Серёжа Боев, талисман приграничья: солдаты без меня не обойдутся

Десятилетний Серёжа Боев из деревни Каменка в Курском приграничье делает большое и важное дело. Он приветствует солдат по дороге на фронт и с фронта.

Каждый день после уроков он идет встречать войска.

Его знают и любят. Ему дарят знамена и шевроны, солдаты оставляют позывные на его руке. Он обзавелся множеством взрослых друзей.

Так маленький русский школьник стал символом того самого будущего, за которое и идет большое сражение.

Сережа и его мама Любовь Боева рассказали главному редактору ИА Регнум Марине Ахмедовой, как они справляются со страхами жизни под истребителями и дронами, что переживают солдаты и почему не всем соседям нравится Сережина слава.

Мужичок с ноготок

Марина Ахмедова: Друзья, добрый день. Мы сегодня в удивительном месте. Здесь за домом куча флагов. Здесь живет десятилетний мальчик Сережа, который с сентября каждый день встречает наших военных. И делает это без отдыха, целыми днями.

Вот сейчас проехали ребята, снова кто-то сигналит… Сереж, а ты почему начал встречать военных?

Сережа Боев: Мне нравится им давать большую поддержку. Ну и чтобы победа была за нами.

М. А.: Ты уже начал встречать наших бойцов, и первые флаги здесь установили перед домом…

Любовь Боева: Ребята ездили, проезжали, он выбежал, покивает. Потом попросил у меня флаг России. У нас есть флаг, Девятое мая всегда отмечаем. Можно, говорит, я с флагом буду стоять, ребятам кивать? Ну как-то выйдет, чуть-чуть постоит. Там редко ж, мало кто ездил.

Ну, естественно, когда ВСУ зашли в Курскую область, шестого числа мы выезжали, как и все. В два часа ночи мы тоже решили отъехать, потому что дети… Но через три дня мы вернулись.

У нас семья очень большая. Шесть общих и мужа дочь — семь детей. Вернулись, потому что дом есть дом.

М. А.: И Серёжа опять начал выходить?

Л. Б.: Серёжа начал выходить. Здесь уже пошло большое движение, но он уже не успевал выходить, он просто встал. Чтобы не пропустить, не обидеть никого, он просто стоял целыми днями и махал рукой.

М. А.: Вот ты жил себе спокойно, ходил в школу, потом началась война. Помнишь мирное время три года назад?

Л. Б.: С сентября ни одного дня в школе не было, все время на дистанционном. В первом-втором классе он ходил в школу, в третьем уже нет. Связь не очень — один-два, от силы три урока в день, и то с заиканием, всё прерывается. Тяжело детям, тяжело учителям в такое время. Это надо пережить.

М. А.: А как вы думаете, что дают солдатам эти Сережины выходы?

Л. Б.: Я могу сказать то, что говорят ребята. Они просят его не бросать их, потому что даёт им очень большую поддержку. Они едут усталые. Говорят, увидим его, сразу настроение у нас поднимается.

М. А.: Он как талисман для солдат?

Л. Б.: Да, он у них уже как талисман. Волонтёры приезжают тоже, говорят: «Только не бросай ребят, они без тебя уже не справятся…»

С. Б.: Ещё волонтёры сделали этот… пряник в виде меня.

Л. Б.: Ему волонтеры прямо сделали из его фотографии. Он его хранит, не ест.

М. А.: А бронежилет тебе сегодня подарили?

С. Б.: Да, это не наш, а украинский. С пленного. Они их в плен взяли и забрали оружие, броники, все вооружение.

М. А.: И что ты будешь с ним делать?

С. Б.: Я буду его носить и хранить.

М. А.: А вот у тебя на руке написано: Горец Шах. Это чей-то позывной?

С. Б.: Да, это два бойца. Горец и Шах. Вот они тоже флаг подписывали. Там Горец и Шах. Они из Дагестана.

М. А.: А что тебе они ещё дарят?

С. Б.: Дарят вот шевроны. Вот они.

