Бойцы отряда «Орлан»: Знаем всех операторов БПЛА, которые за нами охотятся

После начала СВО в Белгородской области было создано ополчение из отрядов территориальной самообороны. В 2024 году из него было выделено спецподразделение «Орлан», его бойцы создали между государственной границей и Белгородом несколько линий эшелонированной обороны, на которых перехватывают большинство украинских дронов, рвущихся к городу. Ежедневно ребята сбивают десятки БПЛА, несущих смерть. Также они занимаются вывозом мирных жителей из опасных мест и оказанием первой помощи раненым.

Съемочная группа ИА Регнум недавно побывала в расположении «Орлана», где познакомилась с командиром батальона Александром (позывной Дизель) и командиром взвода Региной (позывной Директор).

Александр проходил срочную службу в ВДВ. В гражданской жизни работал в европейской фирме по ремонту дизельных автомобилей. После начала СВО помогал армии как волонтер, потом пошел служить в ополчение, дослужился до командира батальона «Орлан». По собственному признанию, ради защиты Родины отказался от спокойной и обеспеченной жизни и вместо крутой машины катается на бронированном уазике с пулеметом.

Регина до войны спасала жизни. Трудилась анестезиологом в реанимации. Прозвище Директор получила еще в гражданской жизни за свой характер потому, что там, где она есть, обычно слышно и видно только ее. После начала СВО пришла в ополчение санинструктором. Теперь занимает в «Орлане» одну из руководящих должностей. Более того, именно её голос слышат белгородцы при предупреждении об опасности БПЛА.

В интервью главному редактору ИА Регнум Александр и Регина рассказали, сколько в их деятельности — «обычной работы из офиса», а сколько — серьезного риска для жизни. Подробно рассказали про систему оповещения белгородцев, которую разработал «Орлан». Пояснили, почему российские и украинские операторы БПЛА все знают друг о друге. А также поделились своими планами и мечтами, не связанными с боевыми действиями.

— Александр, Регина, когда мы были у вас в гостях, вы сбили огромный украинский дрон «Лютый», который летел на Москву. Как у вас сейчас обстоят дела в Белгородской области? Что вы делали, например, вчера?

Александр: Вчера сбил штук шесть дронов, наверное.

— Каких?

Александр: Разных. Сейчас непосредственно «Дартсы» летят. Вы их видели, когда были у нас в гостях. Это беспилотники самолетного типа, не слишком большие. Дальность до 80 километров. Грузоподъемность в боевом эквиваленте до 4 кг. Над головой когда взрывается — не так, как «Лютый», конечно, но тоже интересно. А в целом подразделение несет службу в штатном режиме.

— А когда вообще начались эти массовые атаки на Белгородскую область?

Александр: Все началось 12 августа. И вот после этого идут массированные налеты. Где-то 5 дней налет — 3 дня перерыв. 5 дней налет — 3 дня перерыв.

— И сейчас, я так понимаю, Украина пытается выбить энергосистему Белгорода. Удается их остановить?

Александр: Удается. В том, что касается БПЛА, обстановка полностью контролируется нашим подразделением. Но то, что касается ракетной опасности — это уже не наша зона ответственности. Там работает Минобороны. Город живет, люди не уехали, все нормально. Мы на рабочих местах.

— Спасибо вам за это. Регина, было очень страшно, когда вот полетел этот «Лютый». Вы все закричали: «Лютый», «Лютый», — мы спрятались, а вы схватили автомат. Это ужасно. Если он упадет или взорвется…

Регина: Если суждено, так суждено.

— Когда вы себе говорите «если суждено, так суждено», вам легче становится?

Регина: Ну как легче? Я же понимаю, что делаю. Мы защищаем наше святое Белогорье, наших граждан.

— Редкая женщина пойдет вот так автоматом сбивать дроны.

Регина: Возможно, да. Я в этой структуре уже давно. Можно сказать, я этим живу.

