Мировая турбулентность только начинается. И самое нелепое — это полагать, что как-то всё в глобальном масштабе придёт к консенсусу. Нет, друзья мои. И всё из-за них, из-за педерастов, трансов и пр. Думаете, шучу? Или у меня на них болезненная фиксация? Да, это такой традиционный способ для этой публики перевести стрелки — мол, не мы такие, все латентно такие.

Иван Шилов ИА Регнум

Проблема в том, что они перегнули палку. И продолжают гнуть. А палка резиновая и больно ударит им по лбу.

Когда они повсеместно добились декриминализации своего образа жизни, на этом просто надо было остановиться. Но они захотели, чтоб этот образ жизни признали «разновидностью нормы», а потом и вовсе понеслось: немеряное количество гендеров и перспектива появления кентавров, химер и киборгов.

Этим всем они взорвали мозг нормальным (в исконном единственном смысле) людям. И компромисс стал невозможен.

Почему? Да потому что нормальный человек всего этого принять не может. А они, в свою очередь, не могут остановиться. Потому что внутренние тормоза отказали (в этом и суть их ненормальности), а никаких логических причин для остановки они не видят. И в той парадигме, в которой мир развивается, причин и нет.

Теперь подобру-поздорову, без переформатирования глобальных установок нам и не разойтись.

Весь мир Модерна и Постмодерна родился по сути дела из Декларации прав человека и гражданина 1789 года. Этот документ — плод кровавой Французской революции. И он задал абсолютно новую понятийную рамку, в которой мир по инерции продолжает жить. Но чем дальше, тем больше эта инерция влечет в пропасть.

В чем с этой декларацией проблема и при чем тут ЛГБТ-публика?

Смотрите сами, документ утверждает: «Свобода состоит в возможности делать все, что не вредит другому: таким образом осуществление естественных прав каждого человека ограничено лишь теми пределами, которые обеспечивают другим членам общества пользование теми же самыми правами. Эти пределы могут быть установлены лишь законом».

И дальше: «Закон имеет право запрещать только вредные для общества действия. Что не запрещено законом, тому нельзя препятствовать, и никого нельзя принуждать делать того, чего закон не предписывает».

Понимаете, в чем ловушка? В том, что понятие «вред» вообще не поддается жесткой кодификации, если мы живем в светском обществе. Вот и вышло, что на Западе под влиянием этого документа и лежащей в его основе философии вредом собственно считается только насилие. Впрочем, и оно перестает быть вредом, если применяется против тех, кто с базисными принципами декларации не согласен. Для них раньше была гильотина, сегодня — культура отмены.

Но понятие вреда никак не может сводиться к причинению некоего физического воздействия. Моральное может быть гораздо более вредоносным. А все адепты и защитники ЛГБТ в один голос кричат: «Ну они же вам не мешают! Какой вам от них вред?».

И ты отвечаешь, что пока они тихо-мирно реализуют свои права в закрытых помещениях, то действительно, никак и ничем. А вот когда они переходят грань приватности и выходят в паблик, когда они манифестируют свой образ жизни на гей-парадах и тому подобных мероприятиях, вредят несомненно и в особо циничной форме.

Есть библейская формула — «мерзость в очах Господа». Но манифестация извращений есть мерзость и в глазах просто любого нормального человека. Почему он должен мириться с навязыванием ему мерзости? Вышеупомянутые вскрики, что это, мол, у нормальных такая болезненная реакция, потому что им тоже в глубине души хочется так же «оторваться» — это, конечно, наглая и, возможно, в каких-то случаях наивная манипуляция. Человек с искаженным восприятием не может понять, что тот, у кого оно в норме, просто физиологически не в состоянии испытывать сексуального влечения к лицу своего пола.

Хорошо, скажут радужные активисты, если это так, то как можно говорить о «гей-пропаганде»? Как она может на кого-то повлиять? Может, разумеется. В пубертатный период нормальные неустоявшиеся еще настройки вполне могут быть сбиты. И те, для кого ЛГБТ — это мерзость, допускать подобного риска не хотят. Что не так? Ограничение радужной активности приватным пространством — это и есть соблюдение прав всех сторон конфликта. Если мы, конечно, признаем, что понятие «вреда для общества» никак не может исчерпываться исключительно физическим насилием. А то ведь так кто-то может скоро пожелать на козе жениться и потребовать брак официально зарегистрировать.

Но ЛГБТ-актив никак не согласен на такую постановку вопроса. А это значит, что насилие уже исходит от них. Они стремятся именно насильно навязать себя тем, кого от них тошнит. Что это, если не практика психологического террора?

И здесь мы подходим к еще более глубокому вопросу: «А откуда вообще взялись права человека?». Кто сказал, что у всех и у каждого должны быть некие общие права, если люди такие разные? В античности были права жителя того или иного полиса, права гражданина Римской Республики. В Средневековье были права сословий, граждан свободных городов, имперских рыцарей и т.д. Но откуда могут взяться права ЧЕЛОВЕКА?

На самом деле единственное, что всех людей в христианской парадигме объединяет, — это то, что каждый есть образ Божий. И проработать эту идею до уровня понятия о «правах человека», как ни удивительно, заставило завоевание Америки конкистадорами. Некоторые (не все, конечно) ученые монахи были так возмущены тем насилием, которое творилось в отношении индейцев, что они поставили этот вопрос перед испанским королем. И началась серьезная дискуссия — имеют ли дикари права аналогичные правам их покорителей. И представьте, итогом споров стал вердикт — да, имеют. Но именно потому, что тоже образ Божий, а не почему-либо еще.

И сейчас наш мир, который уже в значительной своей части не хочет ориентироваться на такую аргументацию, принял доктрину прав человека как аксиому. А она не аксиома, а теорема. И если ее когда-то давно доказали испанские монахи, то это не значит, что, отказавшись от их аргументации, можно пользоваться полученным ими результатом, причем совершенно произвольно.

Человечество могло бы еще долго плыть по течению и не заморачиваясь всеми этими исходными предпосылками, просто по доброте душевной признавать «права человека», как нечто не подлежащее сомнениям. Однако актив ЛГБТ, навязывая под этой вывеской мерзость, неизбежно заставляет заново вопрос прав и обязанностей переосмыслить. Без этого уже никак.