Михаил Зощенко: для всех понятный и никем не понятый

Трагедия Зощенко не в утрате благоволения властителей, не в потере аудитории или положения в официальном писательском сообществе. Отнюдь! Его трагедия в том, что когда сочинитель простеньких сатирических рассказов вырос в серьёзного прозаика, решившегося на создание сложного по структуре экзистенциального европейского романа «Перед восходом солнца», его не захотели принять всерьёз. Боль посчитали кривляньем, самоиронию приняли за сарказм, а беспощадность к себе за кокетство избалованного вниманием партии и правительства неблагодарного лицемера. И это сделали вовсе не партийные чиновники, те лишь отреагировали на реакцию массового читателя, привыкшего к совсем другому Зощенко.

«…Неужели на мой вечер приходят только как на вечер «юмориста»? В самом деле. Может, думают: если актеры так смешно читают, то что же отколет сейчас сам автор. Каждый вечер превращается для меня в пытку», — писал Зощенко в своём сверхавтобиографичном произведении, начатом ещё в блокадном Ленинграде, продолженном в эвакуации и законченном в Москве 1943 года. Книга, написанная, чтобы продемонстрировать читателю, что силой разума можно победить неосознанное, стала причиной личного краха писателя.

Михаил Михайлович Зощенко родился 9 августа 1894 года в Санкт-Петербурге. Родители были дворянского сословия. Отец — художник-передвижник, мать — актриса и литератор. Зощенко оказался не только свидетелем, но непосредственным участником всех значимых событий двадцатого века. Если приглядеться к фактам жизни Зощенко, описанным в романе, оставив без внимания авторскую рефлексию, то можно увидеть отважного человека с жертвенным сознанием, с сильным характером и волей, беспощадного лишь к себе самому. Ещё юношей, после ускоренной школы подготовки унтер-офицерского состава, он попадает в окопы Первой мировой прапорщиком и за короткий срок, благодаря проявленному героизму, получает звание штабс-капитана и пять боевых орденов. После отравления германским газом под Сморгонью оказывается в госпитале. На всю жизнь у него осталось серьёзное заболевание сердца. Сердце вынудило его демобилизоваться с фронтов Гражданской, где он отважно сражался на стороне красных, оно же потом не позволило Зощенко записаться добровольцем в ополчение в 1941 году. Но и тогда, во время блокады Ленинграда, в самое тяжёлое для города время, он дежурил на крышах, туша немецкие зажигалки.

В отличие от многих своих современников-литераторов Зощенко не требовалось доказывать право на гражданское высказывание. Но удивительным образом ему пришлось доказывать право на высказывание лирическое. Он словно бы извинялся за свою правильность, выискивал в собственной жизни обидное и даже позорное, чтобы исповедоваться читателю. Зощенко нашёл авторскую смелость говорить лично о себе, но в этом увидели клевету на всех.

В Европе, ещё в тридцатые, вовсю бушевали страсти вокруг исповедальной прозы американца Генри Миллера. «Тропик рака» и «Тропик козерога» уже вышли в Париже, уже был написан роман «Самопознание Дзено» итальянского прозаика Итало Звево. Писатели привыкали говорить от первого лица, собирая в литературу события собственной жизни, свои страхи и ошибки, свои подлости и страсти. Чем более сокрушительные поражения наносила жизнь автору, тем ценнее казался (да и кажется) читателю постигаемый через литературу опыт.

Процессы в искусстве всегда параллельны. Как бы не было замкнуто общество, достаточно маленького перешейка, тонкой струйки, чтобы сообщающиеся сосуды культур вновь уравновесились прибывающими человечеству смыслами и идеями.

Первые главы «Перед восходом солнца» были опубликованы в 1943 году в журнале «Октябрь» и вызвали недоумение коллег и личное раздражение Сталина. Увлечение Зощенко психологией и физиологией ранее отразилось в синтетической полунаучной, полухудожественной повести «Возвращённая молодость». А здесь писатель пошёл дальше: он ставил безжалостный эксперимент на самом себе, искал причины собственных неврозов и страхов. И это в разгар войны, «когда весь советский народ»…

Мне думается, что к тому времени Зощенко были уже безразличны персонажи и прототипы собственных сатирических рассказов. Если и писались новые, то скорее по инерции, исключительно для заработка. Ещё в начале двадцатых, в период «Серапионовых братьев» — группы, сложившейся вокруг Чуковского, Зощенко исследовал литературную пригодность новой лексики, вульгарного городского языка, скоморошествовал и валял дурака себе и товарищам в радость. Позже, когда благодаря своим рассказам он обрёл всесоюзную славу, выбранный стиль уже тяготил его. Зощенко не хотел больше писать так, как привык читатель. И это классический случай того, как избранное жанровое амплуа довлеет над писателем. Особенно это касается «шутов», которым народ не прощает серьёзного лица.

Процесс в прессе против журналов «Ленинград» и «Звезда», начавшийся после памятного постановления Оргбюро ЦК ВКП (б) в 1946 году — был, по сути, направлен против влияния Ахматовой и Зощенко в Союзе писателей. Зощенко пользовался огромным авторитетом среди коллег, как и Ахматова. Оба были исключены. Формальные претензии к Зощенко состояли в использовании служебного положения заместителя главного редактора и публикации на страницах «Звезды» рассказа «Приключение обезьяны», в котором якобы опошлялся образ советского человека. Удивительное дело, на тот момент Зощенко уже почти не писал сатирических рассказов. «Приключение обезьяны» писался для детского журнала «Мурзилка», где был ранее опубликован и не вызвал никаких нареканий. В детском журнале уместна весёлая история про сбежавшую из зоосада мартышку. Но во взрослой «Звезде» текст превратился в «идеологическую диверсию». О том, чтобы продолжить публикацию глав «Перед восходом солнца», не могло идти и речи.

Полностью единым текстом книга увидела свет только в 1987 году. Читая её сейчас, особенно вторую часть, видишь то, что можно назвать «терапевтическим письмом», ныне весьма модный жанр у непрофессиональных литераторов. Однако книга интересна прежде всего первой, документальной частью, в которой персонажами, всплывающими из глубины памяти во время авторского самопознания, оказываются Маяковский и Есенин, Горький и Блок. Там же ярчайшие картины мировой войны, бытовые зарисовки детства и юности, революционный Петроград и художественный Ленинград. Хорошая, но обычная мемуарная проза. Острота высказывания за семьдесят с лишним лет выдохлась. Как же так?

Последние годы жизни Зощенко пребывал в угнетённом состоянии духа. Восстановленный после смерти Сталина в Союзе писателей, он получал персональную пенсию, занимался переводами с подстрочников, но так и не вернулся к самостоятельной художественной прозе.

Увы, при всей героике и трагизме судьбы в солидарной читательской памяти Зощенко остался автором «Рассказов о Ленине» для детей и сатирических фельетонов для невзыскательной аудитории. Искренне жаль.