дождь».

Эту историческую речь Хайле Селассие заключил словами: «Если случится так, что сильное правительство… может безнаказанно уничтожать слабый народ, то для этого слабого народа пробьет час обратиться к Лиге Наций… Бог и история запомнят ваш приговор».

В итоге Италия при помощи танков, бомбардировщиков и химоружия разгромила слабого противника и, завершив дело, в 1937 году добровольно ушла (а не была исключена) из Лиги. В ответ Лига отказалась признавать Эфиопию частью новой колонии — Итальянской Северо-Восточной Африки.

Этот марафон бессилия как раз и могло бы остановить вступление Советского Союза в Лигу наций.

Как одним выстрелом начать мировую войну

В первой половине 1930-х параллельно шли два связанных процесса — рост международного влияния Советского Союза (единственной страны, оказавшейся по понятным причинам вне Великой депрессии) и смена линии поведения Запада — от бескомпромиссной борьбы с московским большевизмом и Коминтерном к прагматичному взаимодействию с Советами.

К таким прагматикам можно было отнести, например, второго президента Чехословакии Эдварда Бенеша и главу французского МИД Жозефа Поль-Бонкура, одного из главных лоббистов укрепления Лиги наций за счёт СССР.

Менялась и линия поведения Москвы. Сталин понимал, что молодой социалистической стране необходимо выйти из международной изоляции после Гражданской войны и стать полноправной участницей крупнейшей межгосударственной организации.

Одним из советских дипломатов, которые хорошо понимали линию Сталина, стал Максим Литвинов, который в 1930-м сменил на посту наркома иностранных дел Георгия Чичерина — человека из «ленинской гвардии».

Если Чичерин считал, что ставку надо делать на «организатора международной революции пролетариата» — Коминтерн, то Литвинов был сторонником реальной политики: прямое столкновение СССР с Западом невыгодно обеим сторонам — необходимо искать точки соприкосновения.

Сам Сталин в интервью буржуазной прессе — «Нью-Йорк Таймс» говорил, что СССР готов поспособствовать предотвращению войны, если на это направлены усилия Лиги.

В 1934-м новым главой МИД Франции стал упомянутый выше Луи Барту — давний знакомый наркома Литвинова и ярый сторонник не умиротворения, а сдерживания фашистских режимов, которых становилось всё больше в Европе. Именно Барту и Бенеш и «продавили» вступление СССР в Лигу наций, а также ратовали за включение нашей страны в Совет Лиги.

По их логике, остановить Гитлера могли бы только совместные усилия западных демократий и Советского Союза, а форматом для системы международной безопасности должна была стать «перезагруженная» Лига.

Но через три недели после вхождения СССР в Лигу наций, как уже говорилось выше, Луи Барту был застрелен в Марселе вместе с королём Югославии Александром I. Газетчики сравнили этот теракт с выстрелом Гаврилы Принципа в 1914 году, что казалось преувеличением — ведь в 1934-м не началась мировая война.

Но изменился вектор западной политики — что привело к мировой войне.

«Избавить грядущие поколения от бедствий»

В рамках политики умиротворения Гитлера и направления его аппетитов на восток Британия и Франция будут спокойно смотреть, как фюрер уничтожает все плоды версальско-вашингтонской системы — от Рейнской демилитаризованной зоны до независимой Австрии.

Всего через четыре года после убийства Барту, в 1934-м, Британия и Франция «скормят» Гитлеру единственную демократию Восточной Европы — Чехословакию во главе с президентом Бенешем.

Переговоры о коллективной безопасности, которые Москва вела с Лондоном и Парижем в 1939-м, оказались столь же безрезультатными и странными, как и «странная война» 1940 года. И добавим — столь же безрезультатными, как и переговоры о коллективной безопасности, которые Москва вела с Западом в 2022-м.

При этом, как прекрасно знала советская разведка, «миротворцы» Невилл Чемберлен и Эдуар Даладье рассматривали возможность начать войну против Советского Союза, для чего предполагалось нанесение ударов из Финляндии и с Кавказа (рассекреченные данные были опубликованы 24 августа 2024 на сайте Президентской библиотеки).

Неудивительно, что СССР попытался обеспечить «индивидуальную» безопасность, заключив с Германией так называемый пакт Молотова — Риббентропа с разделением сфер влияния от Арктики до Чёрного моря.

Лига наций, так и не ставшая средством для спасения мира, всё это время оставалась бессильным статистом. Впрочем, её хватило на то, чтобы исключить Советский Союз за советско-финскую войну, вину за которую основные члены Лиги Наций повесили, конечно же, на СССР.

В советской прессе решение Совета Лиги от 14 декабря 1939 года исключить СССР было названо «позорным». Основные инициаторы этой процедуры клеймились как «империалистические поджигатели войны».

Эта риторика вполне соответствовала мнению советского правительства, которое потеряло какую-либо веру в способность Лиги Наций справедливо разрешать мировые конфликты.

По прошествии почти столетия очевидно, что так же потеряна вера и в аналогичные способности ООН, которая, судя по её Уставу, должна была «избавить грядущие поколения от бедствий войны, дважды в нашей жизни принесшей человечеству невыразимое горе». Но это не значит, что идея создания «коллективного сдерживающего фактора», которую пытались воплотить в жизнь еще в середине 1930-х, так и останется утопией.