Потерявший ногу ветеран: «На СВО — большая-большая семья»

Артём Воронин родом из Санкт-Петербурга. Молодой человек с непростой судьбой, который при этом не теряет доброту и оптимизм. Из-за финансовых проблем в семье вынужден был оставить учёбу в 10-11 классе, чтобы пойти работать на стройку. Потом пошёл служить в армию по контракту. Сражался на СВО с первых же дней. Говорит, что у него даже в мыслях не было отказаться от участия в боевых действиях. Он давал присягу и понимал, что когда-нибудь придётся встать на защиту Родины.

На войне Артём был пулемётчиком, поваром, командиром взвода. Впоследствии стал медиком. Научился оказывать помощь при огнестрельных и осколочных ранениях, ожогах, а также просто лечил бойцов, подхвативших вирусные заболевания. За свои заслуги удостоился Георгиевского креста IV степени.

Во время боя под селом Двуречье в январе 23-го наступил на мину и лишился правой ноги. Не заметил под тонким слоем только что выпавшего снега. Пришлось полтора километра ползти, жгутом перетягивая культю и вкалывая обезболивающее. Потом госпиталь, демобилизация и реабилитация с психологом.

На выплаты за участие в СВО Артём вместе с друзьями открыл салон красоты. Там познакомился с Анной, которая пришла туда работать администратором. У девушки тоже непростая судьба. Её жених погиб в первый месяц СВО, и долгое время она не подпускала к себе мужчин. Тем не менее полюбила Артёма за его доброту и заботу.

В интервью главному редактору ИА Регнум Артём объяснил, что было самым тяжелым после возвращения с войны и почему окружающие даже не догадываются, что он потерял ногу. Рассказал, за счёт чего на фронте ему удавалось перебороть страх, чтобы спасти раненых товарищей.

«Я давал присягу»

— Артём, как вы думаете, это прямо необходимо для человека, вернувшегося с войны, пройти реабилитацию?

Артём: Да, почти все получают психологическую травму. Если у кого-то есть проблемы с конечностями, в любом случае реабилитация нужна, потому что надо привыкнуть ходить как все. Так, будто у тебя две руки и две ноги.

— Как вы?

— Да. Я по три километра в день спокойно прохожу без всяких проблем.

— Честно говоря, глядя на вас, я даже забыла, что вы потеряли на фронте ногу.

— Просто я много реабилитаций прохожу, участвую во всяких соревнованиях, чтобы как-то привыкать к той жизни, которая уже без ноги. Я понимаю то, что инвалид и что побегать у меня уже не получится, потому что конечность немножко меньше отрезана, чем должно быть.

— Это как?

— Врачи сохраняют максимально большое количество тканей. Это не всегда хорошо и не всегда плохо. Мне можно поставить обычный протез, а вот беговой уже нельзя. Если бы чуть побольше спилили, то можно было бы. А так нельзя. И я теперь не могу бегать.

— То есть вам даже жалко, что не спилили побольше?

— Ну да. Это неплохо было бы. Я бы мог в соревнованиях по бегу участвовать. Я люблю бегать, а сейчас, получается, не могу. Только так — мелкие пробежки.

— А вам, когда вышли из госпиталя, в чем было сложно адаптироваться?

— Пустота была какая-то. Там, на войне — большая-большая семья. Каждый друг за друга стоит. Да, когда ты сюда приходишь, у тебя есть своя маленькая семья, и она за тебя стоит. Но не как там. Там чуть по-другому. Там все горой за тебя стоят, защищают, ещё чего-то. А тут чуть по-другому. Сюда приходишь и как будто небольшую пустоту испытываешь.

— Неужели гражданским военные темы неинтересны?

— Для них это немного страшно. Конечно, у меня есть друзья, с которыми можно пообщаться. Но они не поймут меня, потому что не испытали этого.

— А вы, Анна, понимаете Артёма? Он вам рассказывает про войну?

Анна: Я стараюсь этого избегать. Когда я узнала, что у Артёма нет ноги, он мне начал рассказывать — я плачу.

