Сироты перестройки под колпаком «ювенальной юстиции»

ДоЮЮкались

Член Совета Федерации Елена Борисовна Мизулина 30 мая этого года в интервью ТАСС привела ошеломляющие аргументы против ЮЮ. В информационном агентстве отредактировали первоначальный текст публикации, но оригинал был скопирован и тиражирован в интернете. Однако не в действиях редакторов ТАСС дело — все мы ходим под Богом и властью, а в утверждении Мизулиной, что при сокращении количества сирот в России число воспитанников детских домов не уменьшается, а даже растет. Что изъятие детей из семей органами опеки и попечительства (ООП) неправомерно и направлено на оправдание бюджетных расходов на содержание детских домов и самой системы ООП. Сама же ювенальная юстиция является стержнем коммерческой системы, которую можно назвать торговлей детьми в прямом и переносном смысле. Об этом достаточно давно говорят СМИ. В чем это заключается?

По расчетам Елены Мизулиной, «оборот детей» в сложившейся практике ООП как ювенальной правовой системы составляет более 300 тыс. детей в год. Около 85% из них изымаются временно, и только менее половины временно изъятых детей возвращаются в семью. Такое количество изъятий обеспечивает наполняемость детских домов и приютов, других учреждений по временному пребыванию детей. Только треть из этих детей являются сиротами или изъяты с лишением родительских прав, а остальные причисляются к «социальным сиротам», то есть к детям, у которых родители своих прав не лишены. Изъятые дети могут направляться в приемные и опекунские семьи.

Обычным семьям, имеющим право на материнский капитал, выплачивается единовременное (одноразовое) пособие в среднем 616 тысяч рублей. В то же время приемная семья получает более 6 млн рублей на ребенка до его взросления, а содержание ребенка в детском доме до выхода его в самостоятельную жизнь обходится в четыре раза дороже — 24 млн рублей. В этой разнице государственных расходов и пособий видится коммерческий интерес бурной деятельности ювенальщиков и ООП. Бюрократия здесь работает на себя так же, как и в других отраслях административного управления и права.

Официально в России нет никакой ЮЮ. Но, по мнению Елены Мизулиной, система ювенальной юстиции в России не только создана, а активно действует, ей подчинены все семьи с детьми. Член Совета Федерации даже назвала ее неконституционной системой контроля над семьями с детьми. Сама система, конечно, не называется «ювенальной», а прикрывается социальным проектом защиты прав ребенка, скопированным за рубежом. Формировать ее в таком варианте начали с 2012 года, а к концу 2016 года она стала реальностью в нашей стране. В результате подключения к ней НКО и платных опекунских семей инфраструктура ЮЮ разрослась.

Мизулина представила и другие красноречивые аргументы против ЮЮ. По ее данным, порядка 60% заявлений с просьбой временно поместить ребенка в социально-реабилитационное учреждение, приют или детский дом написаны родителями уже после того, как дети были изъяты из семьи и помещены в них. Другими словами, родителям в противном случае могли угрожать судом и лишением родительских прав. Таким образом, детей изымали как бы не принудительно по статье 77 Семейного кодекса («Угроза жизни или здоровью»), а в качестве помощи от государства, что важно для статистической оценки деятельности ООП.

В своих утверждениях Елена Борисовна опирается на информацию четырех родительских общественных организаций, которые возмущены докладом детского омбудсмена (омбудсвумен?) Анны Юрьевны Кузнецовой президенту Путину. Согласно ее докладу, по итогам проверки на предмет нарушения законности при изъятии детей, проводившейся ею по поручению президента, нарушений в изъятии детей из семей органами опекунства нет. Родительская общественность с этим выводом не согласилась, и член Совета Федерации Мизулина представила альтернативный доклад президенту, опубликованный ТАСС.

Кто виноват и что делать?

Создание ЮЮ в России Елена Мизулина прямо связывает с целенаправленной деятельностью вице-премьера Ольги Голодец. В декабре 2012-го вице-премьер предприняла демарш против закона, известного как закон Димы Яковлева. Закон был принят Государственной думой РФ после трагических событий с усыновленными детьми в США и запрещал усыновление российских детей американскими гражданами. Она направила президенту Путину, как гаранту Конституции, письмо с критикой принятого закона. Свою критику или протест Ольга Юрьевна обосновывала тем, что закон нарушает не только соглашение между Россией и США, но также Венскую конвенцию, Конвенцию о правах ребёнка и Семейный кодекс Российской Федерации. Общество было возмущено такой позицией. Премьер-министру Медведеву пришлось защищать своего вице-премьера публичным заявлением, что письмо президенту было инициировано лично им.

