В чем конкурентное преимущество России в XXI веке?

Между какими субъектами ведется борьба в XXI веке — не так очевидно. Хотя по-прежнему большую роль играют национальные государства, особенно такие, как США и Китай, совершенно ясно, что далеко не каждое национальное государство следует считать субъектом, способным вести самостоятельную политику и за что-либо бороться. Кроме того, не менее очевидно присутствие мощных субъектов, интересы которых сложным образом соотносятся с национальными, таких, например, как транснациональные корпорации. Также не зря давно ведутся разговоры о так называемом «глубинном государстве». Как именно соотносятся национальные субъекты международной политики с транснациональными и иными — отдельный вопрос. Я просто хочу зафиксировать, что сегодня мы имеем дело с очень сложной и не всегда прозрачной картиной, в которой есть место не только таким акторам, как национальные государства, но и иным.

Но каковы бы ни были субъекты, их борьба носит очень многоплановый характер. Она ведется в военной, политической, экономической, информационной, культурной и других сферах. Поэтому любой факт общественно-политической жизни может быть рассмотрен с точки зрения чьих-то интересов. И не важно — это театральная постановка, прокладка газового трубопровода, философский трактат или реальные боевые действия: все это может быть средствами борьбы.

Такая многофакторность сама по себе говорит о том, что конкурентного успеха добьется тот, кто умеет использовать и интегрировать все аспекты борьбы. Тот же, кто сделает ставку лишь на одну или даже несколько сфер, но не охватит в целом все поле боевых действий, проиграет. Так, например, СССР обладал колоссальной боевой мощью, но проигрыш в иных сферах привел его к краху. Что уж говорить о современной России, которая уступает СССР по всем параметрам?

Но это касается даже США. Их ставка на авианосцы и печатный станок привела к тому, что конкуренцию начал выигрывать Китай. Да, современная Россия, и уж тем более США и Китай, умеют вести борьбу на различных фронтах и использовать «мягкую силу». Однако, как я сказал, необходим интегратор, который сводит все аспекты борьбы воедино и играет для «мягкой силы» роль основания. А таким основанием не может быть печатный станок с авианосцами, или, в случае России, «бензоколонка» с ракетами. Таким основанием может быть либо исторический проект развития, либо контристорический проект неразвития. Только подобные основания, претендующие на универсальность, позволяют эффективно противостоять противнику по всем фронтам. В противном случае «мягкая сила» становится эклектичной и ее эффективность существенно снижается.

После ухода коммунизма на авансцену исторического процесса на его сцене оказался только один позитивный исторический проект — модерн. Его-то и реализует Китай. Однако сам модерн уже доживает свой век, и этот процесс пытаются еще и ускорить, натравливая на модернистские страны союз постмодерна и архаики, который воздействует на них как извне, так и изнутри.

Куда идет сегодня Россия — непонятно. США же отказываются от развития и используют в качестве инструментов своего господства «арабские весны» и «оранжевые революции», которые и есть не что иное, как союз постмодерна и архаики. Сначала ситуацию раскачивают глобалистские либеральные группы, а потом всю грубую работу доделывают архаичные радикальные исламисты, бандеровцы или любой другой радикальный элемент, готовый на жесткие действия. Взятие на вооружение таких «инструментов» США показывает, что сил на мировой порядок у них уже нет и они могут только останавливать развитие у конкурентов, главным из которых сегодня является Китай.

Китай же — это модернистское государство, прикрытое «фиговым листком» как бы коммунистической идеологии. Из-за того, что Китай включился в модернизацию позже, чем Европа и США, он, имея к тому же огромные массы населения, выходит в мировые лидеры. Этому возвышению пытаются помешать США, используя для этого, в том числе, и ситуацию с коронавирусом.

Однако нет никаких сомнений в том, что даже если Китай победит, а США в этом случае почему-то не устроят ядерную войну, то со временем остановится и он. Причиной этого будет сам характер «горючки», на которой поднимаются национальные государства в рамках модернистского проекта, и специфика китайской культуры. Победив, Китай захочет, чтобы все государства приносили ему «дары», а сам он наслаждался покоем. Развитие ему нужно только для победы в конкуренции.

Что же касается «горючки», то во всех странах ею служило традиционное общество. Модерн выгонял крестьян из деревень, рушил общины и запихивал атомизированных индивидов в свою топку, где они некоторое время работали, созидая прогресс. Но после того как основная часть населения становится модернизированной, развитие сначала замедляется, а потом и вовсе останавливается. Это показывает опыт всех капиталистических стран.

СССР же имел совершенно иную специфику. «Русское чудо», которым именовали советский проект, был замешан на специфике русской культуры, из-за которой «красный проект» пришелся по душе русскому народу, и альтернативной модернизации. Сталин не уничтожал крестьянскую общину, как это нужно было бы сделать в случае буржуазной модернизации, а трансформировал ее в колхозы, плотные рабочие коллективы и в иные формы коллективистской жизни. По сути, любой советский коллектив — это не сборище модернизированных индивидов, а модернизированная крестьянская община, которая вместо «сохи» смогла произвести «атомную бомбу».