— Артём, то есть вы там воевали, проливали кровь, вернулись, а люди даже слушать не хотят. Это потому, что им страшно, или потому, что им неинтересно?

Артём: Всё вместе. Во-первых, это действительно не особо-таки приятная тема. А во-вторых, зачем им это? Пусть люди мирно живут и думают о светлых вещах, а не о таких.

— Вы думаете, что были на войне и сражались в том числе за то, чтобы дать людям, которые здесь, шанс на мирную жизнь?

— Да, вы правильно меня поняли. Чтобы у них была светлая жизнь, не углублялись в этот хаос, жили мирно, и всё было хорошо.

— В таком случае, нет ли у вас ощущения, что вы себя в жертву приносите гражданскому обществу?

— Нет. Я давал присягу перед страной. Это осознанный выбор. Меня призвали, и я должен был пойти.

— Потому что вы имеете отношение к военной службе?

— Да, всё верно. Я же в армии давал присягу. После этого меня призвали. И когда я давал присягу, я подписывался под тем, что пойду, если меня позовут.

— Но у нас огромное количество мужчин прошли через армию. Кто-то из них на гражданке, как вы говорите, живет светлыми мыслями, а кого-то призвали.

Артём: Это просто жребий. У каждого своя судьба. Не могли же мы призвать всех, кто ходил в армию.

Лично мне повезло. Я попал туда и вернулся обратно. Выполнил свой долг перед Родиной. Молодец.

Братья родные и братья по оружию

— Анна, Артём всегда такой добродушный?

Анна: Да. Я порой очень поражаюсь его доброте. Он ко всем так относится. К друзьям, родственникам, к моим родственникам. Какой бы плохой человек перед ним ни стоял, Артём всегда видит в людях только хорошее.

Артём: Просто люблю людей. Не знаю, за что. Наверное, меня так воспитал отец.

— А ваш папа кем работал?

— Папа всегда на стройке работал. Сначала прорабом, сейчас начальником участка. Ему уже 65 лет, но до сих пор работает.

— Вы описали жизнь с сослуживцами как жизнь в какой-то сплоченной команде. Неужели никогда между ребятами не было конфликтов?

Артём: Конечно, были. Но это, во-первых, там не приветствуется. А, во-вторых, там надо друг за друга горой стоять, потому что тебя этот человек, который справа или слева, прикрывать будет в какой-то момент. Поэтому ты должен полагаться на этого человека. И вы как братья становитесь там.

— Реально как братья?

Артём: Естественно. Ты ему там и поесть можешь приготовить, и если надо, то постираешь. Сам постирался, его вещи вместе постирал. Вот так это всё происходит.

— Но у вас же есть брат?

Артём: Да, есть. У меня их два.

— С родными братьями реально такие же отношения, какие складываются потом на фронте?

Артём: Там чуть по-другому. Ты осознаешь, что это не родные люди, но ты просто пытаешься сплотиться, потому что у вас одна беда и вы вместе пытаетесь пройти этот этап жизни. И на этом этапе жизни вы как братья.

— А потом?

Артём: Потом уже как получится. Разные истории бывают. Люди же в разных городах живут. Кто-то забывает, кто-то помнит. Скажем, паре человек я спас жизнь, а они мне потом спасибо сказали за то, что помог.

— А у вас к ним остается отношение как к братьям?

Артём: Я понимаю, что это совершенно отдаленный для меня человек. Но всё равно просто хорошо к ним отношусь, потому что он помог мне в определенный момент, а я помог ему в определенный момент. Хороший человек.

«Раз, два, три!»

— Расскажите, как вы спасали жизнь своим товарищам.

Артём: У нас был обстрел. Такой, самый минимальный. И у нас кто-то кричал, звал медика. А я — медик. Надо бежать. Вот я во время обстрела и подбежал к окопу.

— А чем стреляли?

Артём: Танком и минометкой обстреливали наш квадрат.

— А как можно выбежать под обстрелом?

Артём: Страшно, скрипя зубами, но надо. Просто говорю: «Раз, два, три», — и побежал. Других вариантов нет.

