Техноблокада и народный протест: как США работают против Пекина

Лондон — альма-матер для дипломатии фальшивых лозунгов и поддельных новостей, но и американский Госдеп за последние годы в совершенстве изучил подмену понятий как ключевой инструмент. Если представители Белого дома заявляют о планировании конфликтов «низкой интенсивности», значит, скорее всего, где-то вспыхнет война, а если в дискурсе проскальзывают фразы об операциях по «умиротворению», значит, очередное государство вскоре подвергнется «гуманитарным бомбардировкам». То же касается и реалий американо-китайской «торговой войны».

Дисбаланс торговли, воровство интеллектуальной собственности, курс валют и уровень импортных пошлин в данном вопросе представляют из себя такую же ширму, как пул антироссийских санкций под предлогом четы Скрипалей. В действительности США ведут против Китая полноценную конфронтационную кампанию, которая, как и в случае с Москвой, должна столкнуть Пекин в экономический спад и спровоцировать в стране оппозиционные выступления. Подорвать планы инновационного лидерства Поднебесной на этапе внедрения нового технологического витка.

Помимо этого, рецепты Вашингтона включают в себя и информационно-психологическую агрессию, ведь в Белом доме понимают, что обеспеченная часть общества КНР за последние десятилетия активно американизировалась, приучалась ставить ориентиром то, как живут люди на Западе, а следовательно, выше своего «режима» ставить позицию истеблишмента США.

Между тем под лозунгами защиты интеллектуальной собственности и национальной безопасности Америка уже второй год пытается провести изоляцию КНР от технологий и рынков, причем доказательством этого выступает официальный документ. Государственная программа Компартии Китая под названием «Китайское производство — 2025», утверждённая в 2015 году и представляющая собой план по превращению страны в самостоятельно генерирующую технологии производственную державу.

Давление, начатое с приходом в Белый дом Дональда Трампа, по списку брендов и технологическим секторам полностью совпадает с областями и направлениями, перечисленными в документе. Если в 2015 году ключевой задачей программы ставилось «усиление способности китайских производителей разрабатывать микросхемы минимальной размерности, системы искусственного интеллекта и сети 5G», то с 2016 года удары начали наноситься ровно по этим сферам.

Концепцию Вашингтона общими фразами можно описать так: на первом этапе с помощью тарифных ограничений, изменений стандартов ввозимой на Запад продукции и прочих шагов осуществить давление на экспортную составляющую Китая. Параллельно развить программу по возврату (не открытию) в Юго-Восточной Азии новых инновационных производств (с целью аккумулирования современных технологий в границах американских сателлитов и самой Америки), создать монополию на выпуск будущей прорывной продукции только в США и заблокировать деятельность наиболее технологически развитых компаний из Пекина.

Затем, на нынешнем витке конфликта, Вашингтон планирует подключить к процессу валютные войны, игры вокруг девальвации доллара и преграды для ослабления юаня, дискредитацию КНР на мировой арене и давление на союзников с целью препятствования выхода китайской продукции на западные рынки.

Всё это в совокупности должно замедлить темпы роста КНР, после чего в стране можно будет устраивать классические процессы «цветной» революции. И именно на перспективу такого сценария в Китае уже третий раз проводится апробация протестов через Гонконг.

На первый взгляд, попытка «Революции зонтиков» в октябре 2014 года, миллионные (по заявлениям оппозиции) выступления жителей автономного района КНР в июне 2019 года и рост протестов в августе могут рассматриваться как локальный акт. Но в действительности это обкатка классического «цветного» сценария, намеченного на тот период, когда экономику КНР всё же удастся подкосить, а сам протест экспортировать ближе к Пекину.

Несмотря на привычку считать, что стандартные методики англо-саксонских переворотов в КНР не работают, такие выводы проистекают только из-за отсутствия серьезных попыток. Постоянный рост китайской экономики, симбиоз с США и ЕС ранее попросту не давали почвы для целенаправленной дестабилизации «режима».

