Высокие технологии, нищая жизнь: как IT-гиганты перекраивают города

***

Энтони М. Таунсенд. Умные города: большие данные, гражданские хакеры и поиски новой утопии. М: Издательство Института Гайдара, 2020

Веками экономическая и культурная жизнь стягивалась вокруг крупных городов. Потому легко забыть, что к 2008 году лишь половина населения Земли была горожанами. Этот факт показывает не только то, насколько неравномерно распределена модернизация. При текущих тенденциях и без того проблемные города должны будут каким-то образом принять и пристроить оставшуюся половину человечества.

Специалист по развивающимся странам Дэни Родрик показывал, как индустриальная экономика «перерабатывала» огромные потоки людей, медленно и через профсоюзную борьбу, но всё же повышая их уровень жизни. Однако новая «информационная» экономика создаёт относительно немного рабочих мест; каким иным образом богатство немногих высокотехнологичных корпораций должно «стекать» в оторванные от них низы — также остаётся неясным.

Одним из немногих лучей надежды оказываются «умные города»: улучшение работы городской инфраструктуры, а в пределе и всех аспектов городского быта с помощью больших данных, автоматизации, искусственного интеллекта и иных технологий, предоставляемых IT-гигантами. Но не окажется ли цифровая утопия дорогой и элитарной, подобно образцовому «Международному городу Сонгдо» в Южной Корее — раем для немногих действительно вошедших в информационную экономику? Станет ли это просто поводом отложить более простые и проверенные решения, которые смогли бы резко улучшить жизнь в городах третьего мира, трущобах и фавелах? Удастся ли современным архитекторам-программистам пройти между Сциллой грубых перестроек живых городов в больные «города-сады» (как в начале ХХ века) и Харибдой действительно эффективных, но тотальных антиутопий в духе Оруэлла или киберпанка?

Ответить на эти вопросы берётся специалист по городскому планированию и внедрению цифровых технологий из США Энтони Таунсенд в книге «Умные города: большие данные, гражданские хакеры и поиски новой утопии». Автор разбирает проблемы и перспективы целого спектра проектов: от единых городских систем, реализуемых крупными корпорациями, до узконаправленных приложений и микроконтроллеров, создаваемых мелкими фирмами или общественными группами.

Таунсенд подчёркивает опасность иллюзии, будто социальные проблемы можно решить чисто техническими-математическими средствами. Попытки создать модель города или перестроить его под некое идеальное представление не раз предпринимались в ХХ веке, однако оказывались либо неуспешными, либо разрушительными. К концу столетия этот опыт, казалось, породил в рядах урбанистов и городских чиновников скептицизм к механистическим проектам (правда, как побочный эффект — к крупным проектам вообще). Однако прорыв в вычислительной технике возродил веру, что для успеха нужно лишь учесть больше факторов и установить больше датчиков — причём не только среди IT-гигантов (имеющих очевидную коммерческую заинтересованность в новых рынках или госконтрактах), но и в техническом сообществе в целом.

В теории современный компьютер действительно может найти неочевидные связи в цифровых данных (впрочем, созданные IBM в начале 2010-х годов модели не показали ничего нового и оказались невостребованными). Однако он не может объяснить смысл происходящего. Соответственно, как отмечал историк экономики Джерри Мюллер, только человек может определить, какой показатель действительно значим, а какой нет. Ясно, что многие аспекты жизни вообще невозможно формализовать и подсчитать — они могут быть очевидны для эксперта, но недоступны для машины. Сам сбор данных и тем более какой-либо основанный на них контроль способны влиять на реальность: не зная человеческих мотивов и логики, мы не можем понять динамику общества. Автор приходит к идее, что в ряде случаев стоит отказаться от неявного «подталкивания» людей к нужному поведению в пользу прямого морального призыва или политической организации. Социальная инженерия часто приводит к нежелательному результату: строительство новых дорог побуждает больше людей садиться за руль; повышение энергоэффективности прибора позволяет чаще им пользоваться; и т. п.

Наконец, крупные сложные автоматизированные системы попросту ненадёжны, полны непредвиденных сбоев (которые сложно исправить) и неявных функций (вроде тайной слежки), на что слишком часто закрывают глаза. А ведь массовое внедрение «умных» технологий не повысит, а понизит контроль качества (из-за спешки и экономии) — при возрастающей цене ошибки (в пределе всё будет контролироваться системой). Автор указывает, что не только энергетическая инфраструктура (поддерживающая информационный уровень) в западных городах критически устарела, но и надёжность коммуникаций, от телефонии до интернета, раздута и мифологизирована. Так, интернет представляется как распределённая система, созданная военными на случай ядерной войны — однако на деле это чисто академическая сеть, приватизированная и физически централизованная несколькими крупными корпорациями. Отключение электричества в нескольких домах в Манхеттене грозит обрушением значительной части мирового виртуального пространства.

В целом Таунсенд выступает за более децентрализованные, прозрачные, открытые для изменений и новых использований решения, обсуждаемые и согласовываемые с жителями города. Но главной проблемой высоких технологий автор считает именно участие людей: «умные» системы работают, только если ими действительно пользуются; большинство инновационных применений и модификаций технологии рождались снизу; в конце концов, только так можно избежать авторитарной антиутопии. Тем не менее многие благие начинания градоначальников разбивались о недостаток информирования и рекламы, не говоря уже о банальной оторванности от нужд реальных граждан. Неравномерное участие, когда одни группы активнее пользуются, например, возможностями оставить жалобу, постепенно приводит к росту реального неравенства — особенно в автоматизированных системах, руководствующихся формальными показателями.

