Новая холодная война из-за Украины может стать горячей — Foreign Affairs

После начала специальной военной операции России по денацификации Украины напряженность в отношениях между Россией и странами Запада достигла такого уровня, какого не было со времен Кубинского ракетного кризиса. Президент США Джо Байден сделал ряд крайне жестких заявлений в адрес своего российского коллеги Владимира Путина. Главе Белого дома вторили, хотя и при более осторожном выборе слов, и лидеры Европейского союза. Конфликт также заставил ЕС внимательнее относиться к собственной безопасности, а также вскрыл риски зависимости от российских энергоносителей.

Читайте также: Доведет ли длинный язык маразматика Байдена до мировой войны? — Spectator

Эти и другие развития событий представляют собой опасную реальность: и Россия, и Запад, похоже, перешли ряд линий и оказались в состоянии новой холодной войны, которая будет носить менее глобальный, чем прежнее противостояние, но и менее предсказуемый и стабильный характер, пишет Ян Бреммер в статье, вышедшей 5 мая в Foreign Affairs.

Прежде всего, конфликт будет менее опасным, потому что Россия, несмотря на свой ядерный арсенал и огромное богатство природных ресурсов, представляет для Вашингтона гораздо меньшую военную угрозу, чем Советский Союз после Второй мировой войны. Благодаря специальной военной операции официальным лицам США и их союзников удалось внимательно изучить «значительные военные недостатки Москвы».

Не менее важен размер экономики России, которая, несмотря на доходы от нефти и газа, на момент начала операции была меньше, чем экономика Нью-Йорка. И это было до того, как санкции США и их союзников вызвали экономический спад, который, как сейчас ожидается, в 2022 году составит от 10 до 15% — депрессию, которая неизбежно ограничит способность России принуждать другие страны своей экономической мощью.

В отличие от командной экономики Советского Союза, благодаря которой страна была защищена от экономической войны, нынешняя Россия стала зависеть от внешней торговли и инвестиций. Сейчас она изо всех сил пытается произвести выплаты по международному долгу. Конечно, Россия также может использовать взаимозависимость в своих интересах, о чем свидетельствует недавнее прекращение Кремлем экспорта газа в Болгарию и Польшу. Но в то время как Европа может пережить — и переживет — разрыв экономических связей с Россией, стратегические возможности Москвы гораздо более ограничены.

В ХХ веке благодаря идеологической привлекательности Советского Союза у Москвы были верные друзья и поклонники по всему миру, включая Кубу и Никарагуа в Америке, Египет и Сирию на Ближнем Востоке, Камбоджу и Вьетнам в Юго-Восточной Азии, а также Эфиопию и Мозамбик в Африке. Однако у сегодняшней России есть только клиенты и иждивенцы. Хотя многие государства, в том числе большинство демократических стран с низким и средним уровнем дохода, такие как Бразилия, Индия, Индонезия и Мексика, сохраняют нейтралитет и продолжают вести дела с Россией, в ООН в защиту операции России на Украине выступили лишь Белоруссия, Эритрея, Северная Корея и Сирия. (Венесуэла также поддержала бы Россию, если бы Каракас выплатил свою задолженность перед ООН и имел возможность проголосовать.)

Даже Китай как союзник России имеет ограниченную ценность. Хотя китайский лидер Си Цзиньпин завершил личную встречу с Путиным незадолго до начала спецоперации обещанием, что дружба Китая с Россией «не имеет границ», Си по-прежнему гораздо больше озабочен будущим Китая и своим собственным, чем будущим российского лидера. Пекин, безусловно, разделяет стремление Москвы дать отпор тому, что обе столицы считают усилиями США и ЕС по их сдерживанию, и Си вряд ли осудит поведение России, если только она не применит химическое или ядерное оружие. Но очевидно, что поддержка России со стороны Китая небезгранична.

Китай, может быть, и ревизионистская держава, стремящаяся подорвать гегемонию США, но Пекин крайне заинтересован в сохранении глобальной стабильности. Легитимность Си и внутреннего правления Коммунистической партии Китая зависит от продолжающегося экономического роста, а дальнейший рост зависит от прагматичных отношений с главными торговыми партнерами Пекина в Европе, Японии и США. Поэтому Китай вряд ли пойдет на риск конфронтации, открыто нарушая союзнические санкции или оказывая прямую военную поддержку Москве.