Добежал до одного окопа. Понял, что не туда, промазал. Давай еще раз: «Раз, два, три», — и побежал в другой. Прибегаю, а там человек, получается, закопан. Один глаз вижу только и все. Прыгаю в окоп, а там прилеты начинаются сразу же. Пытаюсь его вытащить, а он пытается ерепениться. У него со спиной какие-то проблемы были.

— Ему было больно, и он от боли сопротивлялся?

Артём: Да. Я его переворачиваю, бинтовать сразу начинаю. Ну и всё. На тележку — и повезли.

— И тоже под огнём?

Артём: Ну да.

— А когда вы включаетесь в это дело по спасению человека, страх другим становится или трясёт также?

Артём: Трясёт точно также. К этому не привыкнуть, просто мысли чуть-чуть меняются. Когда ты в окопе сидишь, думаешь: «Лишь бы не попало». А когда бежишь, думаешь: «Лишь бы в нас не попало».

— То есть: «Лишь бы в одного меня не попало», да?

Артём: Ну да. В окопе-то ты один — более страшно. А тут — сплоченнее.

— А вы не помните, как вы в первый раз себя заставили сказать вот это «Раз-два-три» и выскочить из окопа?

Артём: Это в первый раз и было. Я там всего два месяца находился. Может, три.

— Насколько сложно было заставить это сделать?

Артём: Я просто психологически чуть более подготовленный человек. Уже понимал: кто, если не я. Если я не выбегу, кто выбежит? Человек умрет. Что делать? Надо помогать. У меня вариантов особых не было. Стиснул зубы и побежал.

Я понимал, что может и в меня попасть. Там даже прилет недалеко от нас был. Меня тоже оглушило, кровь из ушей. Но я в этот момент бинтую, ну и просто понимаю, что некуда деваться.

— А в эти моменты вас не посещают мысли, что я делаю это ради людей, ради страны? О чем вы думаете?

Артём: Я думаю не о людях и не о стране, а о людях, которые там находятся. Я им помогаю, они помогают мне. Нужно держать эту оборону. Путей назад нет. Если нас пробьют, перестреляют всех и пойдут дальше. Поэтому просто, стиснув зубы, надо было делать то, что надо.

Жених погиб на СВО

— А в глобальном смысле вы понимали, за что пошли воевать?

Артём: Я понимал, что иду уничтожать фашизм. То, что мой дед делал, то и я сейчас делаю, только чуть по-другому. Сейчас фашизм более глубокий стал, более укоренённый. Его надо истреблять. Чем быстрее, тем лучше. Чтобы мои дети потом жили со светлыми мыслями в голове и не думали о каком-то фашизме. Не дай Бог.

— Анна, вы с ним согласны? Когда началась СВО, вы, наверное, вообще далеки от этого всего были?

Анна: Бывший жених у меня погиб на войне. И получилось так, что я встретила Артема.

— Этого парня мобилизовали или он сам пошел?

Анна: Сам пошел, добровольцем.

— А он хоть сказал, почему?

Анна: Нет.

— А в каком году он погиб?

Анна: В 2022-м. Буквально месяц он там был.

— Вы говорили, что познакомились с Артёмом в салоне красоты. А что это за салон? Вы там работаете?

Анна: У Артёма был свой салон красоты. Я пришла туда работать администратором. И как-то закрутилось-завертелось.

— Был?

Артём: Да. К сожалению, был. Мы слишком расширились. Думали, раскрутимся в течение полугода и выйдем хотя бы в ноль. Но не получилось. Подсчитали, что приблизительно еще год надо было продержаться, чтобы выйти в ноль, и уже дальше пойти в плюс.

Но я не люблю долги. Я решил немножко переделать всё это. Просто отложил немножко в ящик. Чуть позже открою для жены салон, где она будет управлять. Поменьше, конечно, но тем не менее открою потом.

— То есть это вы, когда вернулись после ранения, решили чем-то заняться и занялись салоном красоты? А почему именно салоном?