С самого начала СВО я уже бегаю с автоматом. А именно насчет ударных БПЛА, то, как сказал Александр, как начался массированный налет 12 августа, так с ними мы работаем. Можно сказать, третий месяц уже.

— Когда вы каждое утро прощаетесь с сыном и выходите на работу, вас же всё равно какое-то чувство беспокойства посещает?

Регина: Честно говоря, нет. Я собираюсь на работу как обычный гражданский человек. Никогда не задумываюсь, что может произойти, какие могут быть последствия. Просто иду выполнять свой долг.

— Перед кем?

Регина: В первую очередь, наверное, перед сыном. Защищаю его, свою семью и всех граждан нашего Белогорья.

У них «свободная охота»

— А если бы вы того «Лютого» не сбили в тот день, что бы произошло? Куда бы он дальше летел, что бы он сделал?

Александр: Он бы однозначно кому-то принес горе. Возможно, не одну жизнь забрал. В тот день, когда вы у нас были, только 73 беспилотника было сбито силами и средствами моего подразделения. Это как минимум 73 спасенные жизни.

— А вы наверняка видели и последствия, когда эти БПЛА падают? Вы тоже на них выезжаете?

Александр: Мою машину, когда я лично находился в ней, дрон пытался атаковать больше 40 раз. Я потом перестал считать.

— Он видел, что вы в военной форме, да?

Александр: Мы же передвигаемся на военной технике в приграничье. А у них сейчас в принципе свободная охота. Им неважно, военная машина или гражданская. Они бьют любую, которую увидят.

— Не все верят, что украинские операторы целенаправленно делают сбросы на гражданских.

Александр: Это происходит в 20-километровой зоне от госграницы. Просто в свободную охоту вылетает. Куда попадет, туда попадет.

— Я не понимаю. А в чем смысл убить гражданского человека?

Александр: Видимо, мы все для них враги.

— И бабушка гражданская?

Александр: Бабушек они тоже убивали. Случаев было много очень разных.

— Регина, а у вас было какое-то потрясение с тех пор, как началась СВО, когда вы были потрясены чем-то таким, и это заставило вас пойти служить?

Регина: Наверное, где-то и поспособствовало понимание, что нужно защищать дальше себя, граждан.

— А можете вспомнить, как вообще СВО для вас началась?

Регина: Это было 24 февраля. В четыре с чем-то утра первые залпы начались. Бомбежка, все горит. Первым делом я забежала к сыну в комнату проверить, все ли с ним хорошо. И после этого началась суета у всего Белгорода. Уже осознанно все поняли, что началась война. Тогда мы просто говорили: «Война», но не знали, как это будет, как будем жить. Все-таки мы переживаем за наших детей, за их будущее. Но уже в течение четырех лет наши дети видят, слушают, что происходит, и живут в этом.

— Вы не вывозили своего ребенка?

Регина: Были моменты, когда во время ракетных налетов на пару месяцев вывозила. Сейчас нет. Ребенок со мной, рядом. Учится, развивается, живет своей жизнью. Только в этой обстановке, которая нас настигла.

— Сейчас, на мой взгляд, в Белгороде жить очень страшно. Александр, а вы что думаете?

Александр: Для нас это как обычный день в офисе. Просто выполняем свою работу. Многие спрашивают о последствиях налетов: «Что ты чувствуешь?». Да ничего я не чувствую.

— Когда эта штука полетела на нас, и вы выбежали ее снимать, вы тоже ничего не чувствовали?

Регина: Для нас это чувство уже перегорело. Это как обычная работа любого гражданина. Конечно, когда мы сбиваем — для нас это максимальные эмоции, что мы спасли жизнь, мы его уничтожили. Кричим от счастья. Матюкаемся — тоже от счастья. Эмоции бывают разные. Смотря, где находимся.

Естественно, есть понимание того, что, выходя на службу, неизвестно, вернешься ли ты сегодня домой. Но мы делаем все, чтобы вернуться к своей семье, к своим детям.

