Руслана Комлева — производительница русской косметики из Пскова. Концепция её бренда заключается в том, что и сами продукты, и их оформление вдохновлены русскими традициями и историей.

Компания производит натуральную косметику, которая принципиально отличается от привычных для рынка брендов. Кроме того, каждая баночка для крема — произведение искусства: на всей продукции отпечатаны репродукции народного творчества крестьян Псковской земли, русские орнаменты, фольклорные сюжеты.

Путь Комлевой к собственному бренду был тернистым: начинала она с продажи корейской косметики, первую партию которой закупила на остатки декретных средств, оставшись одна с двумя детьми на руках. Шаг за шагом она постигала рынок, основы бизнеса и производства, а основой всегда оставалась любовь к своему делу.

В интервью главному редактору ИА Регнум Руслана рассказала, каково начинать собственное дело, когда у тебя буквально пустой холодильник. Поведала, почему родная земля дает силы, а картины русских классиков-живописцев — вдохновение. Поделилась мнением о том, какая она — красота русской женщины, которой не нужно себя менять и улучшать, чтобы всегда оставаться прекрасной.

— Руслана, а это важное уточнение, что косметика русская?

— Я думаю, что сейчас, когда мы осознали нашего национального производителя, это важно.

— А вы же начали ещё до того, как на нас наложили такие серьёзные санкции, и ваша косметика всё равно была русская?

— Я начала еще совсем «до». Изначально в декрете занималась корейской косметикой. Уже тогда, когда ситуация стала меняться, пошли маркетплейсы, демпинг. Я начала понимать, что тяжело оставаться на рынке, если ты продаешь не свой бренд. Пришло понимание, что нужно создавать свое, русское.

Плакать было некогда

— Можете простыми словами объяснить, почему без своего бренда сложно?

— Когда ты продаёшь чью-то косметику, производства Японии, Кореи, Таиланда — ты не можешь регулировать цены. Если это маркетплейс — очень много игроков, которые продают по значительно более низким ценам, чем ты в магазине. У тебя же в цену входит и аренда, и продавец. Было сложно, потому что потребитель приходит в магазин и говорит: «Я могу купить такой же крем на маркетплейсе — в два раза дешевле».

— И он действительно такой же?

— Да, абсолютно. То есть именно экономическая, а не политическая ситуация повлияла. В ковид люди привыкли, что им достаточно нажать на кнопочку, и товар доставят домой.

Все эти условия привели к формированию собственного бренда, где уже ты регулируешь ценообразование.

— То есть такую косметику, как у вас, невозможно будет купить ни у кого?

— Да.

— А почему вы занялись корейской косметикой? Я читала, что вы были в декрете, и более того — в разводе. Это такое время, когда можно было бы поплакать о том, что судьба так сложилась, а вы решили заняться бизнесом.

— Мне кажется, нам, русским женщинам, плакать вообще некогда. Так получилось, что я в разводе, с двумя детьми, в декрете, декретных средств совсем немного. Открываешь холодильник, там пусто, а нужно кормить детей, и становится совсем грустно. Алиментов у меня не было. Тогда я потратила остатки декретных на корейскую косметику, когда это только заходило, было модно.

— Мама, когда сидит с детьми дома, особенно в декрете, она же всегда циклится на детях. Открывает холодильник, там пусто — циклится на продуктах. Как вам пришло в голову заняться именно корейской косметикой, вы занимались этим раньше?

— Нет, я 17 лет была госслужащей. Я очень мечтаю стать такой мамой, которая циклится на детях, у которой всё по полочкам разложено, которая ведёт в детский сад, и у неё есть с собой во что переодеть ребёнка.

Но вот я, видимо, не совсем та мать. У меня достаточно хорошие отношения с детьми, комфортные, они у меня растут не в тепличных условиях, но у меня не было выбора: либо кормишь, либо циклишься на пустом холодильнике. Пришлось стартовать и идти вперёд.

