Священно ли право народа на самоопределение?

Призрак сепаратизма/самоопределения народов шагает по планете. Выбор названия зависит от отношения к требованию независимости части населения от государства. Референдумы в Каталонии и Иракском Курдистане, а ранее в Крыму и Донбассе, конфликты в Косово, Южной Осетии, Приднестровье, Карабахе, намерения жителей в Шотландии, Венето, Фландрии и многих других регионах при всех местных отличиях раз за разом ставят человечество перед вызовом, который, похоже, будет одним из главных в XXI веке наряду с терроризмом.

Что это — священное право на самоопределение народа или разрушающий государства сепаратизм? Кто прав в гражданском противостоянии? И главное — что движет человеком, когда он отказывается от большой страны в пользу малой родины? Вопросы не праздные и нередко омыты кровью, зачастую от них зависят судьбы миллионов.

Сепаратизм или самоопределение?

О проблематике самоопределения народов написаны талмуды умных книг и научных трудов, но они вряд ли помогут понять мотивацию тех миллионов, которые выходят на площади, голосуют или берут в руки автомат. Зачастую им не до сложных формулировок, их головами и сердцами движут яркие и вполне простые, осязаемые чувства и требования.

Обычно их можно свести к слову «справедливость»: и городское население расслабленной Каталонии, и многоопытных бойцов Курдистана, и мобилизовавшихся в короткое время жителей Крыма и Донбасса объединяет требование справедливого отношения к себе, своему народу. При этом они перестают считать себя частью большой страны и населения (в двух последних случаях соотнося себя с частью ещё бОльшей страны — России). Но почему?

Традиционно считается, что одним из катализаторов борьбы за самоопределение является ущемление гражданских прав местного населения, а одним из условий сепаратизма — поддержка центробежных сил извне, подзуживание недовольства региона центром из-за рубежа. Собственно, наличие одного из этих факторов в качестве доминирующего и позволяет отличать борьбу за независимость от сепаратизма. Но теория часто даёт сбои, так как упрощает многообразие реальной жизни.

В Испании даже сторонники Каталонии признают, что культурные, языковые, гражданские и прочие права нисколько не ущемляются Мадридом, а об иностранном влиянии смешно и говорить. Да, жёсткое подавление испанскими полицейскими референдума позволит каталонцам по праву заявить о притеснениях, но ничего подобного не было ранее — тем не менее более двух миллионов взрослых людей пошли на заведомо антикоституционный акт. Что это? В чём причины такого массового волеизъявления, бросающего вызов центру?

В случае с иракскими курдами можно говорить об активном зарубежном влиянии, однако оно разнонаправленное и совершенно точно не является доминирующим. Из-за рубежа курдов поддерживает только Израиль, а непосредственные соседи — Турция и Иран — призывали остановиться и угрожали неприятностями вплоть до блокады и даже военного вторжения. Тем не менее курды не испугались угроз извне и, полагаясь на отряды ополчения пешмерга, провели референдум.

Может, к этому их вынудили ужасные репрессии Багдада? Нет, те остались в прошлом, когда режим Саддама Хусейна действительно жестоко подавлял любой потенциальный сепаратизм курдов — в нынешнем разваленном Ираке курды чувствуют себя независимо уже несколько лет. И референдум только узаконивает эту реальность, однако нарушая при этом целостность и правопорядок Ирака. И опять же — почему именно сейчас курды озаботились собственной государственностью, окончательно порвав с Багдадом?

Самым распространённым в нынешнем экономикоцентричном мире объяснением является экономика: мол, людям надоедать кормить центр, и в отдельном государстве они видят гарантию своего материального благосостояния. Этакое меркантильное самоопределение. И действительно, на первый взгляд, так оно и есть: Каталония, вырабатывая более 20% ВВП Испании, получает из центра на 9,9 млрд евро меньше, чем отдаёт, а одним из главных бонусов независимого Курдистана является обладание огромными нефтяными запасами Киркука.

Однако на самом деле вся эта бухгалтерия, все эти подсчёты и требования в стиле «хватит кормить центр» являются лишь последствием и, если угодно, материалистическим обоснованием чего-то более глубокого, того, что не поддаётся вычислению. А именно: нежелание считать себя частью большой страны и желание считать себя самодостаточным государством. Что-то заставляет сотни тысяч людей бросать свою спокойную и относительно сытую жизнь и рисковать ради утверждения независимости своего народа.

Часто это желание вовсе не прагматичное, досконально не продуманное, иррациональное. Скажем, в той же Каталонии очевидцы отмечают, что сторонники независимости не имеют чётких планов на годы вперёд, это целиком и полностью только призыв. А в Крыму и Донбассе люди выходили на улицы с российскими флагами тоже без предварительных бухгалтерских расчётов и даже не имея полной уверенности в защите России — это был порыв души, десятков тысяч душ одномоментно.

