Почему книга Иова противится оправданию страданий как наказанию от Бога

Темой христианской религии почти изначально было объяснить смысл человеческих страданий. В свете теодицеи, то есть оправдания Бога. Как Бог смотрит на страдания людей? Почему остаются без ответа мольбы остановить их?

Одним из древнейших литературных памятников на эту тему является книга Иова из сборника Ветхого Завета. Христианские проповедники часто выдумывают много несуразного о содержании этой книги. В основном обращают внимание на шокирующее начало и довольно благополучный конец повествования. Ну и с соответствующими выводами, предсказуемо заштампованными. О том, что в нашей жизни должно быть место Богу и вере, и тогда наверняка всех нас ждет хеппи-энд, а сложные вопросы разрешатся. Пока же надобно терпеть и каяться. Обычно так.

Между тем начало и концовка книги Иова особенного значения не имеют. Нелепо думать, что кто-то присутствовал даже в излюбленном аскетами «тонком сне» или, «находясь в духе», при диалоге Бога с дьяволом. Или что Бог для объяснения Своего могущества и того, что с Ним бесполезно тягаться, наговорил «из бури» разного про бегемота, левиафана, носорога и другой занимательной зоологии. Начало и конец книги довольно остроумно передразнивают извечные религиозные заблуждения о смысле страданий, ловко маскируя основную мысль диалогов — то, что является в ней главным. Автору нужно было как-то завязать сюжет и развязаться с ним, чтобы диалоги не висели в пустоте.

В диалогах же прямо и неприкрыто критикуется используемый всеми религиями «готовый ответ» о смысле человеческий страданий. «Был человек в земле Уц, имя его Иов; и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла», — так начинается повествование. Была у Иова большая семья, большое хозяйство. И вдруг все пошло наперекосяк. Начало неприятностей связывается с тем, что Господь позволил сатане проверить Иова на лояльность: «Даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле; но простри руку Твою и коснись всего, что у него, — благословит ли он Тебя? И сказал Господь сатане: вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей».

И вот в один день Иов лишился всего, что у него было. Погибли дети, были расхищены стада: «Тогда Иов встал и разодрал верхнюю одежду свою, остриг голову свою и пал на землю и поклонился и сказал: наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно! Во всем этом не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге». Бог остался в целом доволен и упрекнул сатану. Но на этом дело не закончилось, сатана не унимается: «Простри руку Твою и коснись кости его и плоти его, — благословит ли он Тебя?». Герой книги от макушки до пяток поражен проказой, но остается тверд: «Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?»

Итак, завязка состоялась. Благополучие как дар за праведность было отнято. Иову оставалось последнее — поставить под сомнение собственную праведность. Сатана утверждает, что она держится на благополучии, на здоровье и больше ни на чем. Иов всегда думал иначе — что она результат его праведности. И тут к нему приходят друзья. Утешать. Иову терять уже нечего, у него ничего не осталось, поэтому он свободен в мыслях и словах. Он начинает свою речь с утверждения, что лучше быть мертвым, чем страдать, и в таком случае — еще лучше бы и вовсе не родиться. Именно друзья, а не сам Иов, начинают предсказуемо ставить под сомнение его праведность. Как это говорят: плавно подводить его к этому выводу, причем с каждым разом все усиливая давление в эту сторону:

«Вспомни же, погибал ли кто невинный и где праведные бывали искореняемы? Как я видал, то оравшие нечестие и сеявшие зло пожинают его (4:7)… Если сыновья твои согрешили пред Ним, то Он и предал их в руку беззакония их (8:4)… Нечестие твое настроило так уста твои, и ты избрал язык лукавых. Тебя обвиняют уста твои, а не я, и твой язык говорит против тебя (15:6)… Верно, злоба твоя велика, и беззакониям твоим нет конца. Верно, ты брал залоги от братьев твоих ни за что и с полунагих снимал одежду. Утомленному жаждою не подавал воды напиться и голодному отказывал в хлебе; а человеку сильному ты давал землю, и сановитый селился на ней. Вдов ты отсылал ни с чем и сирот оставлял с пустыми руками (22:5−8)».

Раз за разом предполагаемые грехи Иова растут в глазах его друзей. Однако Иов проявляет удивительную твердость: «Будет ли конец ветреным словам… Но я к Вседержителю хотел бы говорить и желал бы состязаться с Богом. А вы сплетчики лжи; все вы бесполезные врачи. О, если бы вы только молчали! Это было бы вменено вам в мудрость». То есть Иов совсем не согласен с тем, что страдает за какие-то грехи. И постоянно настаивает на том, что желал бы получить ответ от Бога, а не от таких вот утешителей. Утешители, впрочем, отвечают, что об ответе от Бога пусть даже не мечтает. Поэтому в диалогах постоянно сквозит вполне православная мысль, что до Бога далеко и Богу не до страдальцев с их дурацкими вопросами. Получил за грехи — вот мучайся и кайся, тогда все получишь назад, может быть.