— Значит, декретные — это ваш единственный доход на тот момент?

— Да. Это было восемь лет назад, у меня были декретные шесть-восемь тысяч и ипотека 14 тысяч. Было очень грустно. И муж, который собрал свои вещи и сказал, уходит хорошо жить — без меня.

— Вообще не помогал?

— И до сих пор не помогает, даже не видится с детьми.

— Ну хотя бы хорошо живёт?

— Нет. Это бумеранг — живёт он не очень хорошо, но я с ним не конфликтую. Я ему вообще за всё благодарна. Уже потом, когда мы расстались, я часто думала, как хорошо, что он тогда ушёл и бросил меня. Я бы, наверное, не пошла так вперёд, жила бы той своей жизнью — офис, дом, работа…

— А он-то не жалеет? Вы теперь целая производительница косметики.

— Знаете, я тоже когда-то думала, анализировала, что он ушёл, когда мне было так тяжело финансово. И вот я уже год-два работала с корейской косметикой и делала дома ремонт. Я хотела, чтобы он пришёл, посмотрел, сказал: «Какая ты молодец, не сдалась».

Однажды он пришел через время, а я купила хорошую дорогую кухню. Думаю, сейчас он скажет: «Зря я от тебя ушёл, ты так хорошо живёшь», а он даже не заметил. Посидел 15 минут, попил чай…

Я уже закрыла этот гештальт. Если надо, мы с ним прекрасно общаемся. Я ничего не требую, так как понимаю, что там взять нечего.

С коляской — на доставку

— В Корею, на покупку косметики, вы отправили, наверное, тысяч 20-30?

— Вообще-то 50. Это были мои единственные деньги, последние. А там доставка месяца два. Я так нервничала. С содроганием ждала посылку — придет, не придет? Месяц прошёл, полтора. Я писала всем, старалась отследить мою посылку. Думаю, вдруг упала в море и выпала из самолета — именно мой чемодан?! Но нет, всё хорошо. Курьер привез маленькую коробочку, и я начала продавать. У меня есть группа с корейской косметикой, меня там до сих пор многие помнят — как я бегу с коляской, с двухлетним ребенком на доставку.

— То есть сами доставляли?

— Да. И в группе писала, и на доставки бегала, и ребенка качала. Мы же такие, девочки, многозадачные.

— Вы сейчас смеетесь, рассказывая об этом, а, наверное, было тяжело и обидно.

— Наверное. Когда ты мать, когда за тобой дети, у тебя нет выбора сдаться, лечь, рыдать о судьбе, обижаться на Вселенную и говорить: «Ну как же так? Почему именно я? Я хочу на Бали и мужа-олигарха». Вариантов не было — только вперед. Обеспечивать детей и платить ипотеку.

— А как вы убеждали покупать эту косметику? Сами знали о ней?

— Я почитала, конечно, составы, но я тогда тот еще «знаток» была. Читала, пробовала сама, предлагала в группе. Туда добавлялись девочки — такие же мамочки в декрете. Когда с ними открыто общаешься, люди тебя поддерживают, покупают. Так и пошло-поехало.

— То есть личность тоже сыграла роль в продаже? Они представляли себя в ваших обстоятельствах, и это влияло на их выбор?

— Возможно. Но это еще и был новый интересный сегмент на рынке — корейская косметика, доступные цены. У нас были эксклюзивные товары, например кремы с икрой, с пептидами. Такого ещё не было на рынке.

— Вот, вы разносили сами товары, обороты росли. Что дальше делали?

— Я смотрела, что у меня покупают, начала хоть какие-то деньги держать. Потихонечку начала делать ремонт. А потом решила первый офис открыть — небольшой, в недорогом помещении. Девчонки ко мне приходили, и тогда я поняла, что нужно уже что-то приличное делать. И открыла первый магазин корейской косметики.