Артём: У меня просто знакомые были, которые умели стричь, делать это всё. У них был стимул идти вперёд и развиваться. Я говорю: «Давайте я вам дам толчок, помогу». И вот мы вписались в эту ситуацию вместе. Ну и прогорели тоже вместе.

— Анна, и вы администратором там работали и увидели Артёма?

Анна: Я, конечно же, его видела, потому что это же главный начальник. Но у меня не было какой-то симпатии. А у Артёма уже была симпатия ко мне.

Артём: Да, сразу понравилась. Спору нет.

— Анна, вы знали, что Артём вернулся с СВО?

Анна: Нет. Узнала это уже от него спустя четыре-пять месяцев.

— Артём, почему вы скрывали?

— Артем: Я не то, что скрываю. Не афиширую просто.

— Почему? Вы же защитник Отечества.

Артём: Это да, это хорошо. Но таких защитников, как я — миллион. Всего-то Георгиевского креста удостоился. Слабенько. Можно было бы побольше.

— И вдруг вы, Анна, узнаете, что он тоже ветеран СВО, а у вас еще как раз молодой человек погиб. И что вы подумали, почувствовали?

Анна: Я очень долго никого не подпускала из мужчин к себе. Для меня это была большая потеря. И тут узнаю, что Артем тоже был на войне. Еще я такая, что верю в знаки зодиака. И он (погибший жених) телец был, и Артём телец. Решила, что нужно, наверное, все-таки попробовать.

Смирение

— Артём, а как вы медиком стали на войне?

Артём: В нашем маленьком палаточном городке не было медиков. А рядом обучали медиков. Кто пойдет в медики? Самый подготовленный, более подкаченный пацан, который сможет раненого вытащить. Ну и желательно, чтобы поменьше был, чтобы под пули не попадал. Ну и меня выбрали в медики.

— Медик — это человек, который просто должен в нужный момент всадить укол?

Артём: Полевой медик обучается всему. Правильно перекрыть рану, обработать ожог, жгут правильно наложить, промедол правильно вколоть. Там много нюансов. Я обучался где-то две-три недели. Каждый день под обстрелом.

Медик — это еще всякие другие заболевания. Кто-то простудился, у кого-то температура, еще какие-то проблемы. Все это надо знать, какие таблетки кому давать.

— А вы когда ходили учиться на медика, вы под «птицами» ходили?

Артём: Да. Прямо здесь, в лесок. Пробежался по-быстрому, если успел. Конечно, стреляли в меня. Постоянно обстрел какой-то по мне был. Но несильный. По одному человеку не будут стрелять сильно.

От дронов уклоняешься ещё, бегаешь. Там привыкаешь к этому.

— То есть для вас это стало обыденностью?

Артём: Да-да. через 3 месяца это уже стало обыденностью. Уже думаешь: «Ну, ладно». Попадёт, значит, попадёт. Своё не услышишь.

— То есть вы сейчас говорите о смирении?

Артём: Да, да. «Свои пули не услышишь» — есть такая фраза.

— Вы хотите сказать, что и смерть становится обыденностью?

Артём: К сожалению, да.

— А как с этим смириться?

Артём: Не знаю. Просто перестаешь бояться. Понятно, что некоторые действия ты делаешь. Если минометный обстрел — пригибаешься, слышишь звук и понимаешь, куда прыгнуть, что сделать. Это ежедневно. Я просто попал в такую ситуацию, что почти целый год там был на передовой, причем не сменяясь вообще ни капельки. И привык к этому просто.

— Вы были почти год на передовой и всё равно были исполнены тех же чувств бороться против фашизма за свою страну?

Артём: Конечно.

— Вы могли себе сказать: «Я устал жить в таких условиях»…

Артём: Не надо себя жалеть, надо идти вперед. Я вот и медиком был, и поваром, и пулеметчиком, и командиром взвода был. Каждые три месяца менял должность, чтобы что-то новое сделать, какому-то направлению помочь.

— Вы это с вдохновением говорите.

Артём: Что поделаешь? Мне просто нравится. Мне нравлюсь я (смеется). Просто стремлюсь вперед постоянно что-то новое узнавать, где-то помочь, что-то сделать. Такой человек.