— А как можно себя обезопасить? Что надо делать? Ловким быть, внимательным? Какие-то есть вообще средства?

Регина: Тут нет этих средств. Просто оберегать себя.

Александр: Готовить себя. Люди все замотивированы. Давайте я предысторию подразделения расскажу, откуда эти четыре года взялись.

В октябре 2022 года образовалось народное ополчение. Мы пошли туда. С Региной в разных подразделениях служили изначально. Почти три года были ополченцами. Потом образовался наш отряд, перешли туда. Сейчас у нас 90% личного состава из ополчения. То есть люди изначально были замотивированы.

Будучи сам бойцом и будучи командиром батальона, я не наблюдал, что кто-то боится. Да, были разные случаи. Перегорали ребята. Но я знаю, как их подбодрить.

— А как? Поговорить?

Александр: Конечно. Когда командир находится рядом с подразделением при выполнении задач, подразделение воюет по-другому.

Защитить святое Белогорье

— И вы работаете ведь не только в Белгороде, но и в Шебекино?

Александр: Шебекино — это непосредственно зона ответственности нашего подразделения. Там располагается одна из рот нашего батальона.

— Там вообще страшно.

Александр: Шебекино — это испытательный полигон для дронов-убийц, к сожалению.

— Вы говорите, что в ополчение пошли люди из чувства патриотизма, по убеждениям. Вы по этой же причине пошли в это ополчение?

Александр: Нет объяснения ни у одного человека из ополчения, почему он туда пошел.

Я занимался бизнесом по ремонту дизельного автотранспорта. С первых дней СВО волонтерил, потому что военные машины поехали на ремонт. Потом от знакомых ребят узнал, что набирается небольшой отряд. Это еще до ополчения было, в конце марта 2022 года. Пошел туда. Мы патрулировали приграничье, стояли на блокпостах. Тогда много украинских граждан переходили границу, много машин было.

И потом узнал о том, что образовывается ополчение. Командиром одного из спецподразделений этого ополчения был назначен мой знакомый парень. Я созвонился с ним. Он сказал: приходи. Пришел. После собеседования был назначен на должность командира отделения специального взвода. И с этого все началось. На этой должности я и покинул ополчение, перейдя в «Орлан».

Сначала это был адреналин, сейчас адреналин уже всё — обычная рутина. Но с работы, честно, не хочется даже выезжать. Есть четкое понимание, что наши действия сохранят жизни гражданских людей и не разрушат инфраструктуру святого Белогорья.

— То есть главная мотивация — это спасение жизни?

Александр: Главная мотивация — это Родина, которую враг пытается обидеть.

Регина: Не описать наши чувства, эмоции — что мы делаем.

Александр: У меня нет объяснения, почему я пошел. Я нормально зарабатывал, работал на нормальной работе в европейской фирме. Жил спокойной жизнью. Путешествовал, катался на крутой машине. И просто от этого всего отказался. И не жалею. Теперь катаюсь на бронированном уазике с пулеметом.

— А когда война закончится, вы сможете снова сесть на крутую машину и просто так кататься?

Регина: Сколько раз мы об этом разговаривали внутри коллектива. Мы очень переживаем. Наверное, очень трудно будет перескочить на другой этап, зная, что не надо куда-то бежать, не нужно защищать. Понятно, мы каждый день будем защищать, но уже, наверное, не в таком бешеном ритме.

— А зачем защищать? Что находит человек в защите других?

Регина: Даже не знаю, что ответить. Я ведь сейчас тоже могла быть дома, в укрытии сидеть, ничего не делать. Наверное, я уже не смогу. У меня даже это в голове не складывается.

— Вам будет некомфортно сидеть где-то, потому что считаете, что вы бездействуете, когда вы что-то умеете?

Регина: Естественно. Это уже, наверное, в крови и в голове. Ноги идут, руки делают. По-другому никак.

— А до войны был у вас момент, когда вы кого-то защищали?