Потом их было четыре. Это было прекрасное время. А потом пришёл ковид, пришлось закрыться и уйти в доставку.

— Тогда вы хотя бы не сами носили?

— Сама и носила. Маски — всё это пройдено. Предприниматель всегда что-то предпринимает. Мне кажется, нас не убьёшь: будет ковид — сделаем доставку, потом всё вернём. Хорошо шагнут маркетплейсы — будем создавать свой бренд.

— Когда вы работали госслужащей, подозревали в себе такую жилку?

— Нет, у меня не было такой сложной ситуации, когда и кредиты, и дети, и ты одна, бабушка со мной жила…

Мне до сих пор трудно построить личные отношения. Нет доверия. Всё время кажется, что меня обманывают.

Это история, которую нужно закрыть, пойти, как сейчас модно говорить, в терапию, проработать себя. А я же не из этих женщин, которые живут по фэншуй — диван у неё в правильном углу стоит, открыт денежный поток…

Но сейчас мне комфортно жить. Я ушла в бизнес, в науку, в химию, в разработки как технолог. От этого я сейчас кайфую.

Помощь государства

— Вам хватило денег на магазины?

— Конечно, не хватило. Я очень люблю дружить с государством, с нашими местными органами. Когда делала первые шаги, меня очень поддержал центр «Мой бизнес» в Пскове. Понятно, что с 50 тысяч у меня не было таких продаж, чтобы открыть магазины.

На следующем этапе меня поддержал инвестиционный фонд. Выдал грант на закупку оборудования. Всё дали под минимальный процент, условия комфортные. Поддержка идёт полная — от и до.

— Я слышала, что в Корее государство тоже поддерживает косметику. Как вы считаете, государство в принципе должно это делать? Это же такой «бантик» — никто не умрет, если не будет косметики.

— Я вообще не думаю, что государство должно. Если ты хочешь изменить свою жизнь, ты сам должен что-то делать, а не требовать и ждать чего-то от государства.

— А гипотетического российского производителя косметики? Это же не оружие, не промышленность.

— Это женское настроение, а от настроения женщины зависит семья. Она же и мама, и жена, и сестра, и дочка. Это комфорт семьи. Такие мелочи, как косметика, они же приносят радость. Это принятие себя, красота.

Должно ли государство поддерживать? Не знаю, для меня это вопрос. Наверное, да, если государству это приносит огромные деньги.

— Вы продавали корейскую косметику, а потом вам пришла в голову идея, и вы не побоялись. Как вы начали, не имея никакой базы?

— Не было ничего. Я иногда думаю, что отвага — это мое. Отвага и… не буду второе слово говорить (смеется). Поняла, что нужно свое, свой бренд, чтобы не быть постоянно этим «перекупом», и обратилась на контрактное производство. То есть изначально косметика делалась на совершенно других мощностях, в другом городе. Я написала техзадание, и там уже технологи создали бренд, и он запустился.

Русская красота

— А как? Вот есть крем для лица. Он же не просто должен быть в баночке с русским названием, чтобы предлагать его людям и говорить, что он принципиально отличается.

— Я уже знала, какие ингредиенты работают, что нужно нашей женщине. Мне хотелось, чтобы косметика содержала льняное, конопляное масло, экстракт зверобоя, определённые компоненты. Я училась немножко у косметолога — всё время везде учусь.

Изначально я шла по шаблонам и стереотипам, хотела назвать бренд «Айко» — как корейская косметика. Многие косметические бренды называются типично, такими европейскими названиями, что и не догадаешься, что бренд российский.

Но мне это не подходило, я некомфортно себя чувствовала. Я подумала, почему «Айко»? Это же стереотипы о женской красоте, что косметика должна быть европейской, минималистичной. Думала, что нужно что-то русское, я же русская женщина, а не какая-то другая. Я начала читать…

— А что читать?