Л. Б.: Тут уже много шевронов. 40-я бригада ему привозила медаль. Вручали с книжкой участника СВО. Кто тебе последний медаль привозил? Бомбей или Жуков?

С. Б.: Самую последнюю Бомбей привозил.

М. А.: Можно сказать, что вы живёте в таком месте, где это было неизбежно? Или сам Серёжа такой, что ему нравится это?

Л. Б.: Сейчас как объяснить? Любого ребёнка как заставить что-то делать? Желание будет, но это на час, на полчаса, и всё, они заплачут. Это его инициатива, его желание. И когда там дождь, снег, Серёжа еще может посидеть дома в непогоду. Но все равно будет тревожиться: как это ребята будут ехать, а меня нет.

Добрые, сильные и мужественные

М. А.: Он практически всё время проводит на ногах? Такая сила воли?

Л. Б.: Я сама удивляюсь, как можно так. До двенадцати у него уроки, потом переоделся, пошел. «Я пошел на пост».

С. Б.: Они вчера приезжали. Сказали, у тебя две смены. Сначала смена — уроки, а потом пост.

Л. Б.: И телефоны, номера они его берут. А потом раз — и даже в Сети нету. Для него это тяжело. Он переживает. Потому что часто заезжали, там постирать подвезут. Раз — и нет людей. Или вот заехали, постояли, музыку включили. На следующий день, слава богу, живы, но в госпитале все, ранены. Он переживает за каждого.

М. А.: Вот ты каждый день общаешься с русскими солдатами. А какие они? Если бы какой-нибудь мальчик издалека тебя спросил: какие они, русские солдаты?

С. Б.: Добрые, сильные, мужественные.

Вот казак один, например. Он приезжал, показывал фотку, у него сын такой же, похож на меня.

М. А: То есть все они видят в тебе либо младшего братишку, либо сына?

С. Б.: Да, либо сына. Вот Бурят приезжает, он называет меня сыном.

Я шевроны раздаю, которые волонтеры привозят. Штук сорок, пятьдесят. Перед Пасхой батюшка из Курчатова приезжал, пасхи привозил и иконки. Сказал, раздавай ребятам.

М. А.: Твои одноклассники не хотят с тобой вместе в какой-то момент встать, встречать?

Л. Б.: Здесь с детьми только мы.

М. А.: Вам не страшно жить на таком отшибе?

Л. Б.: Ну а куда? Я уже здесь тридцать лет живу. Были во всех семьях дети, выросли, поуехали. Люди живут уже взрослые, пожилые. А дети только в нашем дворе.

М. А: А вы как вообще восприняли войну? Ну вы прямо стоите на перекрестке этой войны.

Л. Б.: Изначально был страх, конечно. Каждый бах, каждый взрыв. Сейчас, знаете, вот машины едут и едут. Вертолеты над домом летают, истребители. Там где-то бахнуло. Ну бахнуло и бахнуло, человек ко всему привыкает. Уже страха нет. Был страх первый месяц.

М. А.: Серёж, тебе тоже не страшно?

С. Б.: Сейчас нет.

М. А.: А когда всё начиналось?

Л. Б.: Да. Он сознание терял, когда сильные взрывы были. Ему было восемь лет. А сейчас он даже не уйдет из постели, если даже громко. Мы делаем, мы занимаемся, мы живем.

М. А.: Вот у вас много флагов. Не боитесь, что прилетит?

Л. Б.: Естественно, каждый из людей боится. Но если думать, что прилетит именно из-за флагов, мне кажется, это глупо. Прилететь. Неужели куда-то прилетало, где-то флаги стояли. Я думаю, нет. А людей очень много уже ушло. И без флагов.

М. А.: Вот мы читали истории, как в годы Великой Отечественной войны семья жила на перекрестке, встречала солдат. И сейчас это повторяется…

Л. Б.: Сейчас дети где? В интернете. Вот у нас их шестеро, двое взрослых, трое девчонок, школьники. Телефоны там, ногти, лица, что-то там еще совсем другое. Да, они поддерживают, они там, мы отъехали, они выйдут.