Ниша мирового центра производства, растущие темпы экономического развития и увеличение количества населения годами являлось основой стабильности КНР, при этом никто, как в случае с Россией, не блокировал экспорт Китая (ведь данные потоки были потоками западных корпорации), не вводил санкции (поскольку в этом случае рестрикции коснулись бы и компаний из-за рубежа), не расшатывал «режим» и не провоцировал масштабные протесты, создавая тем самым нынешний ореол устойчивости для системы.

А между тем за период дружбы с Западом китайские частные фирмы, семейные подряды и небольшие предприятия начали генерировать более двух третей ВВП — порядка 90% экспорта Китая. Поэтому когда с 2016 года стратегия роста, основанная на изучении чужих образцов, закупке внешних инноваций (готовых процессоров, чипов и так далее), сборке и продаже товаров остальным странам мира начала подвергаться давлению, а планы Си Цзиньпина заменить концепцию на разработку собственных технологий не успели произойти, это стало для Пекина большой проблемой. Расчет США вылился в планы по использованию этой зависимости против самой КНР.

Вашингтон не раз заявлял, что с военной точки зрения Китай станет неприкасаемым к 2030 году, до этих же пор его защищает стратегический зонтик и военные возможности Москвы. С экономической же точки зрения КНР уязвима именно сейчас, а потому если экспорт удастся сократить, блокаду реализовать, темпы развития замедлить, а долги банковской сферы коллапсировать, сотни миллионов людей из традиционного цикла занятости удастся настроить на протест.

По данным Национального бюро статистики Китая, частный сектор — это крупнейший источник занятости в стране (36%), и он приносит более 80% прибыли экономике. Путем несложных вычислений выясняется, что 36% от 1,4 млрд жителей КНР — это полмиллиарда возмущенных граждан, и Вашингтон, судя по манёврам в Гонконге, делает ставку именно на них.

Кроме того, бумерангом может стать и политика перевода 300 миллионов жителей Китая в «общество средней зажиточности», а точнее, их пренебрежение к традиционному миру и ценностям страны. Китайский аналог российских либералов уже становится главным элементом социального напряжения.

Тем более что вестернизированные граждане начали свысока смотреть на «пережиток прошлого» — Компартию и остальной «крестьянский мир». Крайне неравномерное распределение доходов между этими группами также не улучшает ситуацию, а потому неудивительно, что нынешние выступления жителей Гонконга Вашингтон идейно координирует через тот же императив.

Во многом поэтому, едва в США сменились элиты, «выяснилось», что десятилетиями занижаемый курс юаня, от которого ранее выигрывали и размещенные в КНР производства из-за рубежа — есть попрание норм «свободной» торговли. А то, что американские товары в Китае стоят дорого, а китайские в США — наоборот, и вовсе тотальная несправедливость. И это при том, что именно благодаря такой схеме продукция западных корпораций, производимая в КНР, годами завоевывала мировые рынки.

Ранее, пока у власти в Белом доме стояли наднациональные банковские круги, их волновал лишь вопрос корпоративной прибыли, поэтому они закрывали глаза на то, что Китай активно наполняет экспортные линии изделиями собственного производства, однако когда к руководству Вашингтоном пришли индустриально ориентированные элиты, страна «искренне» возмутилась несправедливостью, а Пекин стал главным объектом претензий для ВТО.

Сейчас Вашингтон давит на все основные столпы классической китайской модели — выступая против субсидирования государственных корпораций властями КНР (хотя свой «Боинг» сами США успешно субсидируют десятилетиями), утечки и передачи интеллектуальной собственности третьих стран Пекину (хотя ранее Китай прямо увязывал открытие новых заводов с частичной передачей технологий), оказывая давление на экспорт инновационной продукции в КНР и блокируя доступ для китайских инвестиций в высокотехнологичные отрасли Европейского союза.

А кроме того, Белый дом использует то, что китайские фирмы влезли в огромные долги для расширения своего присутствия на внешних рынках, и если давление еще больше увеличит их убытки, то и эту когорту удастся присоединить к полумиллиарду человек, оказавшихся выброшенными из классической экспортной модели.