Но это было только начало. Вся социальная и образовательно-воспитательная сфера государства, труд и трудовые ресурсы, зарплата и социальная политика, включая курирование всех НКО в этих областях, находится в зоне ответственности Ольги Голодец по должности. Именно в этой сфере наиболее активно предпринимаются меры по десоветизации, декоммунизации, наконец, пресловутой десталинизации общества и общественного сознания. Без лишнего шума и пыли. Но общество это замечает и настроено против очередных манипуляций его сознанием. Отсюда протестные настроения.

В правовой, юридический оборот при вице-премьере Голодец было введено понятие «социального сиротства» и узаконена система мер по его профилактике. Таким образом, упреки Мизулиной в адрес Голодец имеют под собой почву. Сиротство — понятие определенное, а слово «социальное» имеет расплывчатый надуманный смысл.

В числе авторов ЮЮ в России также оказалась и спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко как председатель Координационного совета по реализации «Национальной стратегии действий в интересах детей на 2012−2017 годы», отражавшей аналогичную стратегию Совета Европы. Она же продвигает программу «Десятилетия детства» того же творческого происхождения. В России очень настороженно относятся к европейским ценностям и педагогической практике.

В докладе Мизулиной была упомянута и Марина Гордеева, председатель Фонда поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации. Этот фонд участвовал в разработке ювенальных регламентов, административных норм, пособий, рекомендаций для работы ООП. В их основе мало российского, советского опыта и правоприменительной практики. Всё та же ориентация на Запад.

Уполномоченную по правам ребенка Анну Кузнецову родительские общественные организации и Елена Мизулина обвиняют в соглашательстве с правительственными чиновниками, сторонниками ЮЮ. Встреча Кузнецовой с финским коллегой, убежденным ювенальщиком Томасом Куртиллой и переговоры с ним о сотрудничестве подорвали доверие к ней родительских организаций. Хотя такие контакты были бы необходимы для реальной защиты прав «русских детей» на территории Финляндии. Если же уполномоченная при президенте по правам ребенка станет уполномоченной при правительстве по внедрению финской системы ЮЮ в России, и только потому, что финны живут по-европейски и комфортно на зависть русским, то предупреждение Елены Мизулиной об угрозе правам детей и институту семьи в России станет актуальным как никогда.

Можно было бы примитивно рассматривать конфликт на почве ЮЮ как обычное женское соперничество, которое проявляется и в политике. Особенно, когда дело касается проблем семьи и детей. И, махнув рукой, оставить его разрешение за мужчинами, которых в политике большинство. Может, тема и рассосется, забудется.

Однако на Западе ЮЮ сформировалась не только с коммерческой подоплекой. Во-первых, социальные неурядицы в любом европейском государстве при росте населения и вырождении традиционных семейных ценностей всегда приводили к росту детской преступности и ухудшению криминальной обстановки в целом. Увеличивалось и количество преступлений против детей. Постиндустриальному обществу надо было принимать формальные контрмеры.

Во-вторых, национальные традиции, влияющие на национальную идентичность, укореняются в сознании человека в детском и юном возрасте. А западная цивилизация дрейфует к открытому обществу, то есть к размыванию наций и их идентичности. Возникла необходимость жесткого контроля воспитания детей в семье, в системе образования. Правовое государство подменяет национальную основу государственности, диктуя иные, не традиционные ценности для определения гражданских прав и свобод. Поэтому на Западе семейные традиции подменяются государственным правом. Конечно, это упрощенный вывод.

А что у нас? У нас перестройка. Падение уровня жизни в ходе развала союзной экономики и системы государственного страхования, значительное снижение социальной помощи, пропаганда западных прав и свобод в отношениях полов привели к деградации института семьи. Очень похоже на Европу и Америку. Вот и стали безрассудно перенимать их пример, как повелось. А ведь в СССР был накоплен уникальный опыт по работе с неблагополучными и нуждающимися семьями, дети были всегда в центре внимания государства. Но модный антисоветизм в русле тотальной глобализации блокировал рациональное сознание реформаторов и всю внутреннюю политику, включая и национальную.

