Митрофан Греков. Волы в плугу. 1911

Актуализация темы дореволюционного периода российской истории то и дело проходит под грифом «Ответ лжецам», когда недобросовестные исследователи пытаются подтасовать факты в угоду собственной картине мира. Сегодняшние фальсификации имперского периода российской истории во многом основаны на однобокой статистике, учитывающей только одну сторону того или иного явления. Особо показательными в этом смысле являются данные по росту численности населения, которая манипулятивно объясняется так называемой политикой народосбережения.

В начале ХХ века Российская Империя, обладая огромной территорией, занимала третье место в мире по численности населения после Китая и Британской Империи: к январю 1910 года ее население составляло 163.778.800 душ, из которых в Европейской части страны числилось 118.690.600. Николай Рубакин, автор масштабного социологического исследования «Россия в цифрах», изданного в 1910 году, пишет:

«Население России составляет около трети населения всей Европы. Другими словами, из трех европейцев — одному, наверное, выпадает величайшее счастье быть русским подданным и жить под сенью незыблемых законов Российской Империи, и наслаждаться всеми благами, какими дарит его русское благоустройство».

Николай Богданов-Бельский. Новые хозяева. Чаепитие. 1913

Начиная еще с послепетровских времен, население России росло очень быстро, проигрывая только США, у которых за последнюю сотню лет численность населения выросла в 16 раз.

Сравнительные исследования, сделанные в разных странах мира, ставят Россию на одно из первых мест в мире по темпам роста населения. К примеру, если на каждые 10 000 жителей ежегодно рождалось, в среднем, во Франции — 206 детей, в США — 225, в Италии — 324, в Германии — 328, то в России — 486. П. Милюков в книге «Очерки по истории русской культуры» (1896—1903) приводит такое объяснение этому феномену:

«Там, где в массе населения нет надежды на прочное увеличение благосостояния и на развитие индивидуальностей, или, наоборот, где средства существования достаются сравнительно легко, где запасы природы сравнительно менее израсходованы, где существуют или вновь открываются нетронутые источники жизненных средств (в виде, например, незанятых земель), там возрастание населения будет наиболее значительно. Напротив, там, где достигнута уже сравнительно высокая степень благосостояния, где личность имеет большой простор для деятельности и для удовлетворения потребностей в более или менее широком размере, где производительность труда может быть увеличиваема даже только искусственными средствами, где, стало быть, увеличение средств существования может быть достигнуто только посредством усилий, более или менее значительных, — там прирост населения заторможается. Нечего и прибавлять, что положение России, в ее настоящем и прошлом, соответствует первой из этих характеристик».

С точки зрения социолога — современника описываемого периода, явление повышенной рождаемости в какой-либо стране может объясняться всего лишь двумя причинами. Это либо освоение новой, совершенно незанятой территории (как это было в США), либо пребывание в условиях жесткого давления со стороны окружающей среды, включая тяжелые климатические условия, нехватку питания, эпидемии и прочее. Как показывает опыт наблюдения за архаичными племенами, такого рода проблемы человеческая популяция пытается решить за счет увеличения рождаемости, компенсируя повышенную смертность. Такая картина наблюдалась в России на рубеже XIX—XX.

Интересно количественное соотношение полов: оно почти равное, 81.980.600 мужчин и 81.798.200 женщин, но самым примечательным кажется процентное соотношение по возрастам.

Как видно, к 1910 году в России наибольшую по численности возрастную группу составляли дети в возрасте до 9 лет (27,3%), которые представляли почти половину всех россиян вместе с подростками и молодежью от 10 до 19 лет (21,1%).

Начиная с возрастной отметки в 40 лет доля людей старших возрастов в населении падала стремительно, достигая чуть более 4% для людей старше 60 лет. Жителей России активного, по нынешним меркам, возраста 40—49 лет было уже меньше десятой доли. Однако этот показатель вкупе с предыдущим демонстрирует картину высокой рождаемости и низкой продолжительности жизни. По сравнению с Европой в России жило меньше людей работоспособного возраста, зато было больше детей и подростков, что, указывает Н. Рубакин, говорит об условиях, в которых до старости доживали немногие.

Василий Максимов. Больной муж. 1881

Говорить о высокой рождаемости и ставить на этом точку, считая тезис об эффективном народосбережении доказанным, — не более чем спекулятивный прием. Прирост населения складывается из двух показателей — рождаемости и смертности. Если бы высокая рождаемость в Российской Империи рубежа XX—XIX веков не сопровождалась еще более высокой смертностью, то можно было бы говорить о приоритетной и эффективной политике народосбережения, проводимой в Империи.