— Я начала вникать в образ русской женщины, интересоваться. Я всегда понимала, что лично я тоже — женщина по Некрасову, которая в избу, коня, это всё обо мне… Абрама Архипова изучала картины, образы русских женщин — они такие с щёчками у него.

Мне стало обидно, что нам постоянно транслируют шаблоны европейской красоты, со скулами… Я всё это тоже прошла, естественно. После развода мне же хотелось себя поменять, подредактировала своё лицо, о чём потом сожалела очень долго.

А вот эта аутентика русской красоты стирается косметическими мерами. Весь этот минимализм стирает славянскую идентичность.

— А что такое для вас русская красота?

– Сила характера, глубина взгляда, стойкость. А еще — отвага, умения, мужественность женщины.

— У вас очень женский взгляд на женскую красоту. Мужчины так не смотрят. На вашем месте у нас не так давно сидел пластический хирург. Он утверждал, что мужчины видят первым взглядом. Либо привлекает их, либо нет. А вот глубина, характер, на что человек способен, может ли, как вы, не сломаться в тяжёлых обстоятельствах — для этого нужно постепенное узнавание.

— Конечно, но внешняя красота — это 5-10 минут. Как бы человек ни был красив, он может быть настолько некомфортным, неинтересным в общении. Для меня красота — это внутренняя красота. Я думаю, что умный мужчина всегда видит внутреннюю красоту женщины.

— А как вы на картинах пытались ухватить эту красоту, на неподвижных образах?

— А вы посмотрите картины Нестерова. Этот женский взгляд. Такой, знаете, смиренный, но в то же время глубокий. Я смотрела на образы русских женщин и восхищалась, мне хотелось их передать.

Я для себя поняла: хватит идти по шаблонам. Мы с девочками встречались, они говорят: «У вас такое красивое имя — Руслана». А я его всю жизнь стеснялась, называла себя Катя. Почему? Потому что был шаблон, рядом всегда были Лена, Оля, Саша.

И здесь я поняла, что не пойдёт этот шаблон, что не должна быть европейская этикетка. Бренд был манифестом, этикетки с оригинальным прикладным творчеством крестьян XVII–XVIII–XIX веков. Не просто орнамент, а реальное творчество простого человека, кружево.

Мне кажется, ничего так не передаёт образ русского человека, его характер, стремление, мечты и надежды на будущее, как его творчество. Мы действительно брали реальный кусочек кружева, вышивки и переносили прямо на этикетку. Сейчас у нас выходят гидролаты с карельской вышивкой исконной.

— Вы уверены, что люди рассматривают эти этикетки? Или зачем тогда?

– Это манифест. Сейчас, кстати, потребитель изменился. В том числе — благодаря государственным поддержкам, регулированию. Стали массово популяризировать наш генетический код, культурное достояние.

Вы помните — Зварыгин, Билибин, эти азбуки? Я когда открывала эти детские иллюстрации, я часами могла на них смотреть, на каждый узор. Сейчас всё так упрощено, исчезло всё, наша аутентика. Мне захотелось это показать людям, показалось, что им будет интересно.

Изначально было тяжело, не очень брали, особенно дистрибьюторы, потому что косметический мир привык к европейской этикетке, минимализму. Многие отказывали, говорили: «Мы не знаем, будет продаваться или нет».

Но мне кажется, это гордо — нести народное достояние. Мне хотелось, чтобы это был такой мостик между прошлым и настоящим — через косметику. Меня всё это просто поражает: узоры, сюжеты, даже наивное искусство. Смотришь на эти рисунки цветов, и так это трогательно.

У нас даже лаком выделяется кружево. На креме для рук оно прямо чувствуется. Мы всё это прорабатываем, любим дело, которым занимаемся.

— Вы действительно верите, что через этикетку в человека могут проникнуть какие-то элементы русской культуры?

— Конечно. Вот, я смотрю, сейчас в кофейнях бывают стаканчики с русскими орнаментами, и у меня рука тянется туда, а не к белому безликому стаканчику, на котором просто написано «доброе утро».