Не сидеть без дела

— А когда мысль о салоне закралась вам в голову?

Артём: Она просто так появилась. Люди занимаются этим. Я вот решил им помочь.

И не останавливаюсь на этом. Сейчас у меня есть другие планы. Другие бизнесы, которые пытаюсь развивать.

Сейчас хочу открыть шиномонтаж. Уже подготовил место. Но надо, чтобы его зарегистрировали как коммерческое помещение, и после этого уже можно будет открываться. Но не буду подходить, как в прошлый раз, когда быстро-быстро-быстро, и вот, что получилось. Лучше постепенно, поэтапно, не спеша, обдуманнее.

И после этого уже открою жене салон красоты.

— Анна, а в каких повседневных мелочах вы видите, что ваш муж был на войне?

Анна: Чуть-чуть нервный такой, импульсивный. Видно, что контузии были. Когда с человеком живёшь, это всё видно. Нервничает по каким-то пустякам.

Артём: В основном что-то забываю.

Анна: Забывает, да. Очень плохая память у него. Ну и нога, естественно. Но мы следим, ухаживаем за ногой, наблюдаемся, ездим по врачам.

— Но есть какие-то неоспоримые достоинства, которые перевешивают эти мелкие недостатки.

Анна: Доброта. Он всем хочет помочь. Очень не любит сидеть на месте.

Артём: Это, мне кажется, уже послевоенное. Там постоянно чем-то занимался, что-то делал. И тут пять минут посижу и тоже понимаю: надо куда-то сходить и что-то сделать.

— Вы как-то помогаете ребятам, вернувшимся с войны?

Артём: Только тем, с кем общаюсь. У них есть жены. Они обращаются ко мне, если, допустим, надо что-то перевезти, чем-то помочь, ремонт сделать где-то. Вот недавно ко мне тоже обращался человек. Они купили новую квартиру, и я им помогал с кухней. Ремонт делать, розетки перенести, питание сделать правильное.

— Просто так?

Артём: Конечно. А что?

— Многие за это деньги берут. А вы почему просто так?

Артём: Я с этим человеком воевал вместе. Как я могу его жене не помочь? Он сейчас там, а я сейчас здесь. Взял и помог.

Вообще, тоже есть с СВО люди, которые находятся там в частях. Они иногда просят меня помочь со стройкой: молотки, гвозди, пилы, что-то такое. Иногда привожу. Не в большом, конечно, количестве, не на КамАЗах. Но свою машинку могу забить, привезти и просто так отдать людям, которые там находятся.

Помощь государства

— А вы примерно через сколько месяцев после возвращения пришли в себя?

Артём: Психолог мне объяснил, что это синдром послевоенный, поэтому мне нужно прийти в себя. Мы много с ним разговаривали. И когда мы с ним более конкретно начали общаться уже как друзья, я уже понял, что, может быть, где-то неправильно что-то думал. Переосмыслил эти моменты, и всё у меня пришло в норму.

— А до этого вы страдали?

Артём: Хотелось обратно. Своим мужикам помочь. А то, получается, что ушел оттуда и подставил людей. Что с ними? Как они там? Такие мысли были.

— То есть вы подставили товарищей тем, что вам оторвало ногу?

Артём: Да, так думал.

— А психолога где взяли?

Артём: На реабилитации. Всё государство предоставило. Он ещё в больнице был. После больницы был на реабилитации. Когда на протезировании был — тоже психолог. Везде он есть. Главное — заниматься этим. Всегда государство наше помогает.

— А протез откуда получили?

Артём: У меня вообще их три штуки, но всё это государство предоставляет. Фонд («Защитники Отечества») помогает с этим: как забрать, как по полочкам разложить, когда приехать. А вообще государство предоставляет и протезы, и скидки. Много всяких скидок для инвалидов и ветеранов.

— И вы ими пользуетесь?

Артём: Конечно.

— А какие?

— Льготы на квартиру. Скидка на покупку машины в 20%. Машины сейчас достаточно дорогие.