Мы Сережу одного ж не бросаем, правда. Они будут сидеть с ним, рядышком где-то там на лавочке, наблюдать за ним.

М. А.: А расскажи, почему ты гордишься солдатами?

С. Б.: Они Родину защищают от врагов. А для этого смелость надо большую. Ради них мы и живем в том самом доме.

М. А.: Это у вас просто правильное отношение. Кто-то бы, наоборот, роптал бы и говорил: вот мы жили спокойно тридцать лет, тут пришла война.

Л. Б.: Ну, значит, так должно быть. Мы дожили до этого времени, а об этом никто не думал и не знал, что именно наше поколение доживет. Так и случилось. Если бы не начали мы, уже давно они здесь были везде.

М. А.: А вот вы по-матерински как думаете, Серёжа что им даёт?

Л. Б.: Ну наблюдая за ребятами… Вот они выбегают из машины, даже семь человек из этой «буханки». Детский сад, понимаете. У них такая улыбка, столько эмоций у них положительных. Подбегут, обнимут. Там парнишка лет тридцати, может, даже и нет. Худенький. Всё-таки Серёжа у нас мальчик тяжелый. А он подхватил его на плечи: сфотографируйте!

М. А.: Потому что Сережа — маленький солдатик.

Л. Б.: Знаете, с детского садика, его в три года в садик отвели, его никогда никто не назвал ребёнком там или мальчиком. Мужичок.

Он, говорят, мужичок. Вот такой русский, коренастый мужичок.

М. А.: Если Серёжу увеличить, то он уже готовый десантник. А он пока ещё маленький — и вызывает умиление, что такой готовый солдатик стоит. Такой серьёзный парень.

Л. Б.: Вот они приехали. Все такие счастливые сюда зашли. Эмоций столько у ребят. И все эмоции положительные.

Сначала в кадетское

М. А.: А вы всегда вот так с открытой душой солдат встречали? Наверняка они к вам приходили и за едой, и за водой.

Л. Б.: Приходили изначально. Вчера тоже воды давали ребятам. К военным как-то больше чувств, чем к какому-то человеку, потому что знаешь, где они находятся. Далеко от семьи, от дома. Хочется дать хоть какую-то маленькую частичку тепла.

М. А.: Значит, вы Сережу никогда не ругали за выходы на трассу?

Л. Б.: Ругать? Нет. Как ругать ребёнка? Он говорит: «Мама, можно?» Я говорю: «Серёжа, тебе это важно?» — «Да, мне это важно». — «Ты хочешь ребят встречать?» — «Да, я хочу». — «Это твой выбор. Выходи, мы будем где-то рядом». Как можно выбору ребёнка помешать? Ему важно, и я начинаю поддерживать.

М. А.: А вы чувствуете, что солдатам кажется, что они его потрогают, пообнимают, и это как талисман для них? И останутся живы, запишут у него на детской руке свои позывные.

Л. Б.: Есть, конечно. Особенно когда они туда едут, именно когда в ту сторону.

М. А.: То есть нельзя уехать, не заехав к Сереже, да? Это хорошая примета?

Л. Б.: Вот они подошли, поздоровались за руку. Привет, малой, Серега. Патриот там, кто как. Кто говорит — «сын». Кто — «братишка». Обняли, сели быстренько, раз — и поехали, там буквально пару минуток.

М. А.: Серёж, а когда наши отступали из Суджи, ты как относился к нашим солдатам? Вот они были сильные такие, твои герои. А тут получается, что у них не хватило сил для того, чтобы выбить ВСУ. Они не перестали от этого быть твоими героями?

С. Б.: Все равно оставались героями. Каждый день стою и встречаю.

М. А.: Потому что и в горе, и в радости — это наш солдат. А потом, когда Суджу начали брать, тут-то стало совсем неспокойно. И ты всё равно тоже выходил?

Л. Б.: Каждый день. С сентября месяца не было дня, чтоб он не вышел.