Мне кажется, я искала себя 40 лет. Жила с шаблонами. Но только понимая свои корни, я начала обретать уверенность в себе. Мне уже не нужно производить какие-то манипуляции с лицом.

Я русская женщина, такая, какая есть. Я не буду 90-60-90, у меня не будет белого лица, как у кореянок, скул, как у Анджелины Джоли.

Я поняла свою генетику. Я — русская женщина, кровь с молоком. Такие мы вот. И мне кажется, каждая женщина, мама должна объяснить ребенку, что ты такая красивая, не надо резать себе глаза, губы, скулы, ты прекрасна. Ты красивая русская женщина, не надо делать себя кем-то другим.

Радость дарить благость

— Но вы же говорите, что, когда разглядывали их портреты, чаще всего вы во взгляде замечали не только готовность противостоять каким-то трудностям, но ещё и смирение. Не кажется ли вам смирение тоже важным элементом русского характера?

— Именно, кажется. Мы, русские женщины, умели смиряться. Шли, как жены декабристов. Мы это умеем. Но суть-то характера женщины в том, что, если надо, я что угодно сделаю: подниму, сожгу, выкопаю яму и отомщу тем, кто убил моего князя. То есть я мягкая-мягкая, но если надо…

— Значит, смирение не равно забитости?

— Нет-нет, смирение — это очень большая сила. Смиряться — это тоже определённая работа над собой, над тем, чтобы проявить большую сдержанность.

— Вам когда-нибудь приходилось так смиряться, чтобы вы это осознавали?

— Я этому учусь. Учусь прорабатывать, чтобы не расстраиваться сильно, не растрачивать эту энергию. Я часто себе говорю: сейчас ты не можешь изменить ситуацию, успокойся, Руслана, давай поживём чуть-чуть, как есть. И дальше слова Скарлетт О`Хара: «Я подумаю об этом завтра».

— А для чего вообще человек должен смиряться?

— Это уже совсем серьезная тема. Наверное, во благо ближнему. Но не себе.

— А свое благо в этот момент стоит над благом ближнего?

— Конечно. Сейчас модно говорить: расставь приоритеты для себя, ты — самый центр, полюби себя. Но я всё равно считаю, что человек — благоразумное существо. Ты испытываешь радость, когда даришь благость другому человеку. И если ты кого-то любишь, смириться можно. Простить, понять, принять.

Сохранить историю

— Я вернусь к вашим этикеткам. При помощи этих этикеток вы как-то и Псков продвигаете?

— Мы стараемся популяризировать его. Конечно, я очень люблю свой город. Для меня Псков — это место, где спокойно, где архитектура, белокаменные церкви. Спегальский (Юрий Павлович Спегальский — советский архитектор. — Прим. ред.), который очень много вложил в нашу архитектуру, где каждый камень близок.

Естественно, об этом хочется рассказывать. На одной линии у меня вынесены изразцы с псковским орнаментом. А однажды я шла мимо одной разрушенной церкви, Одигитрии, и увидела сверху маленькие изразцы.

Это красивые изразцы XVII века, которые делали крестьяне. Я попросила вынести, потому что это же не Божий лик, это просто творчество человека, а они разрушались. Мне захотелось сохранить их через этикетку, это голубая глина с берега реки Великой, это необыкновенно красиво.

— А люди оценили, как вам кажется?

— Пишут, что красиво. Это очень простые, яркие баночки, и многим интересно прочитать, откуда эти фазанчики. Мы даже оставили на этикетке кусочек красного кирпича, характерного для Пскова. Многие интересуются, заходят на сайт почитать.

— То есть это такой продукт «два в одном» — и культурный, и косметический?

— Да, мне кажется, что культурный код можно нести через косметику, и я иду именно в этом направлении.

— А почему недостаточно картинных галерей, почему вы решили, что именно косметика — подходящее место?