Как это было

Советский Союз пережил два кризиса семьи и детства. Первый — в годы послереволюционной разрухи и Гражданской войны. Тогда меры преодоления этого кризиса называли борьбой с беспризорностью детей. Хотя действия советской власти по замыслу были гораздо шире, многоплановыми, и никаких репрессий в отношении детей и матерей-одиночек не допускалось. В то время многие семьи оказались без отцов. Сиротам была предоставлена возможность самореализации в учебе и труде, в получении профессии в детских школах-колониях или детских домах и интернатах, как стали их называть позже. Особенную роль в воспитании детей, формировании их деятельного сознания сыграла детская пионерская организация.

Второй кризис преодолевался в годы войны и послевоенные годы. На опыте 20-х годов была заранее разработана программа по предотвращению детской беспризорности. Детей-сирот определяли не только в детские дома, но и в суворовские и нахимовские военные училища. Были открыты ремесленные училища с полным обеспечением учащихся, в которые принимали детей с 14 лет. В большинстве учащимися училищ были дети-сироты, дети из малообеспеченных и проблемных семей, а также семей, потерявших кормильца. В ремесленных училищах обучали профессии с присвоением квалификационного разряда и гарантировали трудоустройство по окончании учебы.

Детские дома делились на дошкольные и дома для детей школьного возраста. Дошколята с 7 лет переводились в школьный детдом. В школьном детском доме было от 100 до 120 воспитанников. Посещали они обычную городскую или сельскую школу. После окончания семилетки большинство из них поступало в ремесленное училище или техникум на выбор. Самые способные оставались учиться дальше и получали общее среднее образование, поступали в вузы. Детский дом опекал каждого своего воспитанника даже после выхода из него до совершеннолетия, то есть до 18 лет, помогая одеждой, а также в случае необходимости в трудоустройстве и получении жилья по закону.

При детских домах были подсобные хозяйства. Работали на них штатные рабочие. В хозяйствах держали коров, овец, свиней, домашнюю птицу, рабочих лошадей, пасеку. Для содержания скота отводились сенокосные угодья и земля под сады. А на пахотных полях сажали картофель, кукурузу на зерно и на силос, огородные овощи. Размер и структура подсобных хозяйств не были стандартными и зависели от решения местной власти по согласованию с отделами народного образования. Продукция хозяйств шла на улучшение питания воспитанников, а излишки ее реализовывались через торговые предприятия. Вырученные деньги расходовались на хозяйственные нужды, туристический отдых и кружковую работу в дополнение к государственным бюджетным расходам.

Например, в городском Карачаевском детском доме № 2 Ставропольского края в 1958 году за счет подсобного хозяйства были обновлены инструменты духового оркестра, а вместо старой полуторки был приобретен новенький ГАЗ-51 при содействии государства. Когда семьи в стране стали укрепляться и пополнение дошколятами стало уменьшаться, то и число воспитанников сократилось. Карачаевский детский дом в 1960 году расформировали. Часть воспитанников перевели в соседнюю школу-интернат, а часть в детский дом станицы Зеленчукской.

Зеленчукский детский дом был побогаче. В подсобном хозяйстве было два трактора и другая сельхозтехника. Здесь не только приобрели ГАЗ-51, но и построили клуб, новый спальный корпус для девочек, а для воспитанников старших классов в ателье индивидуально пошили стильную школьную форму. Директором детского дома в то время был фронтовик Мартынов Владимир Васильевич. Фронтовиками были воспитатель по труду Маслов Евгений Ильич и воспитатель старшей группы Ковтун Петр Андреевич, вскоре ставший директором другого детского дома. Их забота и строгость были истинно отеческими.

При детских домах были учебные мастерские, в которых воспитанники мальчики получали навыки в столярном и слесарном деле, включая работу на станках, а девочек учили кройке и шитью, домоводству. Кружковая работа в детском доме, в школах, домах пионеров была разнообразной и хорошо обеспеченной материалами. Деятельному, пытливому ребенку предоставлялись почти все возможности для реализации его талантов бесплатно.