Однажды один из его друзей намекнул, что праведность — это, по-видимому, череда благих осмысленных действий. И что он может ответить на это: «Разве может человек доставлять пользу Богу? Разумный доставляет пользу себе самому. Что за удовольствие Вседержителю, что ты праведен? И будет ли Ему выгода от того, что ты содержишь пути твои в непорочности? Неужели Он, боясь тебя, вступит с тобою в состязание, пойдет судиться с тобою?» Не сразу, но, кажется, с такой постановки вопроса Иов начинает выстраивать свою разумную защиту. Перечисляет все свои благие поступки, на что его глубоко религиозные друзья не находят даже, что ответить. Они: «Перестали отвечать Иову, потому что он был прав в глазах своих». После чего откуда ни возьмись на сцене оказывается еще один персонаж, какой-то молодой человек, и повторяет то же самое, о чем уже было, но гораздо фанатичнее и бессвязнее: «Я пристально смотрел на вас, и вот никто из вас не обличает Иова и не отвечает на слова его. Не скажите: мы нашли мудрость: Бог опровергнет его, а не человек. Если бы он обращал слова свои ко мне, то я не вашими речами отвечал бы ему».

Впрочем, отвечает он, как было уже отмечено, теми же самыми примерно словами. Сообщает о всемогуществе Бога, о том, что мечтать о встрече пора заканчивать: «Ты говорил в уши мои, и я слышал звук слов: чист я, без порока, невинен я, и нет во мне неправды; а Он нашел обвинение против меня и считает меня Своим противником; Вот в этом ты неправ, отвечаю тебе, потому что Бог выше человека. Для чего тебе состязаться с Ним? Он не дает отчета ни в каких делах Своих. Бог говорит однажды и, если того не заметят, в другой раз: во сне, в ночном видении, когда сон находит на людей, во время дремоты на ложе. Тогда Он открывает у человека ухо и запечатлевает Свое наставление». Молодой человек явно сторонник мистических озарений, толкований сновидений.

И совершенно убойный аргумент — «ты неправ потому, что Бог выше человека» — служит ему для того, чтобы сообщить о своих богословских соображениях: «Слова мои точно не ложь: пред тобою — совершенный в познаниях». Главное из которых, что и на грехи Иова Богу в общем-то глубоко наплевать: «Если ты грешишь, что делаешь ты Ему? И если преступления твои умножаются, что причиняешь ты Ему? Если ты праведен, что даешь Ему? Или что получает Он от руки твоей?» Главный грех Иова он видит в том, что тот вообще вздумал претензии к Богу предъявлять: «И тебя вывел бы Он из тесноты на простор, где нет стеснения, и поставляемое на стол твой было бы наполнено туком; но ты преисполнен суждениями нечестивых: суждение и осуждение — близки… Берегись, не склоняйся к нечестию, которое ты предпочел страданию». То есть страдать надо молча и с благодарением.

В самом конце, как уже было сказано, появляется Сам Бог, из той бури, прислушаться к которой предлагал юноша Елиуй («Слушайте, слушайте голос Его и гром, исходящий из уст Его. Дивно гремит Бог гласом Своим, делает дела великие, для нас непостижимы»), и сообщает, что Он действительно всемогущий: «Можешь ли ты связать узел Хима и разрешить узы Кесиль? Можешь ли выводить созвездия в свое время и вести Ас с ее детьми?» и т.д. Здесь автор книги явно потрудился изложить все свои знания о природоведении, чтобы затушевать концовку, в которой всем участникам от лица Бога неожиданно предлагается скинуться имуществом: «И было после того, как Господь сказал слова те Иову, сказал Господь Елифазу Феманитянину: горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов. Итак возьмите себе семь тельцов и семь овнов и пойдите к рабу Моему Иову и принесите за себя жертву; и раб Мой Иов помолится за вас, ибо только лице его Я приму, дабы не отвергнуть вас за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов».

В чем Иов «более верно» говорил на протяжении всех диалогов, тут не сообщается, однако вывод напрашивается более чем очевидный. В страданиях человека нет никакого высокого смысла. Вся книга Иова есть притча о попытке обнаружить хоть какой-то высший смысл в страданиях. Смысла не найдено. Иов защитил свою праведность, но не защитил свое право добиться ответа об этом у Бога. Книга Иова очень критически относится к стандартным религиозным заблуждениям искать смысл страданий в понимании их как «наказания от Бога». Она не дала правильного ответа на вопрос, но она исключила неверный.