Красота, правда и любовь. Женщины в русской живописи

Еще древние мужчины поняли, что с женщинами шутки плохи. Падение Трои было предрешено, когда царевич Парис имел неосторожность оскорбить своенравных богинь. Римский герой Эней и шага не мог ступить без велений Афродиты. Греческий хитрец Одиссей никогда бы не достиг Родины, если бы не заступничество Афины…

Особенно актуально это для России, которая издавна считалась «душой мира», Софией и соотносилась с женским началом. Со школы все знают о сильных «некрасовских женщинах»: «Есть женщины в русских селеньях…» Равно как и об утонченных девушках Тургенева. Женскими образами пронизана вообще вся русская культура: иконы Богородицы, патриотические плакаты с взывающей Родиной, мистические полотна с матерью и младенцем. Естественно, что эту тему не могло обойти и изобразительное искусство.

В Европе эстетика все-таки быстро вышла на первый план, оставив в тени религиозное поклонение женщине. Идеальное тело Богини медленно, с течением веков, перетекало в формы классических литературных героинь или городских кокеток. Русские же не могли до конца оторвать красоту от правды и доброты. Женщины в собственно русских работах наших художников всегда были не просто «красотками», а либо настоящими людьми, либо мистическими символами, либо чем-то средним. Даже самые верные европейским «лекалам» художники вроде Карла Брюллова или Генриха Семирадского, не способны были изменить этому правилу.

Мне всегда казалось, что особенно ярко это проявляется в картине Ильи Репина «Садко». Перед путешественником раскрываются все богатства морского царства. Его взгляд пытаются пленить множество заморских красавиц. Однако Садко не обращает на них никакого внимания: сквозь тьму он видит русскую красавицу Чернаву. Так сам Репин смотрит на популярное заграничное искусство импрессионистов и понимает, что оно пусто по смыслу; его взгляд не задерживается на европейских салонах.

Женщина на русских картинах — сильна и глубока. Она в чем-то — некрасовская: мощная, боевитая, решительная. Но сила ее — не просто «физическая». Некрасовская женщина обладает русской широтой души, готовностью понять и помочь, она — и любовница, и соратница, и мать.

Но есть в ней и возможность Тургенева. Русская женщина не согласна расстаться с какими-то сокровенными идеями, мечтами, надеждами на светлую жизнь и искреннюю любовь. Она ищет среди мужчин «живых», не погрязших в тоске мещанства и того, что мы сейчас назвали бы «потребительством». Не продавших мечту, не очерствевших, не состарившихся душой. Подобно Алёнушке с картины Виктора Васнецова, она ждет того, кому сможет отдать любовь.

Попытка света лишить такую женщину ее мечты, разлучив с возлюбленным или насильно выдав замуж — один из самых пронзительных сюжетов русской живописи. Покушение на такую девушку — это всегда рана на сердце России, удар по будущему страны и человечества.

Мать — вот еще один образ, обойти который невозможно. Женщина — это не только Родина, это вообще всё, что дает тебе тепло и что ты должен защищать. Она хранит огонь очага, она провожает тебя на войну, о ней ты вспоминаешь, идя в атаку, — и она же врачует твои раны.

Мать держит на руках дитя — завтрашний день, будущее, которое охраняет человечество и ради которого оно льёт свою кровь. Однако взрастить его, сделать лучше, чем раньше — это снова дело женщины.

Конечно, женский образ изменялся с годами. На картинах Александра Дейнеки или Кузьмы Петрова-Водкина видно, что девушки уже полностью стоят наравне с мужчинами: они трудятся, строят, причащаются высокой культуре, активно участвуют в общественной жизни, побеждают в спорте. Однако в них всё равно сохраняется и красота, и некая тайна, — не в пример иным современным радетелям за равенство полов.

Без женщин русское искусство не мыслит ни работу, ни быт, ни мир, ни войну, ни Родину, ни природу, ни сферу сокровенных людских отношений. В ней вновь сливается воедино красота, правда и доброта. Реальная жизнь и возвышенный идеал.

Их разве слепой не заметит,

А зрячий о них говорит:

«Пройдет — словно солнце осветит!

Посмотрит — рублем подарит!»