Однако ни в одной развитой стране Европы не было такого уровня смертности, как в России. Если на каждые 10 000 жителей ежегодно умирали, в среднем, во Франции и Германии — по 197, в Италии — 218, то в России — 321 человек (по данным, приводимым в Географическо-статистическом ежегоднике от 1910 г.). Особенно высокой была смертность вне городов, где проживало 86,3% имевшегося на тот момент населения.

Клавдий Лебедев. Нищая. 1904

Эта статистика дополняется еще одним показателем: детской смертностью. По данным на 1913 год, из 1000 новорожденных умирало 240 в возрасте до года — то есть каждый четвертый. В 1905 году из каждой 1000 умерших россиян на детей до пяти лет приходилось 606,5. И если дети были самой многочисленной группой в Российской Империи — то они же составляли почти две трети всех умирающих, причем в «нормальные» годы, а в тяжелые годы — еще больше. Во время голода и эпидемий 1891—1892 годов смертность выросла для детей до года — на 8,7%, от года до 5 — на 20%, от 5 до 10 лет — на 6,1%, и от 10 до 15 — на 14,2%.

Очень высокой была смертность детей возраста до 1 года. В 1901 году доля умерших младенцев составляла 40,5% от всех смертей, к 1910 году эта цифра снизилась всего до 38%. Из родившихся живыми умирала почти треть (по данным, которые приводит Е. Кваша в журнале «Социологические исследования», 2003 г.).

Столь высокая смертность объяснялась комплексом факторов.

Основными причинами младенческой смертности были желудочно-кишечные и инфекционные заболевания, а также болезни органов дыхания. Так, в Петрограде в 1907 году умерло 11 768 детей, из низ более трети — от желудочно-кишечных расстройств, пятая часть — от врожденной слабости, 18,1% от катарального воспаления легких и дыхательных путей, 11% от инфекций.

«Еще одной причиной высокой смертности, в том числе и материнской, была неразвитость системы медицинской помощи и родовспоможения, а также сложная санитарная обстановка труда, быта и жилищных условий, отсутствие знаний по гигиене, низкая грамотность населения. В России отсутствовало законодательство об охране материнства и детства, существовавшее во многих европейских странах уже в течение довольно длительного времени», — пишет Е. Кваша.

Сказывалось также отсутствие полноценного питания, в частности, доступной белковой пищи. Историк С. А. Нефёдов в своем исследовании «Демографически-структурный анализ социально-экономической истории России» (2005) рассказывает:

«В целом на протяжении второй половины XIX века потребление балансировало на уровне, близком к минимальной норме, и примерно половина населения жила в условиях постоянного недоедания. Случайные воздействия, такие, как войны и большие неурожаи, рано или поздно должны были нарушить это неустойчивое равновесие и привести к кризису. Первый такой кризис имел место в 1892 году, второй — в 1905—1907 годах, третий начался в 1917 году … В февральской революции 1917 года главный конфликт — борьба за хлеб и землю, борьба за жизнь — заставил отступить все остальные проблемы на второй план».

Несмотря на то, что смертность в России постепенно уменьшалась, она все равно оставалась очень высокой в сравнении с другими странами. Во многом это было обусловлено разницей в уровне потребления. Достаточно сравнить данные по уровню смертности и уровню потреблению хлеба (в пудах в год) на душу населения в конце XIX века:

На показателях смертности сказывалась также отсутствие чистой питьевой воды и водоочистных сооружений. Так, холера (как и дизентерия) имеет своим источником зараженную воду, а это заболевание проходило по стране целыми эпидемиями, унося жизни сотен тысяч и миллионов человек. Развитость медицинской помощи при этом оставляла желать лучшего: первая в стране форма медицинского обслуживания селян, земская медицина, появилась только в последней трети XIX века. До того медпомощь представляли практически одни только знахари. В 1910 году было создано 2868 врачебных участков, на службе у земств состояло 3100 врачей, — и этого было катастрофически мало, если посчитать, что на одного врача приходилось 45 860 человек населения.

Применяя к подобному положению дел термин «народосбережение», фальсификаторы истории не пытаются установить истину, а нарабатывают чисто пропагандистский материал. На деле же вырисовывается картина, которую подтверждают все добросовестные исторические источники, как отечественные, так и зарубежные. Постоянное существование на грани голода большей части населения страны, высокая рождаемость, высокая смертность, подверженность эпидемиям и ранним смертям, низкая продолжительности жизни, высокая детская смертность, — все эти признаки указывают на общество, находящееся на низкой стадии овладения преимуществами цивилизации. Факты, рассматриваемые комплексно, убедительно говорят о том, что государство на рубеже XIX—XX веков не проявляло должной заботы о населении. Говорить о «политике народосбережения» в данном историческом контексте не представляется возможным.