Регина: Спасала людей в реанимации на анестезиологии. Сами понимаете, место такое, когда спасаешь, но иногда, конечно, можешь и не спасти людей. Но всё, что было в наших руках, мы всё делали. Точно также и в теробороне. Я была тактическим санинструктором — тактическую медицину преподавала. Но гражданская медицина и тактическая медицина — это две разные структуры. Поэтому, по сути, обучала сама себя: накладывание жгутов, взаимопомощь, самопомощь, тампонады и так далее. Потом пришла в спецзвод, где и по сей день.

— А можете описать свой вчерашний день?

Регина: С утра проснулась — на работу. Нам обрубили электричество. Ракетная опасность была. Полетели дроны. Обычная рутина. Всё как всегда.

— Вы в этот момент были в Белгороде или в Шебекино?

Регина: В Белгороде была дома с сыном. С утра на работу сразу же, как только произошло.

— И как вы дроны сбиваете? Вы бегаете или лежите?

Регина: Смотря что, как, когда летит, где ты находишься. Сперва нужно стойку определить для сбивания. Лежа все-таки неудобно сбивать.

— И много вы вчера сбили?

Регина: Мы уже вообще не считаем. Это поначалу мы считали, сколько залетело, сколько сбили. А теперь только под конец рабочего дня можем примерный подсчет сделать. Естественно, у нас есть специальные аналитики, которые этим занимаются. Но мы — нет.

Образ врага

— Александр, а это действительно так, что если дрон из Сумской области запустить, то он до Москвы долетит?

Александр: И дальше может долететь.

— Какой у вас образ врага в голове? Летящие БПЛА или украинские военные, которые их запускают?

Александр: Тот, кто запускает. Оператор, пилот, конечно.

— А вы их когда-нибудь видели вживую или дистанционно?

Александр: По-разному видели. Помимо уничтожения вражеских дронов, ведется работа по уничтожению вражеских расчетов. Это не секрет.

— То есть вы и сами на них сбросы кидаете?

Александр: Мы также летаем на дронах, как и они.

— И вы умеете это делать?

Александр: Да.

— А как и когда вы научились?

Александр: Это то, с чего мы начинали вообще — полеты на дронах.

— Я вас спрашиваю про образ врага, потому что вы все-таки жители Приграничья, и у вас все перемешано. Вы же наверняка регулярно ездили в Харьков до войны. Там такие же люди, как наши? Или уже нет?

Александр: До 2014 года вообще не было никакой разницы, как будто дома. После 2014-го, когда Крым вернулся домой, два года я не ездил. В 2016-м году поехал в первый раз после возвращения Крыма, и уже я чувствовал отличие. Больше мовы появилось. Меньше машин российских. Хотя раньше в выходной день — это только российские машины. В магазин все ездили. Ну и потихонечку все начало меняться в худшую сторону. Крайний раз я там был накануне коронавируса. Русского языка с каждым разом все меньше и меньше становилось. Студенты, школьники — уже все на мове разговаривали. Хотя изначально — нет, вообще не слышал там украинского языка никогда.

— А как вы тогда воспринимаете врага? Враг — это кто для вас?

Александр: Тот, кто напротив тебя с оружием в руках.

— Тот, кто запускает БПЛА, — он не напротив вас и не с оружием в руках.

Регина: Это тоже враг. Только он чуть подальше.

Александр: Военнослужащие ВСУ— это враги. Хотя очень много общался с пленными. Непосредственно принимал участие в обменах. Лично поменял 653 военнослужащих. Разговаривал практически со всеми из них. Обычные люди. Такие же, как и мы. Ненависти не было никакой. И я уверен, что когда-то мы с ними будем общаться в нормальной обстановке, без оружия в руках.

— Представьте, что вы заблудились в лесу. Идете себе и встречаете человека, который как Маугли вырос, но помнит человеческий язык. И он вас спрашивает: «Ой, а ты кто?». А он вообще не знает, что война идет, что «Орлан» есть, что какие-то дроны существуют. Как вы ему ответите на вопрос?

Александр: Отвечу, что я человек.

