Функциональный союзник. Зачем Турция отстаивает особое право в НАТО

На саммите Североатлантического альянса в Вильнюсе 11–12 июля 2023 года главным действующим лицом, как и на мадридском форуме альянса, по-видимому, вновь будет Турецкая Республика и ее президент Реджеп Тайип Эрдоган. От его решения будет зависеть не только будущее членство Швеции в этом блоке, но, возможно, и украинские перспективы в альянсе. Показательно, что по обоим кейсам позиции Анкары и Вашингтона расходятся.

В частности, на встрече Эрдогана с главой Украины Владимиром Зеленским 7 июля в Стамбуле турецкий лидер заявил, что Украина заслуживает членства в НАТО. Эта позиция контрастирует с подходом американской администрации Джо Байдена.

По мнению президента США, ставить на голосование вопрос о членстве Украины в НАТО преждевременно, потому что «есть другие требования, в том числе в части демократизации». «Украина не готова к членству в НАТО сейчас. Среди членов альянса нет единодушия относительно принятия Украины в НАТО сейчас. <…> Но Украине нужно предложить рациональный путь квалификации для вступления в НАТО», — заявил Байден.

Турция, Украина, НАТО

Таким образом, Турция в преддверии вильнюсского саммита уже продемонстрировала особую позицию в рамках НАТО, фактически заявив о себе как о более последовательном стороннике присоединения Киева к альянсу, чем США и многие иные государства — члены НАТО.

И это, на самом деле, неудивительно. Что касается военного сотрудничества с Киевом и его военной поддержки, то здесь Анкара действует в рамках своего евроатлантического вектора. При этом Турцию во многом не устраивают нынешние размытые цели НАТО и характер отношений между участниками блока. Анкара, обладающая вторыми по численности вооруженными силами в альянсе, хотела бы играть в нем более важную роль.

Украинский сюжет дает такую возможность. Турция активно поддерживает планы Украины по вступлению в НАТО и, похоже, претендует на роль куратора этого процесса. Но, безусловно, Анкара это будет стараться делать так, чтобы не навредить российско-турецким связям.

К слову, Киев и Анкара пытаются выйти на союзнический уровень взаимодействия еще с 1990-х годов, когда Украина заявила о своих планах по присоединению к НАТО. В 2012 году Эрдоган на переговорах с Виктором Януковичем заявил: «Турция ставит цель уже в 2013 году вывести Украину в разряд стран, связи с которыми носят стратегический и приоритетный характер». Кстати, первый контракт на закупку турецких беспилотников «Байрактар» Украиной был подписан еще в 2018 году, а военное сотрудничество между двумя странами никогда не прекращалось.

Собственно, кураторство Украины и лоббирование интересов Киева перед Брюсселем созвучно национальным интересам Турции, которая в рамках геополитической концепции «голубая родина» стремится обеспечить собственное доминирование в Восточном Средиземноморье и Черном море, в том числе используя для это и инструменты НАТО. Точнее, Анкара хотела бы, чтобы Брюссель закрепил и институционализировал ее ведущую роль на потенциальном юго-восточном ТВД альянса.

Турция, Швеция, НАТО и «сирийские курды»

В свою очередь, позиция Турция по поводу будущего членства в НАТО Швеции (с Финляндией вопрос вроде бы как уже снят) также является попыткой закрепить собственные нарративы в рамках блока.

Министр иностранных дел Турции Хакан Фидан усомнился в целесообразности принятия Швеции в НАТО с точки зрения стратегической безопасности, сообщила в минувший вторник газета Daily Sabah.

«Сейчас как никогда актуально для обсуждения, будет ли членство Швеции в НАТО бременем или преимуществом с точки зрения стратегической безопасности», — заявил он в Анкаре.

По его словам, шведская система безопасности не справляется с предотвращением провокаций, и, по мнению турецкой стороны, это может создавать проблемы для всего альянса. Также, по мнению Турции, Швеция так и не предприняла надлежащих мер по противодействию террористам связанных с РПК группировок, нашедших убежище в этой стране.