Аналогичные ограничения применяются к торговле. Хотя Пекин и Москва являются естественными партнерами — Китаю нужны российская нефть, газ, металлы и полезные ископаемые, а Россия остро нуждается в китайских деньгах, — инфраструктура, необходимая для переориентации экспорта из Европы на восток, потребует огромных долгосрочных финансовых вложений. Однако экономический рост Китая уже замедляется, и готовность Пекина взять на себя такие расходы будет зависеть от того, получит ли он от Москвы очень выгодные условия. Короче говоря, несмотря на безграничную риторику Си, дружба Пекина с Россией имеет четкие политические и экономические границы.

К сожалению, на этом хорошие новости для Вашингтона и его союзников заканчиваются. В отличие от Холодной войны двадцатого века, сейчас Соединенные Штаты являются наиболее политически разделенным и недееспособным членом «Большой семерки». Хотя сейчас и демократы, и республиканцы согласны с тем, что на Украину нужно поставлять оружие, а против России — вводить санкции, и обе стороны согласны с тем, что Соединенным Штатам следует избегать прямой конфронтации с Москвой, такое внутриполитическое единство не продлится долго.

В преддверии промежуточных выборов республиканцы будут активно указывать на стремительный рост цен на газ и рекордную инфляцию, при этом изображая Байдена слабым и непоследовательным лидером, который «потерял Украину». В свою очередь, демократы попытаются использовать против Республиканской партии тему с давним восхищением бывшего президента Дональда Трампа Путиным и скептицизмом в отношении НАТО. На фоне того, как в США вновь начинаются ожесточенные баталии, в ЕС могут справедливо задаться вопросом, каким образом предстоящие выборы могут изменить подход Вашингтона как к России, так и к трансатлантическому альянсу, особенно если Трамп станет кандидатом в президенты от республиканцев в 2024 году.

Еще один элемент опасности заключается в ожесточающейся риторике западных лидеров об идеологическом соперничестве между демократиями и автократиями. Байден и некоторые европейские лидеры, например, утверждали, что Россию следует исключить из «Большой двадцатки» (G20), группы, объединяющей лидеров 20 крупнейших экономик мира. Несмотря на циничные заявления о том, что G20 — это не более чем геополитическая возможность сфотографироваться, форум доказал свою ценность во время мирового финансового кризиса 2008 года, когда он служил жизненно важным пространством для встречи стран с разными политическими системами и идеологическими ценностями. Когда рынки рухнули, лидеры G20 поняли, что они могут отреагировать на глобальную экономическую катастрофу только в том случае, если недемократические страны и государственные капиталисты, такие как Китай, Россия и Саудовская Аравия, получат места за столом вместе с промышленно развитыми демократиями.

Байден, напротив, не видит особой необходимости в сотрудничестве со странами, принадлежащими к другому идеологическому лагерю. Так, он представил противостояние на Украине не как региональный конфликт, в котором США выступают на одной стороне, а как «битву между демократией и автократией». Си Цзиньпину это не может понравиться, и Китай, естественно, отвергнет попытки вытеснить Россию из G20. На ноябрьском саммите группы Байдену и союзным лидерам придется выбирать между тем, чтобы сидеть за одним столом с «автократами», такими как Путин и Си, или превратить G20 в недееспособное образование тогда, когда глобальные угрозы, требующие коллективных действий, — изменение климата, пандемии и распространение прорывных технологий, и это лишь некоторые из них, приобретают все большее значение. Перспектива срыва многостороннего сотрудничества представляет собой самую большую опасность для мирового порядка после распада Советского Союза.

Последняя причина, по которой эта новая холодная война окажется более опасной, чем предыдущая, — все большая вероятность того, что Россия прибегнет к поистине разрушительной кибервойне. Несмотря на асимметрию между Москвой и Вашингтоном в традиционных мерах силы, самое современное цифровое оружие России является более дестабилизирующим, чем ядерные ракеты, которые угрожали Соединенным Штатам и Европе в 1980-х годах. Кибероружие не может мгновенно убить людей, но оно по-прежнему обладает высокой разрушительной силой, способной нанести серьезный ущерб финансовым системам, электросетям и другой важной инфраструктуре. Самое главное, государства гораздо чаще используют кибероружие, чем другие виды оружия массового уничтожения, потому что его легче создать, легче спрятать, от него чрезвычайно сложно защититься и почти невозможно сдержать.