В этой связи автор выказывает опасение, что высокотехнологичные проекты упорно игнорируют существование бедняков и угнетённых групп, как в рамках города, так и в мировом масштабе (развивающиеся страны). Показательны даже немногие «положительные» примеры, вроде инициативы по снабжению бедных государств компьютерами и нетбуками: созданные чисто формально (и с явным пренебрежением к «дикарям») компьютерные клубы быстро лишались международной и местной поддержки и закрывались. Количество разосланных по миру нетбуков к 2012 году достигло 2,5 млн — за это же время было продано 2,5 млрд мобильных телефонов, причём в основном в третьем мире. Местные компании и программисты-энтузиасты гораздо быстрее, чем международные благодетели, приступили к созданию мобильных сервисов, помогающих найти работу, лечение, получить образование (через СМС, ведь трафик с западных каналов YouTube слишком дорог), воспользоваться банковскими или государственными услугами.

Впрочем, Таунсенд призывает не идеализировать низовую самоорганизацию. Она порождает много новых идей, наполняет города жизнью и смыслом — однако ей недостаёт организованности и финансирования, чтобы довести проекты до ума. К тому же технологические энтузиасты обычно принадлежат к средним или высшим слоям, так что проблемы менее благополучного большинства остаются им чужды; зачастую их творчество сводится к слишком индивидуальным задачам или вовсе к игре. У действительно бедствующих людей может банально не быть времени и сил, чтобы становиться общественниками.

По сути, автор видит в городе тот оптимальный уровень организации, на котором возможно соединить демократию участия и цельное стратегическое мышление, общественное благо и коммерцию, чувство общей судьбы и личную свободу. Таунсенд отстаивает максимально широкую общественную собственность, в том числе на информацию, хотя и допускает продажу данных частным компаниям (но с тем, чтобы получить финансирование для некоммерческих проектов). Он подчёркивает важность городской администрации в просвещении и вовлечении граждан, при одновременной тонкой игре с крупными корпорациями (обладающими ресурсами и компетенциями). Однако чиновник у автора описывается в стиле открытого правительства Бет Новек: как политик и организатор, можно сказать, координатор массовых усилий, а не как решающий за других царь-философ.

Таунсенд, принимавший участие в ряде низовых инициатив, видит их слабость и неадекватность современным вызовам; но он не верит и в резкие прорывы на федеральном уровне. Однако концентрация человеческих и иных ресурсов в городах, помноженная на новые коммуникации и управленческие технологии, вселяет в автора надежду на возможность значимых преобразований силами отдельного городского сообщества. Впрочем, Таунсенд отмечает, что городской уровень может оказаться слишком мелким для действительно серьёзных проектов (хотя бы в плане окупаемости), а потому рассматривает междугородний обмен. Но кажется, что речь идёт скорее о взаимодействии «коммун», нежели про общефедеральный или международный уровень.

В конце концов, хотя информационный уровень и внушает автору энтузиазм, он настаивает на том, что высокие технологии — лишь дополнение к широкому арсеналу урбанистских, социологических и политических инструментов по организации и преобразованию совместной жизни. Подобно радикальному урбанисту Майку Дэвису Таунсенд утверждает, что проблема большинства городов лежит в первую очередь в проектировании и социальной кооперации, а не в устарелости технологий. Технологии — лишь приятные дополнения к настоящему городскому «костяку», которыми можно временно скрыть ошибки, но не решить их по-настоящему. Да, они могут стать опасным оружием в руках корпораций или авторитарных правительств; впрочем, для этого всё равно сперва нужно дезорганизовать общество.

Автор даёт оригинальный взгляд на урбанизацию США в ХХ веке как на результат войны богатых и бедных, опосредованной новыми технологиями. До второй половины 1930-х годов более состоятельные граждане на автомобилях буквально давили пешеходов, вытесняя их с улиц (особенно много гибло детей, традиционно считавших улицу игровой площадкой); нередки были и случаи линчевания особо наглых автомобилистов. В 1950-е годы новая волна протестов против строительства дорог смогла остановить агрессивные реновации «сверху»; после 60-х годов градоначальники старались приобрести имидж правозащитников, друзей обиженных и угнетённых. Однообразные пригороды оказались обжиты, изменены и приобрели индивидуальность. Элитарный и технократический подход крупных корпораций к современным «умным городам» кажется лишь очередным раундом подобной игры, воскрешением замашек 1920-х годов (в чём-то и правда реализованных, хотя и на фоне активной рекламы автомобильных утопий будущего).

Таунсенд, конечно, даёт лишь общие рецепты касательно битвы за город и «умных» технологий. Однако книга показывает главное: за технологичными и экспертными спорами «урбанистики» скрываются политические и социальные вопросы, касающиеся рядовых граждан (автор подчёркивает: всех граждан). Решения, которые элиты ищут в строгих моделях, на деле зависят от воли и творчества живых людей. Технические вопросы на деле оказываются политическими, моральными и организационными. Автор приходит к выводу, что сложный клубок глобальных и локальных проблем, частью которого являются и вопросы городской жизни, может быть распутан лишь «общественным движением», гражданской активностью масс. Конечно, достигнувшей достаточно высокого уровня организации и компетенции, чему, и вправду, могут помочь технологические достижения. Однако снова и снова обсуждение современных вызовов утыкается в низовую гражданственность и демократию участия. Таунсенд, сводя воедино социальные и технические проблемы, ясно это показывает.