Репрессии против русских в Латвии напоминают события в еврейском гетто

Когда я узнал о решении латвийского суда по делу Юрия Алексеева (больше года тюрьмы), сразу вспомнил свою тещу, ныне покойную, мир праху ее. Когда она была жива, я писал сценарий для своего документального фильма «Ostland — ночь под свастикой» (его в интернете можно найти) и просил рассказать о том, как жили простые люди во время немецкой оккупации на территории нынешней Латвии.

Она рассказала о том, что до войны она, пятнадцатилетняя девчонка, работала в швейной мастерской у хозяйки-еврейки, которую звали Сара. Хозяйка хорошо относилась к своим швеям, нормально платила за работу. Мастерская была маленькая — семейное предприятие.

Пришли немцы и согнали всех евреев в гетто. В том числе забрали и Сару. В гетто было голодно, и теща, тогда еще девочка, приносила хозяйке хлеб и бросала его через забор из колючей проволоки.

Гетто находилось в Московском форштадте, недалеко от рынка. Там сейчас небольшой музей. За принесенный евреям хлеб можно было попасть в концлагерь. Но Сара была хорошим человеком и не поддержать ее было нельзя. Не по-человечески это было бы. Это я уже комментирую рассказ своей тещи.

А потом всех евреев повели по Московской улице в Румбулу, на окраину Риги. Туда километров 15 идти от гетто. Теща на колонны евреев смотреть не могла. Молодая была, а понимала, чем это кончится. Она домой прибежала и проплакала там сутки.

А евреи все шли и шли, почти месяц. Стоял ноябрь и шли сильные дожди. В Румбуле расстреляли 25 тысяч евреев.

Основными исполнителями были местные полицаи, которые потом составили костяк Латышского легиона войск Ваффен СС (запрещённая в РФ организация). Того самого, который героизируют в республике ежегодно 16 марта возле главного символа — памятника Свободы.

Я у тещи спросил тогда:

— А как немцы объяснили, почему они арестовывали евреев, отправляли их в гетто, а потом уничтожали? Ведь уничтожили 90 тысяч евреев, каждого двадцатого жителя республики.

— А никак не объясняли, — ответила мне теща. — Даже говорить на эту тему было нельзя. Иначе можно было попасть в концлагерь.

Вот и сейчас я пишу о судебной расправе над Юрием Георгиевичем и не знаю, а не придут ли за мной завтра и не отправят ли в места не столь отдаленные.

Ведь на двенадцать (двенадцать!) русских журналистов на днях полиция безопасности Латвии передала дела в прокуратуру. Им грозит по четыре года тюремного заключения.

Чтобы не описывали, как Алексеева отправляют в тюрьму за то, что он имел смелость высказывать свое собственное мнение.

Двенадцать человек — это еще не девяносто тысяч, но тенденция ясна.