Безусловно, и у каталонцев, и курдов, и у осетин давняя история борьбы за независимость, да и у Крыма с Приднестровьем всё не вчера началось, но именно сейчас эти конфликты обострились и вылились в открытое противостояние. Почему? Сказать, что это последствие ускоряющейся геополитической трансформации мира, недостаточно. Да, потеря баланса сил в мировой политике привела сначала к ряду преступлений США, когда сепаратизм в той же Сербии выдавался за самоопределение и наоборот, а затем Россия ради вынужденной защиты жителей Крыма впервые в новейшей истории перекроила границы без разрешения гегемона.

Да, Запад при развале СССР, а затем против ослабленной России в 1990-е открыто и нагло использовал тему самоопределения народов, поддерживая самый радикальный сепаратизм и даже террористов в Чечне. Можно и правильно напоминать странам Запада об этом каждый раз, когда они заявляют о незаконности требований независимости Каталонии, Шотландии и других регионов Европы или США, но не стоит злорадствовать и призывать «больше самоопределений, красивых и разных», не осознав их глубинной причины и держа в уме многоэтничность России.

Глобализм и чувство несправедливости

В немалой части нынешняя серия самоопределений вызвана естественной реакцией на агрессивный глобализм последних 30 лет, который отрицал всё национальное и принимал в цивилизованную семью только стерилизованных манкуртов, забывших о национальных традициях. Требование архитекторов глобализма построить из сотен народов мира единый англоязычный «человейник», как называл А. Зиновьев эту новую вавилонскую башню с «золотым тельцом» на вершине, породило сопротивление даже в самой Европе.

Там резко выросли националистические настроения — как в виде правых партий, так и в виде регионального сепаратизма. Тем более что в конструкте глобализма роль административных единиц отводится большим мегаполисам, сосредоточившим капитал и человеческие ресурсы, этаким самодостаточным центрам, которым не нужна и даже мешает государственная власть.

Современная Барселона — один из таких высокоразвитых центров глобализма, и его элита вполне могла поверить, что способна самостоятельно развиваться, минуя Испанию. Мадрид здесь как лишняя надстройка. Собственно, те же Бавария или Милан постепенно приходят к той же мысли — зачем при современных безграничных коммуникациях и движении капитала какие-то посредники в виде национального государства?

Размытое глобализмом чувство национального порождает распад на независимые региональные центры — они могут быть как этническими, так и мультикультурными. Но этнические, как правило, гораздо активнее и настойчивее, они поддерживаются большинством местного населения. Учитывая, что европейские государства вообще сотканы из таких региональных центров, то тревожные ожидания евробюрократов последующего вала референдумов о независимости не лишены оснований.

В странах бывшего СССР своя специфика движений самоопределения — вызвана она, прежде всего, «крупнейшей геополитической катастрофой века», в результате которой русские оказались самым крупным разъединённым народом мира. Приднестровье, Крым и Донбасс — это попытка русских, оставшихся вне границ России, защититься от агрессивной русофобии. По сути, люди там выступали не столько за независимость, сколько за возвращение в Россию, в состав настоящей большой Родины, спасаясь от антирусских властей новоявленных государств.

Вот ещё почему это глупо называть сепаратизмом — они не отделяются, а, чувствуя себя частью Русского мира и не желая предавать его в пользу западного, пытаются вернуться в лоно единого Российского государства. Но делают это исключительно в ответ на агрессию — как последний шанс спастись. Однако русофобия бывает не только прямой, но и скрытной, невоенной — как, к примеру, лишение части гражданских прав русскоязычных жителей Прибалтики.

И следует понимать, что она также порождает желание вернуться в Россию через право на самоопределение. Конфликты в Карабахе и Южной Осетии, безусловно, не вызваны русским вопросом, но они тоже прямое следствие того, что Российское государство временно ушло из этих регионов, и более крупные соседи стали препятствовать самоопределению малых этносов.

На Ближнем Востоке картина ещё более жёсткая и запутанная: соседствующие испокон века многочисленные этносы пришли в броуновское движение после того, как Запад разрушил Ирак и наводнил Сирию террористами. В результате образовалась гремучая смесь обозлённых народов, где в любой момент рвануть может любой из элементов. Курды просто самый крупный и созревший из них, но в случае формирования Курдистана он вызовет цепную реакцию — самоопределения могут захотеть многие народы и даже племена.

Однако упрекать курдов за это глупо. Первопричиной стала даже не сегодняшняя политика США, а изначальная разметка границ ближневосточных государств, которую сочинили страны Запада в начале XX века при переходе от прямого колониализма к косвенному. Неадекватность этих границ была понятна давно, но теперь это станет очевидным фактом и может запустить пересборку ближневосточных государств.

