«Батя»: как священник и хоккей поддерживают заключенных в колонии

Я не был до конца уверен, что ФСИН России в городе Салават согласует мой приезд, но сотрудники были обходительны, чего мало ожидаешь от подобного ведомства. И ровно за день до вылета в Уфу мне подтвердили посещение двух колоний.

Получив отрицательный результат ПЦР-теста в аэропорту, я сел на такси до Салавата, это путешествие я ждал последние несколько месяцев.

«Кафедральный собор, ул. Уфимская, 35» — по этому адресу ожидал меня священник Олег Кабуков, настоятель тюремного храма в ИК-4 особого режима.

Салават

Показать в фотографиях Салават, пробыв тут несколько дней зимой, казалось невыполнимой задачей. Город, стоящий в степи, почти на полпути между Уфой и Оренбургом, был основан в 1948 году. Мы все видели десятки таких городов, с типовой архитектурой и устройством. Градообразующие предприятия в основном нефтехимической промышленности, но есть и уникальные, производящие пептил — ракетное топливо. Однако есть одна важная деталь, отличающая Салават — за пределами города расположены четыре исправительные колонии, в которых отбывают наказание около 5000 человек.

Достаточно часто заключённые, выходя на свободу, оседают в ближайших к тюрьме городах. Причины, в общем, ясны: кого-то не ждут дома, разрушилась семья, невозможно вернуться на Родину, проблемы с работой. Исправительные учреждения начали возводить в начале 60-х и несколько поколений салаватчан уже выросли с таким соседством. Заключённые ассимилировалсь в городах, подобных Салавату, и Иван Сергеевич (имя изменено), с которым нас познакомил Олег, как раз и есть типичный салаватчанин.

Он освободился осенью 2020 года, отбыв наказание в ИК-4 особого режима, для преступников-рецидивистов и совершивших особо тяжкие преступления. Из своих 62-х лет провёл в колониях почти 32 года. Во время отбывания последнего наказания он обнаружил в себе художественный талант — стал писать иконы и расписал тюремный храм библейскими сюжетами.

Олег

Именно в этот храм назначили на служение Олега Кабукова весной 2014 года.

С Олегом я познакомился в социальной сети, в которой нашёл его после публикации о православном хоккейном клубе «Димитрий Донской». В той публикации всё привлекло моё внимание: и «православный хоккейный клуб», и игры с заключёнными-хоккеистами, и служба в тюремном храме.

— Олег, расскажи, пожалуйста, почему священник?

— О, этот вопрос в топе 10 самых задаваемых вопросов! (смеётся)

Олег Кабуков родился в Уфе 32 года назад.

Вырос в достаточно неблагополучном на тот момент рабочем районе: видел и разборки, и как друзья совершали неправильный выбор.

В 90-х годах он в подростковом возрасте попал в военно-патриотический клуб имени Александра Невского, которым руководил священник, протоиерей Виктор Иванов. Возможно уже тогда у Олега зародилась идея служить в церкви. Работа священника уже не казалась такой необычной и странной.

Сам Олег рос без отца, но много общался с окружавшими его дедом, тренерами, отцом Виктором. Это и стало главным мотивом для нашего героя — он сам стал «батей» для прихожан, заключённых, своей хоккейной команды. В профессиональном хоккее не бывает вратарей-капитанов. Но даже для своей команды он «батя».

Олег после окончания школы в Уфе поступил в Казанскую духовную семинарию, а в 2012 году был рукоположен в сан священника и приписан к Успенскому кафедральному собору в Салавате.

— Я служил в храме, проходил сорокоуст в Уфе, в том самом храме, в который ходил в детстве. На тот момент надеялся, что там и останусь, — говорит Олег. — Тем более к дому поближе. Но однажды позвонили утром, сказали, что я еду служить в Салават и скоро за нами заедет машина. Мы с женой Татьяной быстро покидали вещи на первое время — какие успели взять. Так, внезапно, мы оказались в Салавате и стали жить в квартире, которую сняли для нас, и началась моя служба здесь.

— Олег, расскажи, пожалуйста, а как ты попал на службу в колонию?

