Вербное воскресенье: мог ли народ, кричавший «осанна», поддержать Христа?

Сегодня Вход Господень в Иерусалим. Христос достаточно демонстративно обставил свое появление в городе, чтобы зрители смогли соотнести это событие с пророчествами о Мессии. Народ, конечно, соотнес как кто мог, побросал ветви пальмовые под ноги весьма скромной процессии: «Множество же народа постилали свои одежды по дороге, а другие резали ветви с дерев и постилали по дороге; народ же, предшествовавший и сопровождавший, восклицал: осанна Сыну Давидову! благословен Грядущий во имя Господне! осанна в вышних!». В храме этот клич подхватили дети, бегали, кричали, и это очень не понравилось духовному начальству: «Слышишь ли, что они говорят? Иисус же говорит им: да! разве вы никогда не читали: из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу?».

Но, как обычно, в итоге все стали ждать, что решит начальство и как вообще будут развиваться события. Начальство все решило и дальше уже был тупик. Становилось очевидно, что ходить, исцелять и учить как прежде Ему больше не дадут, раз уж даже невинные детские крики в храме, продирали начальство до холодного пота, доводили до дрожи в коленках. «Всюду чудился запах картечи, и повсюду кричали «ура». Мерещился заговор, бунт, восстание. Тонкий момент: мог ли народ, кричавший «осанна», поддержать Христа? А как поддержать — оружием? Такая поддержка Христу была не нужна. Вся Его «группа поддержки» была совершенно не воинственной. Единственно у апостола Петра позже чуть нервы сдали, схватился за меч и порезал слегка какого-то служивого. Христос понимал, что учить не дадут и учиться не хотят. Настал некий предел.

Подавляющее большинство ждало Мессию в том виде, как прочли и услышали в комментариях законников. Так сказать, «исторический момент» рисовал Христу перспективу быть сектантом, раскольником, вождем восстания, то есть начать сопротивляться. Или смерть. Выбор невелик. Да и после Христа — у многих ли, понимавших, что тут что-то не так, было много выбора? Как, вы думаете, образовывались в свое время, да и поныне, секты? Большинство из них? Известно, что с Церковью совершенно бесполезно «спорить» словами из Писаний, доказывать, что вот тут на самом деле сказано не то, что религия внедрила в свои практики. Относительно писания и его правильности у Церкви все ходы записаны. На каждую цитату найдется двадцать пять цитат, а поверх всего есть одна цитата — про нее саму, Церковь, и сопровождающие тоже цитаты, что ее понимание самое глубокое, полноценное и окончательное, может вязать и решить, что и как вздумается, и выскочек ставить на место.

Если какой-нибудь религиозный горемыка из чрезмерно настырных и не без ума становится не удовлетворен тем, что надо ходить и исполнять, пытается связать концы с концами, то довольно скоро обнаруживает, что тут все очень скользко, начиная с теории, кончая практикой, концы не сходятся. В зависимости от того, насколько глубоко он проник в тему, задумывает для начала помочь ближним и до кучи всей Матери-Церкви, объяснениями, что тут вот местами совсем не очевидно, а местами и вовсе чепуха какая-то вредная, и надо бы подправить, а то у народа когнитивный диссонанс неизбежен.

Таких Церковь начинает сходу смирять. Этапов смирения много, в зависимости от того, насколько клиент упорен. В недалекой древности предпоследний этап был отлучением, а последний ссылкой или даже обобщенно — костром. На ранних этапах бедолагу закидывают самыми авторитетными цитатами и внушением, что он просто не достиг истинного понимания цитат, оттого что не смирен сердцем. Католический мистик Игнатий Лойола, к примеру, это все сразу понял и изначально заявил, что Церковь права во всем — скажет, что черное это белое, стало быть так и есть. По этой причине от него отстали, и дальше он делал и говорил, что хотел.

Но не у всех хватало такой находчивости и сообразительности для решения вопроса о безопасном для себя взаимоотношении с Церковью. Как только давление на них усиливалось, вопреки очевидному, в их души закрадывались сильнейшие подозрения, переходящие в уверенность, что тут сидят одни вредители и антихристы. При том, что сами «вредители и антихристы» были во многом людьми понимающими суть вопроса, которые видели, что новаторские предложения безумца — такой же бред, как и сама доктрина, и если распутывает одни концы, то тотчас завязываются десяток новых узлов, так что правильнее оставить все как есть.

И в те времена, когда Христос проповедовал, все было так же точно. Не все были злодеями, но что может не-злодей? Он может быть либо пассивен, молчалив, себе на уме, либо пойти «качать права». Последний вариант совершенно бесполезный. Если качать непрестанно, докачаешься обязательно до костра или распятия. Или, если есть «поддержка», до конфликта, в котором непременно будут гибнуть люди. Вот именно до этой развилки Христос и дошел в день, который сегодня мы вспоминаем, и на следующее утро, проходя мимо смоковницы, оставил знак того, что все дальнейшее оставляет в руках Отца. Предел Его возможностей продолжить учение был достигнут не по Его вине. Он знал, что Его остановят. И пройти этот барьер посчитал нужным через смерть Свою, но не смерть других.