При этом следует иметь в виду, что две страны, оказывающие прямую военную помощь и фактически предоставляющие «зонтик» безопасности для группировок YPG, связанных с РПК в Сирии, — это США и Франция. А у Турции отношения с ними остаются наиболее проблематичными в рамках Североатлантического альянса. И случилось это прежде всего по причине поддержки Вашингтоном и Парижем этих курдских формирований.

Таким образом, «курдский фактор» в качестве проблемного аспекта во взаимоотношениях между государствами — членами альянса существует уже как минимум семь лет. Но сейчас Турция, воспользовавшись моментом, сочла необходимым поставить точку в этом вопросе.

Поэтому турецкие требования в отношении Швеции обращены и к другим странам — участницам блока, которые, по мнению турецкого руководства, пренебрегают духом союзничества с Анкарой в рамках НАТО. Они, считает Турция, не только поддерживают террористические группировки, но и вводят против Турции оружейное эмбарго, когда та пытается вести вооруженную борьбу с этими террористами, как это случилось после проведения Анкарой операции «Источник мира» в 2019 году.

По мнению Турции, эти условия должны быть применены ко всем государствам — членам НАТО, а не только к Швеции. Иначе создается правовой дисбаланс, когда одни страны обязаны признавать те или иные организации террористическими, а другие могут этого не делать.

Вероятно, Анкара добивается, чтобы требования к Швеции признать вооруженные курдские организации террористами и прекратить оказывать им помощь были учтены и в той или иной форме выполнены всеми государствами — членами НАТО, открыто поддерживающими вооруженные формирования YPG в Сирии.

То есть Турция, по сути, настаивает на общенатовском консенсусе по поводу отношения стран — членов блока с организациями, признанными Анкарой террористическими. А требования к Швеции должны стать триггером для этого.

Поэтому вряд ли следует ожидать, что Турция будет готова променять вопросы собственной безопасности, связанные с необходимостью купирования деятельности экстремистских курдских организаций, на ассиметричные уступки, допустим, в вопросах поставок Анкаре американских истребителей F-16. Собственно, эти проблемы во многом и возникли как результат противоречий между Анкарой и Вашингтоном по курдскому вопросу являясь, скорее, производными от него, как и проблема С-400.

Конечно, в пакете с курдской проблемой могут быть решены и другие острые аспекты взаимоотношений Турции и иных членов альянса, в том числе вопросы поставок тех же истребителей. Но приоритет будет все равно отдаваться именно необходимости пересмотра отношений государств — членов НАТО с РПК и ее филиалами, прежде всего сирийскими.

Турция — особая миссия в НАТО

Однако подобные попытки Турции использовать блок НАТО для продвижения собственных национальных интересов, вопреки позиции ведущих европейских участников и США, наталкиваются на противодействие с их стороны. Все чаще звучат заявления официальных лиц из Европы и США по поводу того, что Турецкая Республика не достойна оставаться в альянсе. И даже должна быть исключена из него из-за отказа соблюдать некую неформальную общеблоковую солидарность и нежелания принимать позицию большинства.

Как написал турецкий аналитик Дженгиз Чандар в своей статье в Al-Monitor еще в прошлом году, «сопротивление Турции вступлению Швеции и Финляндии в НАТО создало ей образ российского троянского коня в НАТО и «вредителя» в глазах большей части западного мира».

В связи с этим позиция президента Эрдогана может вызвать дебаты по поводу членства Турции в НАТО. Об этом, в частности, ранее уже писал Wall Street Journal еще в мае 2022 г.: «По причинам политическим, местническим и не имеющим отношения к решению (о присоединении Швеции и Финляндии к НАТО. — Прим. ред.) президент Реджеп Тайип Эрдоган занял жесткую позицию в своих усилиях по отказу в приеме потенциальных членов. Это должно поднять вопрос о том, входит ли Турция под руководством г-на Эрдогана в альянс».