— А вы, Регина, что бы вы сказали?

Александр: Директор (смеется).

Регина: Тоже сказала бы, что я человек. А там уже из разговора было бы понятно, что ему интересно.

— Директор — это ваш позывной?

Регина: Да. На работе в медицине так называть начали. Когда я уже вступила в территориальную оборону, был задан вопрос: «Какой позывной?». Я растерялась. «Ну, может, у тебя псевдоним есть или кто-то вообще в жизни тебя как-то называет». И первым в голову пришло «директор». Когда я на работу приходила, все говорили: «О, наш директор пришел». Так с этим позывным я по сей день.

— Это потому что вы руководить любите?

Александр: Нет, просто у меня характер такой, что слышно и видно только меня (смеется).

— А вы, Александр, почему Дизель?

Александр: Закипаю быстро (смеется). Да нет, это потому что я в гражданской жизни занимался ремонтом дизельных автомобилей.

Не обезличенный враг

— Вы говорите: «Это наша привычная работа, мы так привыкли жить». А какие-то радости в жизни у вас есть?

Александр: Сбитый дрон (смеется). А за пределами войны — у меня также есть семья, дети.

Регина: Это самая радость, чтобы дети были живы и здоровы.

— А вы хоть как-то расслабляетесь после этих работ?

Регина: В душ и в кровать (смеется). Понятно, что если мы выполнили работу и можно спокойно ехать домой, то первое, к кому ты едешь — к семье, к ребенку. Сын скучает. Всегда ждет. Всегда слушает, когда мама защищает Белогорье.

Александр: Всех же еще оповещает канал гражданский.

Регина: Стараюсь, конечно, в свои выходные все время находиться в семье.

— А расскажите, пожалуйста, про канал.

Александр: Запущен он был 2 августа. А 12 августа, когда был первый массированный налет, он за сутки набрал почти 150 тысяч подписчиков. Сейчас там уже почти 300 тысяч. Полное оповещение гражданского населения, куда и что летит. Координация местных жителей, что им делать, когда работает спецподразделение наше в городе стрелковым оружием. Для автолюбителей, для бабушек, для дедушек — для всех этот канал един.

— Когда я была в Белгороде, то слышала эти оповещения: «Харгора, внимание, летит ударный БПЛА. Отойдите от окон, займите безопасные места». И это шло бесконечным потоком — то оттуда летело, то отсюда.

Александр: Я недавно прослушивал некоторые отрывки канала. С 12 по 13 сентября одновременно в воздухе было девять бортов. И наша девочка с позывным Сибирь одновременно вела все эти борты. За час 620 сообщений голосовых было. Я прям прослушивал все.

— Как это вообще организовано? Откуда девочка узнает, что с девяти направлений летят БПЛА?

Александр: Нашими силами и средствами мы можем перехватывать их видеосигналы. То есть мы видим то, что видит оператор украинского дрона. Мы видим его глазами: маршрут движения, какую цель он захватывает, каждый разворот, поворот. За счет этого мы можем оповещать людей.

— Украинский оператор видит своими глазами, но он же еще в этот момент и управляет дроном. То есть вы понимаете логику?

Александр: Понимаем его логику и можем бороться с этим управлением.

— Эти видео еще и подписаны, и вы знаете его позывной?

Регина: Конечно. Уже есть те, которые определенными маршрутами залетают.

Александр: Есть четкое понимание, кто летит, где летит, как летит, как будет лететь, кто умеет летать, кто не умеет летать.

— То есть вы уже изучили этих операторов?

Александр: Конечно. Так же, как и они нас. Все видно, когда летит дрон. Есть четкое понимание, новичок летит или пилот-ас. Ты уже знаешь, какое подразделение, уровень этого подразделения. Кто на той стороне заезжает работать, кто уезжает. Это не просто так. Да, у нас гражданская организация, но с военным уклоном. Все-таки есть понимание и данные разведки. Все это мы имеем.

