Глобальный эксперимент: кто и почему не дает протестам в Гонконге утихнуть
До времени начала непрекращающихся протестов в Гонконге остров ассоциировался в общественном понимании либо с исторической частью Китая, либо с финансовой гаванью, либо с голливудским кино о КНР. С лета 2019 года поочередные демонстрации вынесли наружу понимание того, что на самом деле Гонконг стал частью Китайской Народной Республики лишь в 1997 году, до этого являясь колониальной частью Британии.
Идеологическое наследие английского владычества во многом и стало почвой для нынешних событий, а учитывая неутихающий протестный потенциал, имеет смысл говорить об использовании на острове технологий «цветных» революций.
В XIX веке европейские державы при участии США путем вторжения разделили ослабленный Китай на сферы влияния, в результате навязав стран, так называемые неравные договоры. В число соглашений входила и принадлежность нынешнего Гонконга, по частям отрываемого Лондоном от одной до другой Опиумной войны.
В 1842 году Англия принудила Китайскую Империю к подписанию Нанкинского договора и передаче Лондону островной части Гонконга, в 1860 году, по итогам очередной эскалации, были присоединены дополнительные земельные владения, в том числе полуостров Коулун.
В 1898 году Соединенное Королевство «узаконило» очередное расширение путем формальной аренды «новых территорий» на 99 лет. В 1941 году Гонконг после вторжения Японии был преобразован в японскую колонию, но с капитуляцией пособника Германии снова возвращен британскому правлению.
Иными словами, Гонконг более века находился под контролем Запада, а срок аренды той его малой части, что была присоединена последней, закончился лишь в 1997 году.
По Нанкинскому договору остров Гонконг передавался британской короне «в вечное владение», а управляться должен был «теми законами и регламентами, какие королева Великобритании сочтет нужным установить». Поэтому формально Лондон не обязан был отдавать Пекину всю контролируемую им территорию, однако в ночь на 30 июня Содружество наций по решению правительства Соединенного Королевства согласилось «подарить» Гонконг Китаю целиком.
Вопреки расхожему либеральному заблуждению, причиной этому послужило не то, что в Англии «уважают Право с большой буквы», а то, что Пекин отказался продлевать срок аренды. Британская экономика и военная компонента в 1997 году была относительно слабой, а Пекин оказался достаточно силен и интегрирован в мировую финансовую систему, чтобы сделать проблематичным британо-китайский диалог с позиции силы.
Кроме того, все три части Гонконга к тому моменту были взаимосвязаны, что превращало остров при передаче одной из его частей в убыточную для Англии заморскую территорию. По этой причине англосаксы решили повторить в колониальном Гонконге схему «ухода» из колониальной Индии. То есть с помпой представили передачу в качестве широко жеста, а фактически превратили остров в троянского коня.
Главным условием «подарка» был аспект дуалистического сосуществования режимов, при котором принцип «одна страна — две системы» означал невмешательство Китая в «островные» дела. Социалистическая модель Китая не должна была применяться в специальном административном районе Гонконг (САРГ), а прежняя капиталистическая система острова и образ жизни обязан был оставаться неизменным в течение 50 лет. Отразилось это и в Конституции Гонконга.
Лидеры Китая, соглашаясь на эти условия, ожидали, что Гонконг со временем не только станет частью страны, но и вернется в лоно народа, однако ничего подобного не произошло. Напротив, «друзья» ориентированной на Запад территории делали всё возможное для сохранения ее антикитайского курса.
Как и в процессе ухода Британии из Индии, заложившего тлеющую «бомбу» в религиозных, идеологических и территориальных вопросах, здесь также была оставлена «мина» замедленного действия. Разница была лишь в том, что КНР до недавнего времени был встроенной частью западной системы, и задействовать гонконгский протестный потенциал было не с руки.
Первый эксперимент экспорта революции в материковый Китай через Гонконг был проведен в 2014 году, вскоре после избрания Си Цзиньпина. «Революция зонтиков», под которыми гонконгские оппозиционеры прятались от солнца, была организована через западные соцсети и показала недостаточную на тот момент эффективность.
В период американских выборов, смены доминирующих на Западе элит и выработки нового консенсуса вопрос Гонконга был заморожен. Остров продолжал быть убежищем для китайских диссидентов, политических беженцев и оппозиционных политиков, но не разыгрывал свой потенциал. Всё изменилось в 2019 году, с законом об отмене запрета на экстрадицию в КНР, означавшего для США и Британии резкое ослабление внутрикитайских позиций.
С тех пор протесты под формальными предлогами в подбрюшье Китая не утихают, а планирующие экспортировать эту нестабильность вглубь КНР кураторы используют гонконгскую интернет-среду пространством для репетиций.
Причины для многомесячного поддержания рукотворной нестабильности на острове сводятся к проведению большого эксперимента. Работе по интеграции старых механизмов «цветных революций» к условиям новых реалий и китайской интернет-специфики. Настоящие же причины событий в Гонконге сводятся к следующим вещам:
1. Организация демонстраций через западные фонды и диджитал-среду стала ответом внешних игроков на попытки городских властей Гонконга инициировать процедуру правового слияния с материком. В КНР такую необходимость называют «вопросом устранения правовых пробелов», но в Лондоне и Вашингтоне прекрасно понимают, что это первый шаг, который в случае успеха ускорит китаизацию острова и потерю на нём англосаксонского влияния. С учетом неизбежной эскалации конкурентной вражды между США и Китаем такой исход для Запада был недопустим.