М. А.: Но тут уже летало всё…

С. Б.: Сегодня тоже военные подъезжали. Четыре раз РЭБ (устройство радиоэлектронной борьбы. — Прим. ред.) сработал. Они тут кружились. Ну сразу они включили рэп, и они полетели в точку, откуда вылетали, а потом наши дрон туда скидывают, снаряд. Солдаты мне рассказывали.

М. А.: А соцсети тебя вообще не интересуют? Твои ровесники любят в Тик-Токе посидеть.

С. Б.: Нет, я общаюсь с солдатами. Вечером делаю уроки, потом посижу в телефоне и засыпаю.

Л. Б.: Ну, Тик-Ток, когда он смотрит на машинки или что-то такое.

М. А.: А ты можешь объяснить, как ты преодолел свой страх?

С. Б.: Сначала мы выезжали в Белгородскую область, потом мы вернулись, и я решил встать с флагом… У нас был военно-морской флаг и российский. Я стал с российским. И самый первый флаг, который мне подарили, — это флаг ВДВ.

Потом мы заказывали белорусский, ахматовский, потом дагестанский, морская пехота. Потом вот все начали флаги оставлять свои.

М. А.: И для тебя не имеет значения, это русский, дагестанец, чеченец, все солдаты наши, да?

Л. Б.: Да. Всех любит. Нету такого — русский-нерусский. Один раз чернокожий солдат фотографировался с ним. Он ведь тоже русский солдат.

М. А.: Другой мальчик испугался бы, мог бы спрятаться дома и не выходить. Сидеть и ждать, когда это поскорее закончится.

С. Б.: Да, я стоял на посту, встречал солдат. Я им давал поддержку. Раньше говорил «работа», сейчас — «пост».

М. А.: Вот ты пошел, а там летит какой-нибудь дрон или снаряд. Хочется убежать, спрятаться в подвал. А ты как себя заставлял оставаться на месте?

С. Б.: У меня сначала был страх… Но мы уже все привыкли. Сегодня дрон летел, я просто стоял. С военными разговаривали. Они РЭБ включили, и он обратно полетел.

М. А.: А ты где будешь носить свой бронежилет? Он же довольно тяжелый. Это осанку может испортить.

С. Б.: На посту буду носить. Я и сегодня буду стоять, пока не стемнеет.

М. А.: Кем ты хотел быть до того, как началась война?

С. Б.: Военным. Чтобы защищать свою Родину. И сейчас хочу военным, в морскую пехоту. В сто семьдесят седьмой, в «Каспия» (177-й отдельный гвардейский полк морской пехоты Каспийской флотилии. — Прим. ред.). Но сначала я пойду в кадетское.

М. А.: Почему вы верите, что мы победим?

Л. Б.: Мы просто знаем. Всегда это знали.

М. А.: И когда Суджу заняли ВСУ?

Л. Б.: Да. Если бы мы были не уверены, мы бы до сих пор не вернулись сюда.

Друзья заступились

М. А.: А кто твои друзья?

С. Б.: Военные.

М. А.: И ты можешь им рассказать, как ты живешь, какие у тебя проблемы, если они есть, да?

С. Б.: Да, могу.

Л. Б.: Только вот сегодня решили проблему. Соседи недовольны очень тем, что он стоит. Гнобят его. Помимо того, это родственники мужа. Вот приезжал волонтеры из «Молодой Гвардии», подарили ему рупор. Ну и на следующий день даже маты посыпались, что они украли, не довезли кому-то, привезли ему.

М. А.: А им что не нравится? Может быть, что он в рупор говорит громко?

Л. Б.: Да им всё не нравится у нас. Во-первых, он не говорит в рупор, а если едут там скорая или ребята включают ему сирену, он в ответ также на секундочку включает и выключает. Всё. Ну соседям у нас ничего не нравится. С нами теперь никто не общается из соседей, никто не здоровается.

М. А.: Просто по какой-то мелкой злобе?