— А какую купили?

— «Ладу Весту». Плюс ко всему всякие туры предлагает Российская Федерация. Ещё соревнования всякие. То есть если заняться этим и углубиться, очень много всякого можно найти.

— А почему вы говорите «Российская Федерация», а не страна?

Артём: Не знаю. Просто в документах «Российская Федерация» написано. А я по документам много работаю, поэтому привык так говорить. Я-то люблю свою Родину. Она хорошая.

— А вы говорите, что ещё лечение предоставляют?

Анна: Да. Я вот за ногу больше всего переживаю. И если что-то не так с ногой происходит, я сразу звоню куратору. Куратор сразу связывается с кучей людей. Эти люди предоставляют лечение. Он уезжает в Москву, и там его лечат.

Пока полз — думал о доме

— Мы так много говорим о вашей ноге. Вы не могли бы, пожалуйста, рассказать, как вы ее потеряли?

Артём: Мы в деревню заходили вытеснять противника. Начали нас обстреливать. Забежали в погреб. Погреб завалило сначала прилетом. Мы оттуда откопались, и уже пошел снег. К сожалению, такой тонкий-тонкий слой снега был, что не было видно этих усиков от мины. Два человека пробегают, не попадают на мину, а вот я побежал и наступил.

— А вы не след в след наступали?

Артём: Нет. Пытались максимально быстро выбежать. И через эту калитку мы вбегали, то есть видели, что там ничего нет. То ли они поставили, пока мы выкапывались. То ли в первый раз мы не заметили и никто не наступил…

Ну и второй человек тоже пытался мне помочь. Я не успел ему крикнуть: «Отойди», и тоже ему ногу оторвало.

Вдвоём ползли около километра. Нам навстречу бежали, и мы, соответственно, навстречу пошли, чтобы меньше ребят задело, если какая-то ситуация начнётся.

— Что вы почувствовали в тот момент, когда ногу оторвало?

Артём: Первая мысль была: «Домой».

— Вам оторвало ногу, вы видите, что вы без ноги, вы падаете. И первая мысль была про дом?

Артём: Да. Это ещё в момент полёта, когда я летел от мины.

— А потом, когда вы приземлились, вы же с этим товарищем, которому тоже ногу оторвало, о чем-то разговаривали?

Артём: Нет, мы не разговаривали. Я сразу начал перебинтовываться. А он не смог. Кричит. Я говорю: «Блин, мы на вражеской территории». Я ему только рот закрывал, а командир взвода ему промедол вкалывал и забинтовывал.

— И вы прямо на руках ползли?

Артём: На коленках. Коленку поднял и полз.

— Больно было?

Артём: Я осознавал, что вариантов особых нет. Либо лежи и жди прилета, либо ползи и пытайся спастись.

— А второй полз?

Артём: Он сначала пытался на автомате прыгать. Автомат берешь и вместо ноги используешь. Но так не получилось, он прямо на культю упал… Он поменьше полз, чем я. Его первого забрали. Я говорю: «Забирайте его». А потом уже ко мне подошли.

Командир роты защищал меня, пока я полз.

— А был какой-то внутренний монолог, когда вы этот километр ползли?

Артём: Не, я с командиром роты общался. Он мне говорит: ну, ты мужик, туда-сюда. Я говорю: всё нормально, ползём, домой скоро…

— Сами себя подбадривали?

Артём: В такой момент ты действительно осознаёшь, что война для тебя закончилась.

— То есть как медик вы оцениваете ущерб и понимаете, что будете жить?

Артём: Да, что я буду жить, что со мной все будет хорошо. Мне только надо вот эту хорошую мысль поймать и на эту хорошую мысль идти. И ты сразу думаешь, что ты там будешь делать, как будешь реабилитацию проходить.

— То есть вы пока ползли, думали, что будете делать дома?

Артём: А о чём ещё думать-то? Не думать же о том, что сейчас прилетит «птичка».

— И потом вы попали в госпиталь?

Артём: В Бурденко. Первый госпиталь ещё там был, не помню его названия. Там мне очень быстро сделали операцию и сразу же посадили на самолёт.