— Мне рассказывал глава Тишанки, что его кошмарят два украинских оператора: некий «Блинк» и «Юрик». Встречались они вам?

Александр: Да. «Блинк» «любит» мою черную машину. Он всегда появляется, где появляется моя черная машина. Он знает меня непосредственно: кто я, что я.

— И он мечтает…

Александр: Не знаю, о чем он мечтает. У него нет шансов. А «Юрик» работает по нашему направлению каждый день. «Блинк» приезжает-уезжает, а «Юрик» здесь постоянно.

— Что же они за существа такие, что им человеческие мучения приносят радость? Наверное, они гордятся, что они такие ловкие, крутые и могут убить?

Александр: Возможно, да. Так боятся они с нами, видимо. Каждый воюет, как умеет.

— Но ведь мы же не гоняемся за главами их поселков. Разве мы гоняемся с дронами за гражданскими людьми?

Александр: У меня нет объяснения, почему они это делают. Это происходит ежедневно.

— Вы говорите, что вы уже не боитесь. Но неужели, когда дрон бил вашу машину, вы не испугались?

Александр: Мы ездили под Красную Яругу буквально две недели назад, когда обострение ситуации было. Я только монитор включаю, а он уже летит в нашу машину. Но мимо проезжал КамАЗ. Он не стал нас бить, ударил КамАЗ. Хотя мог нас ударить, он был над нами.

Плечом к плечу

— Как вас в детстве воспитывали? Какие уроки вам преподнесли родители?

Александр: У меня в семье военных нет. Отец всегда работал, когда я был маленький. Мама работала. Я в основном время проводил с дедушкой и бабушкой. Дедушка на тот момент был милиционером. Дядя мой — младший брат мамы, когда пришел из армии, тоже устроился в полицию. Работал в разных спецподразделениях. Таскал меня с собой всегда на работу. Родителей дома не было никогда. И вот, наверное, с тех времен… Я вообще жалею, что не стал военным. Вот честно.

— А нет возможности после СВО как-то войти в штат?

Александр: А смысл это уже делать? Уже возраст. В моем возрасте мои однокашники уже выходят на пенсию полковниками. Начинать все с нуля?..

И, как показала практика, большинством добровольческих соединений в нашей стране командуют менеджеры-сержанты. Так и у нас. У меня в подчинении есть и полковники, и подполковники. А я — сержант.

— Про медали свои расскажите, пожалуйста. За что вы их удостоились? Какая из них самая важная?

Александр: «За доблесть в рядах Белгородской территориальной самообороны». Самая важная, самая первая.

Регина: Это первая медаль, которую мы получили. Потом уже были за последующие заслуги.

— Вы на интервью по Москве прям с медалями шли?

Александр: Нас привезли, но здесь шли так. Я был приятно удивлен, когда ко мне подошел парень, пожал руку и сказал: «Спасибо за службу». И здесь охранник тоже пожал руку и поблагодарил.

— Почему вы были этим приятно удивлены?

Александр: Я этого не ожидал.

Регина: Мы же форму надели не для того, чтобы к нам подходили и говорили «спасибо». И все же не ожидали, что нас поблагодарят.

— Александр, а вам никогда не казалось странным, что женщина сбивает БПЛА?

Регина: Он меня этому и научил. Нет, я умела, но Александр меня всему обучал и корректировки делал. И в данный момент мы с ним идем плечом к плечу.

Александр: Регина обычная боевая единица.

— Не хуже мужчин?

Александр: Что значит, лучше или хуже? Она выполняет вверенную Родиной задачу. Этого достаточно. А женщина она или мужчина — неважно.

— Можете рассказать, как вы познакомились впервые? Где это было?

Регина: В территориальной обороне это было.

Александр: Она пришла к нам во взвод…

Регина: Как санинструктор пришла. Тогда еще у меня медицинская сумочка была — рюкзак.

— А был момент, когда вы испугались за Регину?

Александр: Я вообще запрещаю ей выезжать на всякие мероприятия, но она у меня за спиной это делает. Приезжаю: «Где Регина?» Все молчат.