Л. Б.: Вот первый дом, соседка. Она семь лет у меня просидела, Днём, ночью плохо ей, — я бежала, и уколы делала, и скорую вызывала. Теперь она от меня отвернулась. А я ей написала, говорю: «Леля, что я плохого тебе сделала?» Тишина. А на Сережу начала кричать за этот рупор вплоть до нецензурного.

М. А.: Не могу понять. Она боится, что из-за того, что он тут стоит, что-то может прилететь?

Л. Б.: Машины гудят, сигналят. Но люди живут возле железной дороги. Дети выросли возле трассы. Дети адаптируются быстро. Я никогда не поверю, что чей-то ребенок не будет спать. Ну вот такие люди.

М. А.: Ну разве они не поддерживают солдат?

Л. Б.: Дочь сюда приехала с гуманитаркой. Её оскорбили. У них всё есть, они типа всё продают. Это ты ерундой занимаешься, это типа никому не нужно, и всё такое. Она, бедная, в слезах вышла. Говорит, ездить не буду.

Но как это — не нужно? Если мы не будем поддерживать ребят, кто мы тогда? Как они без нас?

М. А.: Что же эти взрослые люди говорили Сереже?

Л. Б.: Бабушка родная может прибежать, кричать: сколько это будет продолжаться. Ребята остановились, включили музыку военную. Ехали они, естественно, куда? На передовку. Они в последний раз, может, заехали к ребёнку. Посмеялись, музыку немножко послушали. Бабушка же вышла, кулаком кивает. Извините, но время 11 часов дня. Ты зачем ему грозишь кулаками? Да ты перекрести его лишний раз!

М. А.: А ребята как узнали, что Серёжу обижают?

Л. Б.: Мы не говорили, но они уже знали откуда-то. И вот сейчас военные, когда подъехали, сходили к ним. Да там криков столько-то, мы слова не говорили.

Я говорю: «Ребят, не надо было ходить, потому что не докажешь никогда этим людям ничего». Зачем доказывать? Сереже говорю: «Тебе нравится стоять с ребятами? Ну не обращай внимания. Ну сказала тебе что-то тетя — ну скажи ей там в ответ: да заходи, пошли чайку попьем».

И они же ходили всегда возле двора, если он на посту, они возле поста, чтобы что-нибудь сказать. Прямо по трассе идут.

М. А.: Мне кажется, что это, конечно, к СВО не имеет отношения. Это просто мелкая такая деревенская зависть. Не любят же, когда кто-то выделяется. Вот Серёжа выделился.

Л. Б.: Они как-то изначально, по поводу волонтёрства: вот куда это сдаётся, куда это, зачем. Ну не хочется давать — не давай. Ребята попросили что-то, лопаты, топоры нужны. Собрали, сложили, купили. У них тоже отчётность. Это ж не просто так люди занимаются. В ответ: куда это девается, они там приедут, пропьют сами, никуда это не пойдет.

М. А.: Извините за такой вопрос. А они в Бога верят?

Л. Б.: Не знаю, верят, не верят. Вот у нас камера, сын старший приехал после криков этих, установил камеру, говорит, мам, ты на работе, зато ты будешь все знать.

Если родная бабушка пришла, кричала своим же родным внукам, как вы по этой земле ходите… Ну так нельзя. Вопросов больше нет. Война идёт, люди гибнут, так вы потерпите хотя бы эти сигналы автомобильные. Приехал солдат, увидел ребёнка и поехал. Может, он и не вернётся больше. Может, он погибнет сегодня. Так мой муж и сказал своей маме.

М. А.: Говорят ведь, что идёт борьба между силами зла и света. Вокруг любого светлого дела всё равно образовались бы какие-то тёмные силы. Поэтому надо принять их, мне кажется, как неизбежность. А то, что ребята защитили Серёжу, это очень хорошо.

А тебе, Сережа, приятно, что за тебя заступились?

С. Б.: Да, приятно.

М. А.: Это здорово. Спасибо, что ты там стоишь и даешь всем надежду. Спасибо, Серёж.