Правда, когда этот самолёт взлетал, кому-то обязательно надо было по нему выстрелить. Но ПВО сработала хорошо. Я ещё лежу и думаю: «Лежу. Ни вправо, ни влево. Попадет — и конец».

— Вы всегда на таком взводе? Всегда, если что-то происходит, надо быстро решить, что сделать, что схватить, куда бежать?

Артём: Да. Какой-то дополнительный план должен быть всегда, чтобы можно было как-то уйти, что-то сделать.

Нотки позитива

— Анна, и вам, наверное, пришлось перестраивать свою жизнь и психологию, чтобы с таким неспокойным человеком ужиться?

Анна: Да. На самом деле тяжело было перестраиваться. Я больше люблю полежать, поспать, а с этим человеком так не получается. Постоянно какие-то планы, дела, какое-то развитие, куда-то идти, что-то делать. Но сейчас уже привыкла, сейчас уже нормально. Уже сама не могу без дела сидеть, спать, лежать.

— А если бы он в момент знакомства, когда вы только устроились на работу в этот салон, узнали, что он воевал — вы бы пресекли эти ухаживания или нет?

Анна: Наверное, нет. Он очень хороший человек. По нему сразу видно. За ним очень много хороших, добрых дел.

— А каких, например?

Артём: Это, на самом деле, проявляется везде.

— А где?

Артём: Допустим, в автобусе. Если там бабушка и ей нужна помощь, я не могу мимо пройти. Взрослый человек, ему тяжело. Если ты ей подашь руку, потратишь свои 20 секунд жизни, тебе хуже не станет, а душе будет тепло.

Если надо другу помочь или у жены на работе дверь плохо работает — помогу. Не дай Бог эта дверь на кого-то упадёт. У меня там жена работает.

Анна: Да, тоже хотела это озвучить. Ребята с СВО, которые раненые, приходят сюда, через дорогу переведёт, что-то подскажет и расскажет. Никогда мимо не проходит. Это видно.

Артём: Если на реабилитацию едут — тоже. Ребята, не отчаивайтесь. Смотрите, как я на одной ноге прыгаю. Видел? Видел? И ты так сможешь, если ходить нормально будешь.

Поддерживаю всегда. Ну а чего нет-то? Если человек идёт и хромает, всегда говорю: «Не хромай. Привыкнешь хромать и будешь постоянно хромать. Смотри, как я хожу». Так вот помогаю — даю такую позитивную нотку.

— Что вас побуждает разговаривать так с бойцами? Вы видите, что им грустно?

Артём: Не то, что грустно — им тяжело. Может быть, я быстро реабилитировался, мне легко было. И то, я тоже с психологом работал. А на самом деле это очень тяжело, когда оттуда приходишь сюда. Тяжело даже туда пойти, а оттуда вернуться еще тяжелее. И ты не думаешь о том, что там светлое будущее. Думаешь: «Вот ты выжил, тебе хорошо, дай Бог». А еще к тому, что ноги нет, руки нет. И всё, начинает грустить сразу. Что дальше? Я, мол, уже неполноценный человек.

— И вы тоже себя считали в какой-то момент неполноценным?

Артём: Ну да, было такое. Когда без ноги, постоянно себя неполноценным считаю. А так «ногу» надеваю — и пошёл-пощеголял!

— То есть был момент в госпитале, когда вы очнулись, и вам тяжело давалась мысль о том, что вы теперь без ноги и вы неполноценный?

Артём: Да, было такое. Думал, чем дальше заниматься, что делать.

— Чем мы, общество, можем вам помочь, чтобы вы не чувствовали себя неполноценным? Что мы должны делать, как относиться?

Артём: Мне кажется, не обращать внимания.

Анна: Не любит, когда его жалеют.

Артём: Конечно, некоторые, наверное, любят, когда их жалеют. Я не люблю.

— Тем не менее очень много мужчин вернутся и уже возвращаются с фронта без ноги или без руки. И нам надо подготовиться, чтобы встретить их достойно. Какие советы могли бы обществу пригодиться от вас, человека, который тоже вернулся без ноги?