Воспитательный процесс в детском доме базировался на распорядке и свободном передвижении, формировавшем образ жизни, без казарменных перегибов. Распорядок был простым: учеба в школе, самоподготовка, отдых и занятия в кружках, спортивных секциях, работа по хозяйству. В каждом детдоме избирался детский совет, участвовавший в решении некоторых внутренних оргвопросов, например, при подготовке новогоднего праздника, проведении детских конкурсов, дней рождения, спортивных соревнований, встреч с шефами. Детей приучали соблюдать правила гигиены и самообслуживания. Были ли издержки воспитания? Конечно же были. Но зависели они в основном от наследственности в психике воспитанника и предыстории его поступления в детский дом. Воспитателей, допускавших грубость и аморальное поведение, увольняли по решению педсовета или отдела народного образования без колебаний.

После 6-го класса воспитанники во время каникул привлекались к работе в подсобном хозяйстве: на прополке, заготовке корма животным, уборке помещений для скота, на пасеке и в огородах. Обычно для этого детдомовцы выезжали в летний лагерь. Никакого принуждения к такому труду не было, но отличаться в плохую сторону охотников было мало — работали дружно. Отличившиеся в труде воспитанники поощрялись турпоездкой в группе из 20−25 человек в сопровождении двух-трех воспитателей, например, к морю. Были путевки и в «Артек», но это были единичные и редкие случаи по разнарядке сверху. Так детдомовцев приучали к осознанному труду, ответственности и учили деятельной жизни. Это было нормой советской педагогики, взятой из народных семейных традиций.

Известный воспитатель и педагог Католиков Александр Александрович на практике создал систему воспитания, обеспечивающую детям-сиротам условия жизни, близкие к семейным. Последователь А. С. Макаренко, директор Сыктывкарской школы-интерната №1 для детей-сирот с 1973 по 1996 год, он рано ушел из жизни в неполных 55 лет, посвятив себя воспитанию детей-сирот.

В перестройку народный учитель СССР академик Католиков пытался распространить и закрепить этот проверенный жизнью методический опыт, но противники стали голословно обвинять его в эксплуатации детского труда и называли такую педагогическую практику детским ГУЛАГом. Теперь они же продвигают свою ЮЮ в России как панацею в разрешении перестроечного кризиса семьи и детства. Такой же участи подверглись другие выдающиеся педагоги и профессионалы учительского дела — их задвинули в тень бюрократии. В результате детские дома сейчас выпускают малоприспособленных к жизни юношей и девушек, бросая их на произвол судьбы, но активистам ЮЮ это неважно — не их это хлеб. Правозащитникам с их глобальными заботами это тоже неинтересно.

В советских детских домах до 60-х годов воспитывались не только дети-сироты, но и дети из семей, которым государство по необходимости оказывало таким способом материальную поддержку. Дети определялись в детский дом по ходатайству органов опеки и школ через отделы народного образования и обязательно с согласия родителей или родственников-опекунов, которым предоставляли право забирать детей домой на каникулы, выходные и праздники. Такие воспитанники могли вернуться в семью, если условия в семье менялись к лучшему. Преимущественно это были дети из семей инвалидов войны, многодетных семей, оставшихся без кормильца. Были и дети из неблагополучных семей, но это не было изъятием детей из семьи силами милицейского наряда.

В советское время органы опеки и попечительства опекали именно семьи в интересах детей. Теперь же ООП по своему усмотрению изымают детей из семьи, лишая детей естественного общения с мамой и папой, крайне необходимого для формирования их психики. Так проще? Отсюда изъяли — сюда поместили.

Дети прощают своим родителям почти всё и, взрослея, сами найдут ключ к отношениям с ними. Никто из чиновников или воспитателей, даже добросовестных усыновителей, не заменит детям родную мать и отца, когда дети уже обрели чувство семейной близости. В любом случае в психике ребенка остается рубец от разрыва самых глубоких родственных связей. Он бывает более глубоким, чем от стрессовых переживаний по перечню ЮЮ. Ювенальная юстиция это отрицает.

К родительским заботам и ответственности за детей надо готовить юношей и девушек смолоду. Тогда цветочки перестройки не станут горькими плодами. В этом суть полового воспитания, а не в обучении их пользованию контрацептивами и «построению отношений», от которых бывают нежелательные дети.

От слов «социальное сиротство» и «изъятие детей из семьи», как будто изымается вещь, отдает бездушным чиновничьим цинизмом и формалистикой. А слова «ювенальная юстиция» и «омбудсмен» давно обрели ироничный смысл.