Кроме того, указывается на якобы авторитарные методы правления Эрдогана, что, по мнению многих высокопоставленных представителей американского истеблишмента, не соответствует позиции НАТО по защите и продвижении демократий. Об этом, в частности, в январе 2023 года говорил Джон Болтон, бывший советник Дональда Трампа.

В то же время следует обратиться к историческим корням участия Турции в блоке. Изначально, на раннем этапе холодной войны, Анкара рассматривалась Вашингтоном в качестве своего актива прежде всего на Ближнем Востоке, а не в Европе. Поэтому, собственно, и нынешняя стратегия Анкары, которая подразумевает возможность одновременного участия Турции как в НАТО, так и в иных военных блоках, относящихся к региону Ближнего Востока, не противоречит принципам альянса, а попытки распространить на Турцию некие европейские критерии могут препятствовать этим задачам.

Достаточно вспомнить, что вслед за вступлением в НАТО Анкара сразу же стала участницей так называемого Багдадского пакта (СЕНТО), в задачи которого входило противодействие «советским замыслам» на Ближнем Востоке.

Поэтому Турция изначально являлась не только важным компонентом обороны Западной Европы, но и была связующим звеном между европейскими членами НАТО и ближневосточными государствами, выступавшими с антисоветских позиций.

Сейчас подобный подход естественно трансформировался с учетом распада СССР и появлением новых угроз. Но подходы Турции остались прежними. Можно вспомнить, например, Исламскую военную коалицию по борьбе с терроризмом (IMAFT), в которую входит 34 государства во главе с Турцией и Саудовской Аравией.

Таким образом, на всем протяжении своего членства Турция была для НАТО функциональным союзником с учетом как ее ключевого геостратегического положения, так и мощной армии. Но в нормативном плане Турция никогда не была одной из движущих сил более широкой большой стратегии Запада по установлению либерального мирового порядка.

Также в период после окончания холодной войны, когда в рамках стратегии НАТО концепция коллективной обороны сменилась на концепцию коллективной безопасности, значение Анкары лишь выросло. Стоит вспомнить, что именно Турция превратилась из «фланговой» страны НАТО в «прифронтовую» во время первой войны в Персидском заливе в 1991 году.

Наконец, особая роль Турции в НАТО также определялась тем, что Анкара могла позволить себе открыто конфликтовать со своим соседом и членом альянса Грецией из-за проблемы демилитаризации островов и споров по поводу ширины территориальных вод вокруг них. Это не раз приводило обе страны к инцидентам.

Например, в 1992 году греческий «Мираж F.1» был сбит турецким F-16, греческий пилот погиб. В 1995 году уже греческий «Мираж F.1» сбил турецкий F-16. И в том же году над Эгейским морем случился воздушный бой с участием нескольких самолетов: пара греческих F-16 перехватила два турецких F-4. В ходе воздушного боя один из турецких самолетов вошел в крутое пике и рухнул в море, пилот погиб.

В 2006 году греческий и турецкий F-16 столкнулись примерно в 35 морских милях к югу от острова Родос, когда два турецких истребителя прикрывали полет самолета-разведчика. Тогда греческий пилот погиб, а турецкий успел выпрыгнуть с парашютом и был спасен грузовым судном.

Это лишь некоторые эпизоды подобного противостояния, которых значительно больше. И конфликт начался задолго до прихода к власти Эрдогана.

Отсюда очевиден вывод, что нынешние демарши Турции в рамках НАТО не являются каким-то новым моментом в политике Анкары в рамках блока. Изначально, с момента своего членства, Турецкая Республика занимала особое положение в альянсе, хотя оно не было каким-либо образом институализировано.

Очевидно, что по мере роста внешнеполитических амбиций Эрдогана позиция страны в рамках НАТО будет еще более наступательной и подчиненной национальным интересам Турции, которая использует механизмы блока для обеспечения своих национальных интересов, а не для подчинения их интересам Брюсселя в обмен на безопасность, как делают иные. Вторая по численности армия в НАТО позволяет Анкаре проводить подобную линию.