Регина: Потому-то я им говорю: «Приедет Дизель — не говорите, куда я поехала».

Александр: Зачем это? Для этого есть наши бойцы. Она все-таки уже в руководящем составе подразделения находится. Поэтому ей уже не стоит это делать.

— А вы, Регина, боялись за Александра?

Регина: Я за каждого бойца боюсь. Допустим, когда уехала группа выполнять задачи, а Александр в этой группе. Я знаю, что они выполнят и вернутся. Но все равно есть это малейшее переживание, чтобы все прошло хорошо.

Я обычный человек. Точно также переживаю. Мы люди, живые люди. Где-то у меня даже паника есть. Мы же все-таки уже как маленькая и дружная семья, где каждый защищает друг друга. Просто мы не настолько показываем свои эмоции.

— Я хотела, Александр, попросить вас, если можно, описать свой самый страшный момент?

Александр: Самый страшный момент — хоронить ребят своих. К сожалению, я уже семерых похоронил в общей сложности.

Да, бывает волнительно. Но страха нет такого, чтобы боялся. Ну танк по тебе стрелял. Ну РСЗО по тебе летело. Ну дрон в тебя бил. Вернемся к тому, что это всего лишь наша работа. Больше присутствует страх за личный состав. Мне запрещено по должности выезжать в максимально опасные места. Но я не могу сидеть на месте, когда мои ребята туда выезжают. Просто не могу. Особенно, когда нет с ними связи.

— Вы и так находитесь в опасном месте, а есть еще и максимально опасные места. Это Шебекино?

Александр: У нас по всей зоне нашей ответственности есть передние позиции, которые находятся непосредственно на линии боевого соприкосновения. Где нет связи, нет помощи, нет эвакуации. Нет ничего. Есть только ты и твои друзья.

— В Белгороде очень опасно. Но когда ты отъезжаешь от Белгорода еще в сторону границы, даже воздух становится шершавым…

Регина: Знаете, везде опасность. А там нужно быть максимально внимательным. У тебя должны быть глаза и уши. Ты должен и смотреть, и слушать всё.

Александр: Ошибок наша профессия не прощает, к сожалению.

Вообще могу на 100% заявить, что аналогов у нашего отряда не существует в мире. Я не знаю такого. Всё делалось с колес. Всё придумывали сами. Разрабатывали технологию тренировок. Развиваемся сами. Каждый день что-то новое. Самообучаемся. Делаем. Получается что-то — выносим в массы. Каждый день я работаю над тем, что сделает мое подразделение сильнее. Если мы видим, что нам что-то действительно приносит пользу, мы это потом выносим в массы.

— Вы, когда заходите в эту шершавую опасность, есть какие-то слова, которые вы себе говорите?

Александр: «По машинам. С Богом, поехали». Стандартная военная команда.

— Но вы говорили также: «Никто, кроме нас». Но почему? Я постоянно своим гостям задаю этот вопрос. Ведь в 2022 году были какие-то мужики, которые побежали, чтобы их не мобилизовали. Они не считали, что никто, кроме них.

Александр: Во-первых, я военнослужащий воздушно-десантных войск. Как минимум поэтому я так считаю. Еще тогда на политзанятиях мне всё объяснили, что такое Родина, для чего она нужна, почему ее нужно любить. И сейчас свое подразделение я строю по четкому аналогу того подразделения, в котором служил. Не надо ничего придумывать — за нас уже всё давно придумали.

— Есть у вас мечта?

Александр: Сделать свое подразделение лучшим.

— А для себя?

Александр: Сейчас я не живу для себя.

— Потом, наверное, когда вы состаритесь, вы, оглядываясь назад, наверное, будете думать, что когда вы жили не для себя — это был самый яркий момент вашей жизни.

Александр: Возможно.

— А у вас, Регина, какая мечта?

Регина: Чтобы моя семья была жива, здорова и долго-долго жила. Это самая главная моя мечта.