2. Гонконг долгие годы был финансовыми воротами остального мира в Китай и зарабатывал на буферном положении несоразмерно большие деньги. Будучи хабом для перекачивания капиталов, конвертором долларовых потоков в юани и юаней в доллары на обратном пути, остров был незаменимым инструментом, работающим в обе стороны. Гонконг также являлся и воротами для импорта в Китай различных ресурсов, в частности такого стратегического в нынешние времена актива, как золото.
Нетто-объем помесячного импорта физического золота в Китай через Гонконг с 2001 по 2014 год рос по экспоненте. И в итоге совокупный объем ввоза к моменту первой организации протестов («Революции зонтиков» в 2014 году) составил 2712 тонн, а ежемесячный пик ввоза не падал ниже отметки в 100 с лишним тонн за месяц. Однако в последние несколько лет ситуация начала меняться, и разнообразные потоки, проходящие ранее через Гонконг, всё стремительнее стали смещаться к Шанхаю.
Дело в том, что КНР с момента прихода к власти Си Цзиньпина в 2013 году начала активно отвязывать азиатские деньги от Запада, прекрасно понимая, что конкуренция с США в скором времени неизбежна. Частью этой работы стал и перенос финансового центра из формально китайского Гонконга в по-настоящему китайский Шанхай.
То есть Шанхай с тех пор развивается в самостоятельную доминирующую единицу, в отличие от Гонконга, зависимую от КПК. Нынешний же «центр» торговли под многочисленными рычагами англосаксов чахнет. Окончательно же китайцы осознали, что мировую финансовую площадку Гонконг необходимо балансировать, только в 2016 году. Именно тогда остров присоединился к западной системе автоматического обмена информацией, то есть сделал данные о финансовых счетах резидентов и нерезидентов общедоступными для «дружественных» государств.
Поскольку к налоговым резидентам относятся физические, юридические лица и даже контролирующие лица в рамках CRS, а список данных о клиентах, переставший быть тайной, содержит не только полное имя, адрес проживания, место и дату рождения, а также страну налоговой резиденции, но и индивидуальный номер налогоплательщика, место регистрации и так далее, неудивительно, что подписание этого соглашения под давлением США обрекло Гонконг на утрату былых функций.
Даже торговля нефтяными фьючерсами, в которой клиентам будет предоставлена возможность осуществлять расчеты в национальных валютах и юанях, с возможностью конвертировать юань в физическое золото, теперь может осуществляться преимущественно через золотые биржи в Шанхае, оставив Гонконг в стороне.
Беспорядки лишь маскируют эту причину, пытаясь во всем обвинить Китай, хотя формальный повод принятия данного стандарта — «чтить репутацию международного финансового центра и его прозрачность» — на деле мало кого убеждает. Слишком очевидно, что США заставили остров сделать то, к чему ранее принудили ряд офшоров, с целью спровоцировать бегство капиталов оттуда к себе, и также ясно, что швейцарские банки, офшоры и мировые «гавани» получили свой авторитет не из-за «прозрачности операций», а как раз из-за обратного.
3. Давление США против Китая — это не временное явление, а системный подход. И не случайно требования к китайским элитам, обкатываемые через рукотворные протесты в Гонконге, сводятся к отмене привилегированного положения госсектора в экономике КНР. Предлог либерализации как мейнстрим протестов необходим Западу с целью изменения государственного строя Китая и снижения его конкурентоспособности.
Нынешняя формула симбиоза социализма, госучастия и капиталистического сектора производств в Китае оказалась эффективнее американской модели. Соответственно, от данного преимущества англосаксы и склоняют отказаться Пекин.
Запад осознает, что подобная концепция в случае полной интеграции Гонконга, вопреки всем расписываемым ужасам, может сделать жизнь гонконгцев не хуже, а лучше. И наверняка сделает, так как это будет для Пекина вопросом престижа. Поэтому организацией протестов англосаксы действуют на опережение.
Иными словами, Гонконг для США, с одной стороны, представляет территорию влияния, рычаги над которой важно сохранить, а с другой, площадку для экспериментов с целью экспорта отрабатываемых методик в материковую часть Китая.
В пропаганде западных СМИ сегодня форсируется мысль, что население Гонконга находится в состоянии ужаса из-за угрозы ввода регулярных китайских войск либо же усиления «тоталитарного влияния Пекина». Кадры регулярно показывают людей, марширующих с американскими флагами и призывающих Запад защитить набор их свобод. Но судя по социальным сетям и комментариям самих гонконгцев, люди в ужасе от армии молодых людей, представляющихся «оппозицией», нападающих на правоохранителей и избивающих любого, кто осмелится появиться с флагом КНР.
Центральное правительство Китая обоснованно считает, что массовыми протестами (перешедшими в беспорядки) в Гонконге пользуются и руководят «некоторые западные страны», которые применяют протестующих для дестабилизации обстановки в стране. Но в целом два лагеря исходят из противоположных позиций.
Китай, видя, что Гонконг вскоре перестанет быть мировым финансовым центром и что будущее за материковой частью КНР, решил, что настало время его поэтапного возвращения. Запад же, точно так же осознающий шаткость своего положения, противодействует этому развитыми методиками дестабилизации режимов, интернет-инструментарием, социальной инженерией и воздействием на умы.
Протесты системно организуются и курируются через мессенджеры, вбросы осуществляются через классические западные соцсети, а сам процесс призван выработать формулу для переноса нестабильности в Пекин. Сам же Гонконг, как и многие до него, превратился в площадку взаимного противодействия грандов мировой политики, борьба на поле которого идет с переменным успехом.