— Мы как раз наводили порядок на территории Успенского собора Салавата, и мне позвонили на сотовый: «Сходи, забери указ тебе», — сообщил секретарь епархии. В указе я увидел назначение на службу в храме в ИК-4. Ну, мне никто не объяснял — почему туда, почему я, так не принято у нас, просто дали задание, и я постарался его сразу выполнить. Первое богослужение я совершил в храме перед Великой Пасхой в 2014 году — освещал куличи, яйца. А потом много чего ещё было: и ремонт и венчания. Кстати, не знаю как в России, но на территории Башкирии венчания в колонии впервые прошли в нашей ИК-4!

Надо сказать, что с таким молодым священником я общаюсь впервые. И, если разобраться, то это второе, если не первое поколение молодых людей, которые отучились науке Богослужения в Семинарии после возрождения православной культуры в 90-х годах. Это совсем другое племя — нет у них того высокомерного отношения к тебе, с которым почти все мы сталкивались у их предшественников. И общение легче происходит, да и вопросов больше задать хочется. Но при этом Олег рассказывает, что к некоторым ребятам, пока не отросла борода, не было и серьёзного отношения прихожан.

— Всё-таки ждут у нас и от священников и настоятеля определённого образа и опыта, — поясняет он.

Учреждение

На следующее утро, в день празднования Крещения Господня, мы выдвинулись в колонию, где служит Олег. Колония особого режима, самая строгая из возможных, где содержатся рецидивисты и совершившие преступления особой тяжести. Меня ждало короткое знакомство с пресс-офицером, прибывшим специально для моего визита из Уфы: сдаю телефон и паспорт, получаю номерок, сделанный вручную заключёнными, затем проходной шлюз и досмотровая комната ‑ и мы очутились во внутреннем дворе тюрьмы. Я прохожу быстрый инструктаж и начинаю снимать таинство Крещения.

Задаю стандартные вопросы, которые только забавляют молодого и рослого офицера ФСИН:

— Да какие побеги, вы что? Ну посмотрите, как здесь можно сделать подкоп? Вы что, это же не кино!

Во дворе, прямо напротив небольшого храма, уже стояла купель, на улице — 16 градусов. Чтобы не мёрзнуть на улице, нас приглашают в церковную тюремную библиотеку, попутно проводя небольшую экскурсию: «Вот у нас тут зал спортивный, тут душевая, а здесь книги церковные».

В тот день я провёл в колонии на пару часов больше, чем планировалось. Поначалу, оказавшись в крохотной комнате с заключёнными, я даже порадовался, что со мной офицер Башкирской ФСИН. Через какое-то время я расслабился: мы начали шутить, смеяться, разговаривать про жизнь.

— Может, чай вам налить, будете?

— Да, можно, спасибо. Можно как себе, я пью крепкий.

Комнату взорвал дружный смех.

— Да вы кино насмотрелись! Мы пьём тут, кто какой хочет!

«Владыка приехал!» — заключённые, надевая шапки, заторопились на улицу. Спустя несколько минут все заключённые, в медицинских масках, уже ожидали начала обряда, который проводил епископ Николай, глава Салаватской Епархии. В оглушительной тишине пошёл снег и осужденные так же тихо, гуськом, ныряли в купель.

Потом, позже, тот самый пресс-офицер поинтересуется у меня: что же стало самым неожиданным увиденным мной в колониях?

Сразу вспомнилось вот что. Направляясь к выходу из ИК-4, нас провожали заключённые. И мы просто вышли за периметр первого забора, и за нами закрыли дверь. И всё. Но в их провожающем взгляде было столько, что мне аж стало неловко за то, что через каких-то 70 метров я окажусь с той, свободной, стороны, которая некоторым из них не будет доступна никогда. И вот именно это ощущение у меня оказалось самым сильным.

ХК «Димитрий Донской»

Хоккейный православный клуб «Димитрий Донской» организовал епископ Салаватской епархии — Преосвященнейший Николай (Субботин) в 2014 году. Сам Олег начал серьёзно тренироваться с 2017 года, тогда же он и стал капитаном команды. Помимо священников в команде играют и прихожане, а тренирует их бывший игрок КХЛ.