Причем все это было осуществлено не за столетие, как в большинстве западных стран, а за считанные десятилетия. Крестьяне, пахавшие на лошадях, уже во втором поколении смогли произвести танк Т-34. С 1917 года по 1941 прошло всего 24 года. Но за этот срок страна была изменена до неузнаваемости, причем во всех сферах, и смогла победить немецкую военную машину. Никакая модернизация, в классическом смысле этого слова, за такой срок подобное осуществить не могла.

Именно этот опыт альтернативного ускоренного развития становится особенно ценным, в условиях угасания развития модернистского. Кроме него и русской специфичности, у России нет ничего такого, что позволило бы ей выжить в XXI веке. Ядерный щит сам по себе в лучшем случае дает отсрочку, но не более.

Кроме того, в условиях, когда человечество теряет «ключи» от развития, тот, кто сможет их вновь обрести, сможет в дальнейшем при должном уровне самообороны стать мировым лидером. Это, если так можно выразиться, просто формально логическая аксиома. Причем, скорее всего, в силу своей специфики, обрести эти «ключи» может только Россия.

Она и раньше развивалась по альтернативному пути. Что такое авторитарная модернизация Петра I? Я не буду тут оценивать методы Петра Алексеевича, его некоторые личные качества и спорить о том, нужно ли было все именно так «ломать об колено». Я хочу обсудить другое. А именно, что в силу громадности своей территории и специфики культуры, Россия поддается модернизационным реформам только тогда, когда их осуществляют люди, воспламененные мечтой, как это делал Петр и большевики. Хорошо это или плохо, не буду обсуждать. Просто такова Россия.

Эту ее специфику блестяще выразил Николай Гумилев в своем стихотворении «Я и Вы»:

Я люблю — как араб в пустыне

Припадает к воде и пьет,

А не рыцарем на картине,

Что на звезды смотрит и ждет.

И умру я не на постели,

При нотариусе и враче,

А в какой-нибудь дикой щели,

Утонувшей в густом плюще,

Чтоб войти не во всем открытый,

Протестантский, прибранный рай,

А туда, где разбойник, и мытарь

И блудница крикнут: вставай!

«Прибрать» Россию нельзя. «Прибрать» можно Швейцарию. Все рациональные методы, призывы к порядку поглощает огромное русское пространство с разреженным населением. Все это укоренено в русской культуре и в чувствах народа, который понимает, что для того, чтобы что-то сделать в России, надо остервенеть, а не вяло, по-европейски обустраиваться. В России западные бесстрастные, неидеалистичные методы выглядят просто неадекватно, как и люди, которые на полном серьезе предлагают их осуществлять. Поэтому даже как бы европейский Петербург будет стоять на костях, на болоте, но с идеально прямыми улицами, и обязательно будет сказано другим русским гением — Пушкиным:

Красуйся, град Петров, и стой

Неколебимо, как Россия,

Да умирится же с тобой

И побежденная стихия…

Такая широта и страстность имеют сильный метафизический обертон. Ведь нет ничего более рационального, чем дырка от бублика, то есть небытие. Появление острова творения в мировой тьме — это безумие определенного рода. Почему Россия такая огромная? Зачем Ермак шел в Сибирь? Есть, конечно, куча рациональных причин, но по факту мы имеем огромную территорию, размер которой до конца рационально объяснить невозможно. Удерживать ее и тем более расширять можно было только страстью, а не рациональностью. Рационально же Россия может только умереть.

Какой идиот или вредитель мог додуматься до того, что Россию можно «модернизировать» с помощью рынка? Я не против вкраплений рыночной экономики в каких-нибудь отраслях легкой промышленности. Частнособственнические и предпринимательские артели давали порядка 6% ВВП при Сталине — и ничего. Но рынок как главный инструмент российской экономики — это бред и воровство.

Кроме того, всему буржуазному сопротивляется русская культура, которая есть смесь народной и дворянской, и сформированная внутри нее русская идентичность. Для крестьянина буржуазность неприемлема в силу его общинности, а для дворянина —потому что сама торговая сфера ему органически чужда, хотя бы в силу сословной принадлежности. Власть же «торгашей» для дворянина так и просто является «страшным сном».

Все, что я тут описываю, является ужасом для либеральных модернизаторов, которые все прекрасно понимают и потому мечтают о «смене культурного ядра», мешающего слиться с благословенным Западом. Однако именно этот «ужас» является единственным «спасательным кругом» для России и, возможно, последним возможным источником развития на земле. Живость русского народа, русской культуры и опыт альтернативного пути развития — вот единственное конкурентное преимущество России в XXI веке. Захочет ли, сможет ли она им воспользоваться? Этого не знает никто — и даже сама Россия. Однако только это могло бы породить необходимую стратегическую новизну, без которой в современной конкуренции выжить невозможно.