Артём: Просто больше поддержки, общения. Чтобы он вернулся в это русло спокойно.

Больше нужно самим ветеранам куда-то идти. Они просто могут пойти в фонд «Защитники Отечества». Там есть группы, где помогают.

«Прям очень много»

— А вы как попали в фонд «Защитники Отечества»?

Артём: Всё через куратора. Мне куратор сказал: «Сходи». Сходил. Мне назначили там другого куратора, я уже постоянно с этим куратором по сей день общаюсь.

— То есть фонд действительно помогает?

Артём: Не могу сказать за всех. Могу сказать за Санкт-Петербург, потому что там действительно очень много людей и очень много помогают. Прям очень много. Мне и кухню сделали. Новую кухню поставили с плитой, с раковиной. Всё как надо. Да и ещё всё по плану жены.

— Вас спросили: «Чего тебе не хватает?», а вы сказали: «Вот кухня у меня»…

Артём: Нет. Там просто предоставляется для ветеранов кухня. Кухня, комната на голосовом управлении. Там шторы голосовые. Это всё от государства предоставляется. Вообще молодцы ребятки, что такое замутили. То есть ты можешь лежать на кровати, открыть окно себе, шторы, включить телевизор, чайник на кухне поставить. Это всё максимально просто и удобно.

— То есть государство и так готово, поэтому нужно самим ветеранам интересоваться, какие льготы им предоставляются, какая помощь.

Артём: У каждого ветерана есть куратор. Просто надо взять себя в руки, пойти и что-то сделать.

— Но вы же, когда шли на войну, не знали наверняка, что государство вас поддержит?

Артём: Я с другими мыслями шел. За Родину, за флаг. Я бы решил, конечно, эти все вопросы. Но то, что кухню предоставили, — это я очень благодарен, хотя это и не было такой сильной необходимостью. То же самое с комнатой. Я могу встать и шторы открыть. Но теперь они на голосовом управлении, и я очень рад, что могу полежать, поваляться на кровати побольше, чтобы нога отдохнула.

— На ваш взгляд, это говорит что-то о государстве, о его степени взрослости?

Артём: Конечно. Государство у нас с приходом Путина очень крепкое стало. Он действительно помогает, делает действительно большие дела. Он вкладывается в страну. Вот была эпидемия у нас недавно, коронавирус. Сколько всего он сделал. Закрыл всё, всем маски пораздавал, прививки сделал всем и каждому. Всё прошло. Действительно молодец.

Учеба и мечты

— Анна, а для вас какой был самый яркий момент отношений с Артемом, когда он для вас раскрылся с какой-то стороны?

Анна: Вот эта забота, внимание, нежность. Он очень нежный мальчик.

— Какое проявление заботы вас поразило?

Анна: Он все мои мечты осуществил. Я хотела пойти поучиться на парикмахера, я хотела пойти учиться на права, я хотела машину. Я хотела хорошего, нормального, адекватного мужа. И у меня всё есть.

Артём: Зато я понимаю, что надо работать, идти вперед, что-то делать. Сейчас учиться иду.

— А куда?

Артём: В 10-11 класс, потом уже высшее образование. Тоже от фонда.

— Как это 10-11?

Артём: Я не доучился в свое время. Были проблемы в семье. Пришлось работать, кормить семью.

— И вы теперь прям в школу пойдете?

Артём: На дому обучение. Дистанционное, конечно.

— А вы почему хотите отучиться в 11-м классе?

Артём: Чтобы пойти учиться дальше. Так смогу пойти у себя по стройке идти работать дальше. Просто выше — на начальника участка, и так далее и тому подобное. До директора можно дойти с высшим образованием.

— Я думаю, с вашей энергией вы…

Артём: Надеюсь, её хватит.

— И о чем же вы мечтаете?

Артём: Особо не мечтаю ни о чем уже. У меня уже, в принципе, в жизни все есть. Осталось только стремиться. Не надо мечтать, надо делать. И всё будет хорошо.