Вашингтону не следует утешаться тем фактом, что Путин еще не применил самое разрушительное из этих вооружений. На планирование эффективных кибератак уходят месяцы, а то и годы, а спецоперация на Украине только началась. Точно так же, как Соединенные Штаты и Европа ответили на действия России экономическим ее наказанием, Москва может использовать свое кибероружие, чтобы нанести политический ущерб Соединенным Штатам и ЕС, направляя на предстоящие выборы все более масштабные и частые волны дезинформации.

По мере того, как разгорается новая холодная война, лидеры должны начать думать об ограждениях — мерах безопасности, призванных гарантировать, что этот конфликт не перерастет в прямую конфронтацию между Россией и НАТО. Например, после того, как с трудом удалось избежать ядерной катастрофы Карибского кризиса, лидеры США, Европы и СССР создали надежные системы — соглашения о контроле над вооружениями, такие как Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД), и меры укрепления доверия, такие как Соглашения по открытому небу, — чтобы гарантировать, что опосредованные войны по всему миру не спровоцируют третью мировую войну.

Однако сегодня не существует киберэквивалента договора о РСМД, пути же для переговоров по нему и обеспечения его соблюдения закрыты. Между президентом России и западными правительствами также мало доверия, и трудно представить, как (и сколько времени это займет) добиться достаточного доверия для создания новых правил и институтов. Совет Безопасности ООН перестал быть действенной площадкой, и это уже никак не исправить, поэтому при отсутствии реальных альтернатив лучшее, что могут сделать лидеры, — это продолжать откровенно и уважительно говорить о потенциальных возможностях ограничить быстро растущий ущерб, который конфронтация между Россией и Западом может нанести миру. На данный момент международное сообщество оказалось в ситуации конфронтации, в которой нет согласованных механизмов ограничения ее распространения.

Тем не менее лидеры США и Европы считают, что они могут предотвратить выход конфликта из-под контроля. Они продолжают вводить все более жесткие санкции, посылать в Киев смертоносное оружие, обмениваться разведывательными данными в режиме реального времени с украинскими военными, поощряя дальнейшее расширение НАТО и говоря о европейском будущем Украины. Они говорят так, как будто их отказ ввести войска НАТО на территорию Украины или ввести запретную для полетов зону в ее воздушном пространстве действительно ограничит риск ответных действий России. Однако на самом деле Москва уже расценивает все эти шаги как военные действия. Для Соединенных Штатов и их союзников есть ценность в реализации этой политики, и Россия, возможно, еще не обладает способностью нанести ответный удар с большой силой, но чем дольше будет продолжаться конфликт, тем труднее каждой стороне будет удерживать боевые действия от перерастания в более широкий конфликт.

Даже если убедить Москву завершить спецоперацию с небольшими территориальными приобретениями, которые можно преподнести как победу для страны, возвращения к прежней стабильности, которая существовала до 24 февраля, быть не может. Холодная война продолжится, Россия, обремененная санкциями, практически не будет поддерживать экономических связей с ЕС, которые могли бы способствовать сдержанности.

Россия может, например, нанести удар по конвоям союзников с оружием, учебным центрам и складам на Украине. Она может проводить ограниченные кибератаки против гражданской инфраструктуры США и Европы, усилить свои дезинформационные кампании, чтобы подорвать предстоящие выборы в США и странах Европы. Москва может пойти на прекращение поставок газа в другие европейские страны и ограничение экспорта критически важных товаров. В условиях нарастающего экономического кризиса лидеры НАТО будут вынуждены ответить на эти провокации тем же, что может привести к дальнейшей опасной эскалации.

В случае поражения России риски эскалации возрастут еще больше. В этом сценарии Москва может рассмотреть возможность «использования химического оружия», чтобы переломить ситуацию, или атаковать объекты НАТО в Польше. В ответ лидеры США и Европы могут нанести прямые удары по российским объектам на Украине или ввести запретную для полетов зону. Вашингтон усилит санкционную кампанию, и, в свою очередь, газ сразу же перестанет поступать в Европу. У обеих сторон возникнет соблазн провести разрушительные кибератаки на критически важную инфраструктуру друг друга. Хотя все еще маловероятно, больше не будет немыслимым использование ядерного оружия и развертывание войск НАТО. Без четких механизмов деэскалации невозможно сказать, куда может привести эта новая логика.