— В картинных галереях в основном висят работы известных художников. А в моей картине мира основная концепция — донести творчество простого человека, крестьянина. Я считаю, что оно достойно внимания. Понятно, что Васнецов, «Богатыри» — это здорово, красиво, но ничего так не передаёт наш характер, нашу силу, как творчество простого человека.

— А кто для вас простой человек?

— Мудрый, спокойный, терпеливый, добрый. Знаете, когда я посмотрела «Андрея Рублёва» Тарковского, то долго приходила в себя. Это такая простота без пестроты. Я люблю общаться с простыми людьми, где нет вранья, где есть доброта, где мне комфортно…

— Вот прялка у вас на этикетке — на ней могла прясть Марфа, Марья, Пелагея, то есть это не творчество какой-то конкретной Пелагеи, а коллективное творчество русской женщины определённого времени?

— Да, это собирательный образ. Прялка — это и образ связи с новым поколением, она была очень ценной. Через неё ребёнок рождался, пуповину перерезали, она передавалась от матери к дочери как самое ценное в семье. Так что это такой образ женщины, которая сидела в своей небольшой избушке, мечтала о чём-то, рисовала.

Мы сейчас стали другими — из-за огромного обилия информации, спецэффектов. Отсутствует эта простота, наивность. Поэтому я сейчас в основном смотрю чёрно-белые фильмы, советский кинематограф.

Было другое мышление, идеология была — яркая, легкая, не загрязненная речь.

Национальная гордость — творчество крестьянина

— В чём вы сейчас ищете суть?

— Сейчас мне очень интересно научиться бизнесу. У меня сейчас в бизнес пришли достаточно серьёзные партнёры с предпринимательским, производственным опытом, и я только начинаю учиться.

Когда появлялись магазины, у меня всё было интуитивно, а теперь я понимаю, что выхожу на другой уровень. И мне очень повезло, потому что пришли достаточно грамотные партнёры, которым интересен этот проект, патриоты.

И сейчас я хочу постигнуть суть того, что такое бизнес-мышление.

— А как вы думаете, чем вы привлекли этих грамотных бизнес-партнёров?

— Мне кажется, стремлением, вектором, манифестом. Желанием показать творчество простого человека, русскую красоту. И я верю, что Господь Бог мне помогает посылает хороших людей.

А чем заинтересовала… Не знаю, наверное, открытостью.

— Смотрите, я, допустим, клиент. Мне говорят: тут ты можешь пощупать, тут кружева, узор, ты можешь познакомиться с картинами Пскова. А я всегда спешу. Хочу только, чтобы в банке был хороший крем, мне больше ничего не надо от крема. И я думаю: «А что это они так заморочились с этими этикетками? Наверное, качество подводит»?

— Это такой избитый стереотип, что, если вкладываться в банку, теряешь в качестве. Когда ты любишь продукт, когда вкладываешь в него столько…

— Сакрального?

— Да, тогда я не имею права принести некачественный продукт. Именно поэтому приняла решение, что не должна на контрактном производстве, чужих мощностях производить. Буду производить у себя и отвечать за качество.

— Вы хотите сказать, что это не красивая банка, которую изобретают маркетологи, чтобы продать какое-то косметическое средство, а про сокровенное — то, что у вас в душе. А поскольку это сокровенное, его нельзя сделать плохим продуктом, он должен быть на соответствующем уровне.

— Конечно, это же национальная гордость — творчество крестьянина.

— А у вас есть крестьянские корни?

— Конечно. Я прямо настоящий крестьянин. У меня и отец, и дед — все из русской деревни под Псковом.

— И вы застали эту деревню?

— Ту деревню я, конечно, не застала, мне 43. А так я прожила в Опочке Псковской области, в своем доме. Это часть моей жизни.

Женщина всегда остается красивой

— Я вернусь ещё к вашей продукции. Когда вы впервые обращались к технологам, что вы вообще от неё хотели, чтобы на какую женщину она работала?