Как видим, в разных регионах мира исторические причины движений за самоопределение разные, но всех их объединяет одно — жгучее неприятие несправедливого положения своего этноса. Чувство несправедливости — вот что движет большинством выступающих за независимость. В окоп не полезешь за то, чтобы жить сытнее, чем раньше. За новые государства не борются просто от нечего делать.

Под пули сознательно не идут ради возможности выпустить новую валюту. Борьба за независимость, как бы ни опошлили её в последние годы аферисты и «незалэжники», как правило, ведётся свободолюбивыми патриотами против угнетателей. Вспомнить хотя бы некоторые имена: Нельсон Мандела, Махатма Ганди, Боливар, Че Гевара, Гарибальди, Ян Гус, Минин и Пожарский.

Универсальная модель России

Люди в разных странах всё чаще задумываются о том, кто они, откуда их корни, к какому народу они принадлежат и как сохраняют своё прошлое. И если видят, что их настоящее не учитывает традиции прошлого из-за недостаточной самостоятельности, из-за навязывания других стандартов со стороны Центра, то выдвигают требования. Если эти требования игнорируются или даже запрещаются, это вызывает недовольство, а со временем приводит к тому, что Центр воспринимается как враждебная сила, а малая Родина заменяет собой государство.

Но справедливость — тонкая материя, и ощущение её потери может быть ложным, его можно внушить извне, используя манипулятивные технологии. Так случилось в Чечне в 1990-е, так происходило долгие годы на Украине, когда из неё создавали анти-Россию. Поэтому важно отличать реальные основания от выдуманных и пресекать последние.

С волной самоопределения / сепаратизма справятся те государства, которые наряду с соблюдением конституционного порядка будут идти на диалог с каждым этносом, почувствовавшим себя ущемлённым. Россия обладает уникальным опытом такой работы, в 2000-е годы наше государство сумело избежать развала, начав с каждым из малых народов, почувствовавшим вкус суверенитета, откровенный, но уважительные диалог, убедив на деле во взаимовыгодности сосуществования в Русском мире под управлением Москвы.

Характерен пример Татарстана и договора о разграничении полномочий между ним и Москвой: заключённый в 2007 году, он позволил зафиксировать взаимовыгодные отношения центральной власти и региональной элиты, а в 2017 году его не продлили за избыточностью. Сам глава Татарстана Минниханов после некоторой паузы пояснил, что договор сыграл важную роль для стабилизации, и его основные положения «стали естественным состоянием взаимоотношений с регионами», а значит сам договор перестал иметь прежнее значение.

Другими словами, Татарстан, некогда самый проблемный с точки зрения суверенитета регион после Чечни, за десять лет настолько убедился в порядочности объективности Кремля, а Москва так грамотно выстроила отношения (прежде всего, в сфере религии, культуры и финансов), что исчезла сама необходимость в дополнительных к Конституции юридических механизмах. Стоит посмотреть хотя бы на то, как преобразилась Казань и сколько международных мероприятий (в том числе и религиозных) она приняла, чтобы понять — отдельно она никогда бы не получила и толику этого.

Российский опыт межэтнических отношений недостаточно изучен даже у нас, не говоря уже о западных странах, а зря. Не исключено, что российская модель федерализма, которую многие критикуют с разных сторон, выработала в себе универсальную формулу для стран со множеством этносов.

Напротив, нынешние власти Испании ведут себя с Каталонией на редкость примитивно, прибегая к угрозам вместо прямого диалога, и тем самым загоняют проблему в ещё больший тупик. Даже если сейчас удастся напугать Барселону, то следующий виток обострения окажется намного жёстче и кровавее. Не говоря уже об Украине, где Киев собственноручно поджигает сепаратизм в регионах и ускоряет развал страны, проводя насильственную украинизацию и бандеризацию.

Венгерское и румынское меньшинства, жёстко отстаивая своё право на самоопределение, показывают русскому большинству на Украине, что такое национальная память и настоящий патриотизм. Уверен, этот урок не останется невыученным, и самоопределение большинства местных жителей рано или поздно приведет их к России. По крайней мере уже сейчас всё меньше украинцев ассоциирует себя с Киевом и всё больше со своим регионом.

Таким образом, не исключено, что в то время как в Евразии продолжат усиливаться интеграционные процессы вокруг Москвы, страны Европы захлестнёт волна борьбы за самоопределение. Причина тому проста — справедливое отношение Москвы к малым этносам и региональным силам вызывает желание консолидации, а двуличная политика Брюсселя, когда косоварам помогают отделиться от Белграда и в то же время запрещают каталонцам голосовать на референдуме, порождает недовольство и мысли о самоопределении. In-inda-indapendencia!