Собственно, с новостей об игре в хоккей с заключёнными и началось моё знакомство с Олегом Кабуковым. Новость звучала, конечно, сюрреалистично. И вот, спустя несколько месяцев и непростых согласований съёмки с ФСИН России, я увижу всё собственными глазами.

На следующий день рано утром нас встречали вместе с командой уже у проходной другой колонии — ИК-16. Когда-то ИК-4 и ИК-16 были одной колонией, но потом 16-я стала «строгого режима», а 4-я «особого». Здесь уже на проходной толпился народ — кто-то приехал на свидания, кто-то привёз передачи. Когда вся команда прошла досмотр, мы наконец попали во внутренний двор колонии и, сгрузив огромные хоккейные баулы на тележку, быстрым шагом направились в тюремный клуб.

⁃ А какие здесь преступники в основном? — поинтересовался я у офицера, сопровождавшего нашу группу.

⁃ Убийства, наркоторговля, грабежи. — достаточно уныло сообщил он. — Особо тяжкие, есть на срок 30 лет, есть даже пожизненно, — пожал плечами офицер.

Сам клуб выглядел так, будто время остановилось лет 30 назад. И только огромный видеотелефон «ЗонаТелеком», висевший на стене, как бы намекал нам, что мы в 2021 году.

— Из-за пандемии отменили свидания — вот и установили по колониям, — поясняет офицер, не дожидаясь моего вопроса.

Из-за крайне низкой температуры на улице было решено играть 2 тайма. Это были 2 тайма, которые играли команды заключённых «Батыр» и «Димитрий Донской».

Конечно, когда я впервые прочитал, что на территории тюрьмы есть хоккейная коробка, то был абсолютно сражён этим фактом. Сам Олег сходу не смог сказать, есть ли в других колониях площадки. «А приезжайте ещё летом — мы и в волейбол играем!» «Ну, а что такого — мы же тоже люди!» «Да сейчас лагеря — пансионаты прям!», поясняют возрастные заключённые, начавшие отбывать наказания ещё в 70-х.

Игра закончилась со счётом 7:4 в пользу «Димитрия Донского».

После матча мы все — и осуждённые, и священники, и администрация тюрьмы — собрались в клубе за огромным столом с тортами, чаем и одноразовыми ложками.

По одну сторону заключённые, по другую — все остальные. Это были очень молодые ребята, многим не было и тридцати. На минуту попытался представить, что за тяжкие преступления они совершили, если попали сюда, но отвлёкся на худощавого парня, который пластиковой ложкой уплетал огромные куски торта, понимая, что следующий раз будет не скоро. Видимо, именно в такой момент, за таким столом, в тюремном клубе после хоккейного матча и приходит осознание, что жизнь — понятие несколько более широкое, чем мы себе представляем. И опять это неловкое ощущение, такое очень странное чувство вины за собственную свободу перед этими парнями.

Вообще, эта поездка в Башкирию стала для меня самого очень важной. Я летел снимать историю про священника из Башкирии, а оказалось, что это всё и про меня тоже. И про моё взросление, и про моего отца, да и про меня в роли отца тоже. Про то, какой важной вижу службу отца Олега в тюрьме: он приносит в жизнь заключённых кусочек свободы — и праздники, и веру, заботу и даже спорт. Хотя уверен, что он очень скромного мнения о своей миссии.

— Олег, а как ты восстанавливаешься? — спрашиваю, имея ввиду тяжелую эмоциональную составляющую службы. — Что это: баня, семья, друзья, хоккей?

— В каком плане?

Я почему-то так и думал — Олег не сразу подхватывает суть вопроса.

— Как ты отдыхаешь? Тебе же надо восстановиться после службы, спорта, тюрьмы?

— Спорт это и есть некоторое восстановление, но неправильно было бы сказать, что на хоккее отдыхаешь от храма и служения. В некотором смысле хоккей это тоже служение, и через наше участие в нём, церковь и священники стали ближе для многих. И ещё на льду часто читаю во время игры молитву «Царю небесный», особенно когда бывает уже физически тяжело. И чтобы травм не было у ребят, — поясняет Олег

— Благословишь меня в дорогу, Олег? — спросил я, скрестив ладони.

— Нет, не так немного, — поправил он мои руки.

— С Богом!