Приграничный госпиталь в Белгородской области
Кого только нет в приграничном госпитале, не считая раненых. Ветеринары из Екатеринбурга, стоматологи, военные медсёстры, хирурги из Санкт-Петербурга и Нижнего Новгорода. Все они приехали помогать из глубины России и не побоялись работать в госпитале, ближайшем к «ленте».
Здесь работают санитарки с георгиевскими лентами на халатах. Они стаскивают грязные ботинки с бойцов, упираясь ими себе в живот, моют им ноги в тёплой воде. И тихо-тихо, будто тень, по коридору ходит чёрная кошка, привезённая из-за «ленты» с раненым, — под каталками, на которых спят, стонут, мычат. Между колясок, на которых привезли солдат с окровавленными ногами.
Это длинный обшарпанный коридор, в Москве таких не увидеть. Он ведёт в другой — узкий, откуда вход в операционные. Днём здесь скрещивается свет из близких окон, и всё залито хрупким пока ещё солнцем. Здесь же хирург Надежда Ивановна, местная, вынимающая осколки из животов, пережила свой самый острый момент за время СВО.
Тогда она зашла в коридор и увидела их хирурга, высокого, в белом халате. Он стоял к ней спиной. Он обернулся, и она увидела у него на руках белокурую девочку четырёх лет. «Ангел, что ли?» — подумала она.
Девочку привезли военные вместе с восьмилетним братом с украинской территории. Они с матерью стояли в очереди за едой, ВСУ накрыли их снарядами. Мать погибла. Отец служит в ВСУ. Девочку и мальчика Надежда Ивановна спасла.
В операционных шли долгие операции. Одна медсестра вышла с телефоном. «Не могла отвечать, — сказала она. — Мы ноги режем. А ты уже ложишься? Почему?! Одну руку мы ему оставили!»
В операционной — букет из мяса ноги у хирурга в руках. Это лохматое, разобранное на лоскуты мясо. Под простыней вертикально на второй ноге лежала стопа. Одна рука уже была отсечена. Лицо солдата было чёрным, посеченным чёрными крапинками. И в ноздрях тоже было черно.
В одну из палат вдруг зашла очень красивая старшая сестра в розовом — высокая, с белым каре, с тонкими бровями, как из фильмов про Великую Отечественную. Хирург Виктор Владимирович перекрестил живот солдата, а Надежда Ивановна разрезала его и достала ворох кишок. Показалось, всё это невозможно будет собрать и положить назад. Но несколько часов они что-то протыкали, прижигали, вырезали по крупицам, и красивая медсестра стояла над кишками и тянула нить.
Зачем хирург перекрестил солдата? «А лучше без этого ничего не начинать. Всё пойдет не так», — отвечает он.
Сюда из-за «ленты» привозят и украинцев. Из одного госпиталя, когда там показались наши, убежали украинские врачи. Они оставили раненого вот таким же раскрытым на операционном столе. Как бы он очнулся — а все органы лежат на простыне? Наши вызвали медиков, те наскоро зашили его и передали сюда. Здесь Надежда Ивановна вскрыла шов и продолжила работу. И вот так тот украинец отключился в одном госпитале, а очнулся в другом — в руках у русских врачей.
На операционном столе лежит солдат. И первая мысль: как же он очнётся и узнает, что у него нет руки и ног? «Он всё уже знал», — бросил хирург.
В коридор вносили новых бойцов. Они говорили о дронах — что над ними кружат рои дронов. «Мы с дронами воюем, — сказал совсем молодой солдат из Хакасии. — У них их очень много».
Санитарки таскали тазики, мыли. Стоял стон, кто-то просил покурить. А кто-то молчал, будто ещё не мог принять эту реальность, всё ещё был там — за «лентой» под роем дронов.
Одного из раненых, Сергея, зашили и оставили после операции. Врывается ассистент: «Кровит!» Хирург побежал вниз. Пациент кровит и теряет давление. Наверное, нет, совершенно точно он нуждается в молитвах.
Стабилизировать Сергея не удаётся. Он потерял очень много крови, ему вливали, вливали, но упал гемоглобин. Все показатели были низкими. С ним работали часов пять. Потом прибегли к ещё одному методу, это должно было дать шанс.
Ему 33 года. За эти часы в операционной невозможно не подумать о его маме. А она ничего ещё не знает. Хирург Надежда сказала, что надо всегда думать о лучшем. Его увезли в реанимацию, а в это время поступали и поступали тяжёлые, окровавленные, только с поля боя солдаты. Хирурги без передышки встали снова за операционный стол, и так прошла ночь.
Потом Сергею сделалось плохо. Девушка-ветеринар сказала, что отдаст ему свою третью положительную кровь.
В первой операционной резали уже третьего, когда Сергея отправляли в реанимацию. Красивая медсестра, охнув от усталости, села на диван, но сразу встала — доставили очень тяжёлого, с ранением головы. И госпиталь встрепенулся, по-новому загудел натруженными ногами, шумом аппаратов, беготней ветеринаров, стоматологов и санитарок с георгиевскими лентами.
Сергей в эту минуту жив, но крайне тяжёл.