На данный период КНР удается адаптироваться под уровень давления. Торговля с Соединенными Штатами по итогам 2018 года составляла порядка трети внешнеторгового оборота КНР, что в абсолютных цифрах составляет $600 млрд. Таким образом, хотя общая внешняя торговля страны и превышает $2 трлн, одним американским рынком продуцируемая США изоляция не ограничится.

Важно понимать, что процветание КНР в последние 30 лет базировалось на тесном вплетении государства в мировую экономику, а значит, вытеснение страны из нее с каждым годом будет нести всё более разрушительные эффекты. Кроме того, меры Вашингтона совпали с колоссальными расходами Пекина на проект «Один пояс — один путь».

В частности, «торговая» война уже привела к кризису строительства жилья, которое ранее было одним из локомотивов экономического роста. Квартиры более не раскупаются, застройщики не могут вернуть займы, а пустующие новостройки из инвестиций плавно превращаются в гирю на шее корпораций. В целом же к июню 2019 года в Китае был зафиксирован самый медленный за 27 лет экономический рост.

По оценкам самих США, темпы роста китайского ВВП под нынешним давлением потенциально будут снижаться на 1,7% каждый год, а значит (в рамках планов Вашингтона), что спустя несколько лет, к моменту старта внедрения новых технологий, КНР не сможет стать центром инноваций. Следовательно, о восстановлении прежних темпов роста речи не пойдет. Ввиду этого сценарий дестабилизации КНР изнутри рассматривается Штатами как реальный, и его элементы уже апробирует на себе Гонконг.

Как и в случае с Москвой, Вашингтон намеревается играть против «режима», тем более что китайское благополучие и позиции Си Цзиньпина при подобном исходе действительно будут наполовину зависеть от рынков Европы и США. В худшем случае, если Китай сумеет преодолеть давлении Вашингтона, Белый дом получит ослабленный Пекин, и даже если Компартия задавит внутренний кризис силовыми методами, у США появится шанс снизить престиж КНР. Продолжить изоляцию, но под новым предлогом о том, что Запад не может не пересмотреть отношения с тем, кто повторил события площади Тяньаньмэнь.

Китай начал задумываться над этой проблемой еще с августа 2008 года, после инициированного Вашингтоном во время Пекинской олимпиады конфликта в Южной Осетии. Уже тогда в публичном поле появились первые заявления членов Компартии о том, то китайская экономика не должна зависеть от западных рынков наполовину.

Однако настоящий «холодный душ» Пекин испытал после событий 2011−2012 годов — попытки «болотной» революции в России и событий Арабской весны. Именно тогда в КНР заговорили о рисках стабильности внутри Китая, обусловленных зависимостью от Запада. Поэтому уже к 2013 году Компартия объявила о создании общемировой идеи интеграции с надеждой найти опору для защиты от будущего давления США.

Другими словами, Китай заранее готовился к нынешнему противостоянию, но не ожидал столь быстрого и масштабного ухудшения двусторонних отношений. Во многом поэтому после 2018 года стратегический альянс с Москвой стал единственным выходом.

В целом сложившаяся в мире ситуация была предопределена. Китай создал собственную экономическую и политическую модель — нечто среднее между элементами социализма и сингапурско-южнокорейским вариантом капитализма. Россия, вопреки всем прогнозам, вернулась на арену великих держав.

Разница состоит лишь в том, что Москва долгие годы развивалась под масштабным давлением, Китай же строил свою модель в хрустальном шаре. Даже мировой финансовый кризис 2007—2008 годов был кризисом западного мира, пришедшим на Восток, и только нынешний конфликт с США станет первой и настоящей проверкой Китая — тестом на стойкость и суверенность.

Если КНР пройдет через этот кризис, мы увидим полноценный многополярный мир, если же нет, то станем наблюдать коллапс Китая, смену руководства и внутриполитическую борьбу. В первом случае Москва станет одним из полюсов устойчивого миропорядка, во втором, как и множество раз до этого, останется с Западом один на один.