— На женщину умную, тридцать пять плюс, с эстетическим пониманием мира, осознанием состава продукта.

— Но ведь умной женщине этого возраста нужна не легкая косметика, которая просто увлажнит, нужны более радикальные средства, потому что, увы, женщина всё равно с возрастом теряет лицо, которое было у неё в 20-30 лет…

— Я думаю, что она не теряет лицо, она всегда остаётся красивой, в любом возрасте.

— Мужчины так не думают, к сожалению.

— Это проблема этих мужчин, а не женщин. У нас есть линия с инновационными пептидами, которые действуют как ботоксоподобный пептид. Здесь синтез инновационных компонентов: пептиды, гиалуроновая кислота, коллагены и экстракты, масла, характерные для русских культур в нашей области. И клюква, зверобой — всё это присутствует.

— А как вы впервые поняли, что ваша косметика работает? Был какой-то момент, отзыв, человек, который сказал, что это хорошо и ему нравится?

— Да, было достаточно отзывов. Есть и положительные, и негативные. Повторюсь, это натуральная косметика, с натуральным ароматом, а к этому не каждый привык. Ты открываешь крем, а он пахнет душицей или чем-то таким. Но больше положительных отзывов. И об оформлении — тоже.

— А вот те же корейцы, косметикой которых мы пользуемся, у них есть шанс проявить интерес к вашей косметике?

— Однажды я ездила со своей косметикой в Индию. Они проявили интерес с той стороны, что это очень отважно, приехать в мир органики и индийской косметики и представлять русскую.

Когда мы участвуем в выставках, там всегда очень много китайцев, корейцев — они смотрят, им интересно. Китайцы же такие — яркие, любят самобытность.

Сила земли Псковской

— Вопрос, который вам, наверное, сто раз уже задавали, и вы частично на него ответили: ингредиенты растут во Пскове?

— Да, но не все. В этом году мы засадили поля. Идея в том, чтобы создать производство от семени до готового продукта. Хочется, чтобы была сила земли Псковской. Мы в Изборске растили многие травы, у нас есть лаванда в Великих Луках — из неё мы сделали гидролаты с особым тонким шлейфом.

— А гидролаты — это что-то дистиллированное?

— Да, они составляют практически 20% натуральной косметики.

— А что за поля, которые вы засаживали? Они были свободные или до этого что-то росло?

— Мы арендовали поля. До этого что-то там росло, мы потрудились, я засаживала.

— Своими руками?

— Конечно. Я же говорю, русская я женщина. Это несложно — берёшь лопатку и сажаешь.

— И копали тоже сами?

— Конечно.

— А почему, вы же уже имели возможность кого-то нанять?

— Когда любишь дело, ты хочешь даже семя в землю сам опустить, наслаждаешься этим. Понимаешь, что вот это семя прорастёт, потом пойдёт в твою косметику, в твою баночку, потом — по полочкам магазинов.

— Ну а вашего ресурса физического было достаточно для такого количества баночек?

— Именно земля даёт этот ресурс. Я же крестьянин… Конечно, я не одна, у меня были помощницы и помощники. Мы собирали дикую морковь, шалфей высаживали и срезали, календулу, цветы… Всё аккуратно складывалось и прогонялось через дистиллят.

— А вы верите в то, что присутствует, действует сила земли?

— Конечно. Вообще, человек отдыхает, когда занимается физическим трудом. Поэтому для меня пойти и посадить было несложно.

— О чём вы думаете, когда работаете?

— О том, что это принесёт свои плоды, что косметика будет полезной людям. Из семечка, посаженного в землю, будут полезные экстракты, они лягут в косметику, попадут на полочку. Любое действие с землей идёт с благостью. И не только с землей.

Работа с настроением тоже приносит свои плоды. Это внутреннее миропонимание, твой внутренний настрой.