Project Syndicate: кто в Великобритании настоящий враг народа?

Идея о том, что премьер-министр Великобритании Борис Джонсон — человек из народа, трибун, представляющий интересы обычных граждан и борющийся с британской элитой, может показаться неестественной и даже странной. В конце концов, Джонсон — прекрасный экземпляр английской элиты: он получил образование в Итоне и Оксфорде и обладает соответствующими манерами речи и поведения, свойственными британскому высшему классу. Будучи журналистом и членом парламента, он был непослушным и порой нечестным, но всегда преданным голосом консервативного истеблишмента, пишет Иэн Бурума в статье для издания Project Syndicate.

Читайте также: Strategist: Торговля с КНР — слишком опасное предприятие?

И всё же Джонсон делает вид, что представляет «голос народа», направленного против парламентариев, которые выступают против его «жёсткого» варианта выхода Великобритании из Европейского союза. Одной из особенностей кампании вокруг Брексита было изображение всех, кто противостоял резкому и полному выходу из ЕС, как врагов народа. На фоне результатов референдума 2016 года любая попытка смягчить возможные негативные последствия Брексита путём компромисса с ЕС или отсрочки выхода Великобритании рассматривались как посягательство на волю народа.

Джонсон столкнулся с широкой оппозицией в парламенте, особенно после того, как он принял решение приостановить работу парламента, чтобы завершить процесс Брексита 31 октября, неважно с окончательным соглашением или без него. Во вторник, 3 сентября, после того, как бывший замминистра юстиции Филипп Ли перешёл на сторону либерал-демократов, Джонсон лишился большинства в парламенте. Ещё хуже для Джонсона то, что парламент проголосовал за то, чтобы лишить премьер-министра возможности контролировать процесс Брексита. Это почти наверняка приведёт к общим выборам, которые Джонсон преподнесёт как битву между «народом» и «политиками», которые встали на его пути.

Шаги Джонсона были экстраординарными, но не незаконными. Они, конечно, не являются консервативными в смысле защиты традиционных норм или установленного порядка. Более того, действия Джонсона не похожи на действия британца. Некоторые встревоженные критики увидели параллели со становлением фашизма. Фактически Джонсон, как знаток истории, должен осознать, что модель, при которой демагог из высшего класса получает власть за счёт разжигания страстей среди плебеев, восходит к поздней Римской Республике. Тогда народные трибуны нередко нападали на патрицианских членов сената, подстрекая народные беспорядки. Подобная демагогия означала конец Республики и переход к имперской диктатуре.

Референдумы сами по себе тоже не вписываются в британские обычаи. Когда бывший премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль предложил провести в 1945 году референдум о продлении срока полномочий его правительства, тогдашний лидер лейбористов Клемент Эттли отверг эту идею как «чуждую всем нашим традициям». Лидер фашистской Италии Бенито Муссолини был великим сторонником референдумов, как и большинство диктаторов. Плебисциты рассматриваются в закрытых системах как форма «прямой демократии», когда воля народа якобы находит свое самое чистое выражение в воле великого лидера.

Но вся суть парламентской демократии, примером которой всегда выступала Великобритания, заключается в том, что она носит косвенный характер. Идея государства, представляющего волю народа, — это понятие, предложенное французскими якобинцами, которое всегда отвергалось британскими консерваторами, начиная с родоначальника идеологии консерватизма Эдмунда Бёрка. В парламентской демократии нет такого понятия, как «народ», не говоря уже о народной воле или едином народном голосе. Политиков избирают для представления различных интересов. Эти политики затем могут участвовать в дискуссии в парламенте в надежде найти решение путём компромисса.

Общественное мнение в рамках либеральной демократии также является скорее формой представительства, чем прямым волеизъявлением. В течение последних нескольких сотен лет общественное мнение часто озвучивали в прессе, его транслировали при посредничестве журналистов и редакторов. Сегодня, конечно, многое изменилось. Благодаря интернету общество может выражать своё мнение без посредников.

Подрывая британский парламент в момент одних из самых важных политических дебатов столетия, Джонсон представляет такую же опасность для либеральной демократии, как популистские агитаторы для Римской Республики.

Можно выделить много неоспоримых элементов кампании вокруг Брексита, например, разжигание чувства страха перед миграцией, мании национального величия и так далее. Более респектабельный аргумент вращался вокруг вопроса о суверенитете. ЕС не является демократическим государством. Членство в ЕС означает, что определенные законы принимаются людьми, которые не были напрямую избраны на национальных выборах. Можно было также указать на то, что либеральная демократия не может делегировать законодательные полномочия наднациональным институтам, не ограничив при этом свой национальный суверенитет.

Читайте также: Bloomberg: мечты Ирана в отношении Израиля так и останутся мечтами

На самом деле, некоторые законы, которые кажутся сторонникам Брексита менее предпочтительными, являются чисто британскими, а не европейскими. Но дело не в том, хороши законы или нет, а в том, кто имеет право их принимать. Некоторые британские патриоты считают, что абсолютный национальный суверенитет — это основа британской демократической системы. Но когда они превращают в фетиш волю народа, выраженную на референдуме, они становятся защитниками совершенно другой политической традиции, которая враждебна британской парламентской системе.

Если Джонсон, неизбранный премьер-министр, и его всё более оголтелые сторонники Брексита решат «вернуть себе» страну за счёт конфликта между народом и их политическими представителями, они рискуют уничтожить величие Британии. Кроме того, отчуждая шотландцев, которые могут выбрать свой собственный национальный путь, а возможно, и северных ирландцев, они буквально ставят под угрозу само существование Соединённого Королевства.