Хеппи-энд отменяется — умер актёр Жан-Луи Трентиньян

Следующая новость вряд ли прозвучит широко, громко. На то есть масса причин — как субъективных, так и объективных. Да, трудно говорить о кинематографических утратах, когда гибнут близкие, знакомые в мире реальном. Том, который не на экране. А вместе с тем говорить надо, чтобы искать и находить смыслы для движения дальше.

На 92-м году жизни умер французский актёр Жан-Луи Трентиньян. Здравствуй грусть, конечно. А, с другой стороны, в такие моменты с уходом таких людей думаешь, сколь же много этот человек успел! Да, всегда есть желание сделать больше — даже в 90, в 95 (я по своему монументальному деду знаю, который ушёл в 96). Однако, несомненно, главное уже сделано. И достойно.

Жан-Луи Трентиньян есть эпоха, разворачивающаяся как пейзаж, как затерянный мир, который вдоль и поперёк исходить, исследуя, нужно. Да, знаю, штамп штампов (и сверху ещё один взобрался — погонять) — однако тут этот штамп уместен. 91 год — почти век, и он у французского актёра, как и у века реального, вышел нервный, с утратами, болью и с возвращениями. Да такими, что мир поклонился.

Трентиньян, конечно, блестящий актёр. Очевидно, но повторить стоит. Актёр тревожно-обволакивающий, хватающий зрителя за грудки, но как-то уверенно-нежно, по-мужски. Собственно, это ведь его образ — возможно, главный его образ — мужчины, который умеет любить. Трентиньян тот, кто великолепно воплотил на экране любовь: первую и, что важнее, последнюю. Я бы даже сказал, любовь эсхатологическую.

Помню, в Киеве в Доме кино раз в две недели, наверное, показывали чёрно-белое кино — фильмы 30-х, 40-х, 50-х. Я смотрел эти ленты, сделанные так, как только раньше и умели, потому что не ради прибыли, а искусства ради творили — смотрел и изумлялся: насколько же красивые, породистые люди сверкали на экране! Вот и Трентиньян — породистый, умеющий делать кинематограф искусством, а не просто способом убить время и желудок под солёный попкорн.

И он, как почти никто, умел возвращаться. Делал это не раз, но мы запомним его главное возвращение — год 2012-й, фильм гениального Михаэя Ханеке «Любовь». Если вы не видели, то обязательно посмотрите. Ханеке всегда едва ли не лучше других исследовал природу зла — не того, что с демонами и вампирами (зеваю), а вполне реального. Австриец пленял черта, который, как у Линча в «Малхолланд драйв», всегда прячется где-то за углом, готовый действовать. Ханеке — прыжок в бездну, парашют есть, но куда ты приземлишься? Его кино не сделано так, как хотел бы зритель — оно создано так, как то единственно возможно.

Трентиньян в этом пейзаже уходящей натуры выглядит горой, приковывающей не столько взгляд, сколько душу. У Ханеке он играет Великого Слепого (я сейчас не о Борхесе, если что), который ловит нечто в темнеющей, мрачнеющей комнате, неумолимо сужающейся, точно рыбий пузырь на костре. И под рыбой здесь стоит понимать христианский символ. Герой Трентиньяна старается нащупать, отыскать здесь то, что в принципе нематериально, но странным образом это ему удаётся. Он материализует сакральное и, точно кристаллы, передаёт его зрителю.

После, спустя 6 лет, будет своего рода продолжение ленты «Любовь» — «Хеппи-энд», где всё тот же старик рассказывает о плене, в котором держит его мир телесный, уже не сжимающийся, а сжавшийся, облепивший, как полиэтилен, — не продохнуть. В данной ленте уже много социального — критически социального; по сути, это «Закат Европы» через 100 лет, философия, поданная через кино. Оттого Канны насторожились. Ханеке поставил диагноз, сделал медицинскую выписку. А Жан-Луи придал этому путешествию за край ночи шарм.

Собственно, уже данных заслуг хватило бы, чтобы назвать Трентиньяна одним из главных актёров Европы. Именно так, да, без преувеличений. Но ведь были ещё — до гибели его дочери Мари — блистательные ленты «Конформист» Бертолуччи и «Мужчина и женщина» Клода Лелуша. Да и, конечно, «Без видимых причин» Филиппа Лабро. Все они о плене, преодолеть который, казалось бы, невозможно. О маммоне, держащей тебя, точно в «Железной деве», но под лютой анестезией — чтобы ты, раб, ничего не понял. Много ролей.

А вспомнил я два фильма Ханеке не просто так. Они о том, что происходит со всеми нами именно сейчас. Трентиньян в своём герое отразил одновременно и распад прошлого мира, который оказался нежизнеспособен, и страх перед миром новым, ещё более атомизированным, беспощадным, людоедским, где в обществе потребления начинают пожирать уже не только других, но и самих себя, где челюсти перемалывают духовное и душевное. Пузырь сжался, что его нужно прорвать с боем. Герой Трентиньяна — натура здесь уходящая, и уходящая страшно, но всё же сбегающая наконец из плена.

Собственно, на уход из жизни самого Жана-Луи Трентиньяна отчасти можно и нужно смотреть, в том числе, и под таким углом.