«Одинокий волк» коммунизма из «Долины смерти»

Его критиковали (и до сих пор критикуют) за гигантоманию, за тягу к созданию скульптурных произведений огромного размера, а он не останавливался, не реагировал на критиков. И не важно, как называли его эти люди — сталинист, и хрущевист, и брежневист — Вучетич был личностью. Глыбой. «Одиноким волком» — так в переводе с югославского звучит его фамилия.

А при его имени в памяти возникают самые грандиозные и впечатляющие работы скульптора: «Воин-освободитель» с ребенком на руках (его меч разрубает фашистскую свастику), величественный мемориал героям Сталинградской битвы, увенчанный скульптурой «Родины-матери», композиция «Перекуём мечи на орала» (она стоит перед входом в здание ООН в в Нью-Йорке).

Вучетича называли ваятелем-титаном, «советским Микеланджело».

Фигурки из мыла

А начиналось все 28 декабря 1908 в городе Екатеринославе (ныне Днепропетровск) на Украине. Когда маленький Женечка немного подрос, он вырезал из мыла затейливые фигурки и прятал их под кроватью. Немного необычная для русского уха фамилия была получена будущим прославленным скульптором от отца — черногорца. Он был геологом. Матерью его была Анна Андреевна — урожденная Стюарт, имевшая французские корни. Она работала преподавателем. Вучетич всегда гордился своими дворянскими корнями.

«Фамилия Вучетич по югославски пишется так Вычътич — там нет гласных — там как бы твердый знак, — он как Ы произносится. В переводе — волк. Волк — он же одинокий зверь, по большому счету. Так что — то от фамилии в характере, вероятно, есть», — отмечает сын, писатель Виктор Вучетич.

Детство его отца было счастливым. Но когда Евгению Вучетичу исполнилось 12 лет — началась гражданская война. Ростов, где он жил в то время, переходил то к красным, то к белым. Известно даже о получении ребенком контузии.

Занимаясь в средней школе, Вучетич все свободное время отдавал лепке. Знакомые, видя способности мальчика, посоветовали матери записать ребенка в художественную школу, куда Вучетич и был принят в 1926 году. В школе он работает с огромным увлечением. Главным образом его привлекают события из времен гражданской войны, с которыми он знакомится по рассказам демобилизованных красноармейцев из Первой Конной Армии, оставшихся жить в Ростове. Он увлекается изображением битв, стремительно скачущих всадников, разящих врага. В качестве дипломной работы он выполнил в натуральную величину скульптурную группу, изображавшую матроса на вздыбившемся коне, стреляющего по неприятелю.

По признанию искусствоведов, тогда Вучетичу еще не хватало мастерства, многое в его работе было несовершенным, наивным, но произведение захватывало эмоциональным напряжением, искренностью чувства. Эта его первая самостоятельная работа была приобретена Северокавказским музеем Революции.

Между тем, Ленинградский институт искусств, куда молодой скульптор отправился после завершения учебы в Ростове, совсем не впечатлил Вучетича. Подлинной школой стали ленинградские художественные музеи и многочисленные классические памятники русской скульптуры и архитектуры, которые он жадно и пытливо изучал в Ленинграде, восхищаясь мастерством ваятелей и зодчих XVIII—XIX веков.

«В ленинградском институте он отучился порядка 1,5 лет потому, что был очень сильный всплеск формализма. Он ругался, ссорился плюнул и уехал в Среднюю Азию. Оттуда уже вернулся в Ростов и попал на строительство театра, где ему посоветовали ехать в Москву и добиваться настоящего признания», — вспоминает писатель Виктор Вучетич.

И скульптор поехал. Свое мастерство оттачивал на знаменитой Ленинской библиотеке: он был одержим, упрям и удачлив. В 1937 году на всемирной выставке в Париже несколько работ Вучетича удостоились золотой медали.

«Долина Смерти»

А потом началась война — Великая Отечественная. На фронт скульптор идет добровольцем в качестве рядового солдата-пулеметчика, а затем становится командиром пулеметного батальона. В минуты затишья между боями художник успевал то зарисовать, то наскоро запечатлеть в слепке своих боевых друзей. А потом был Мясной Бор. Место страшное. Так назывался поселок в Новгородской области. К западу от поселка к марту 1942 года вырывались из окружения части Второго Волховского фронта. Прорыв стоил стольких жертв, что эту узкую полоску истерзанного леса и болот стали называть «Долиной смерти».

«Он был в Мясном Бору. Вывел оттуда свой батальон, и еще ряд солдат — вопреки приказу Власова «сложить оружие». Но он не сложил — вывел. Его самого вынесли на шинели, но все-таки люди вышли», — вспоминает Виктор Вучетич.

В марте 1943 года, после лечения тяжелого ранения и контузии, Евгения Вучетича зачислили в Студию военных художников имени М. Б. Грекова. Но война не отпускала скульптора. Одна из лучших послевоенных работ — памятник Генералу Ефремову в Вязьме. Генерал Ефремов — личность легендарная: он командовал 33-ей армией, сражавшейся в районе Нарофоминска. В феврале 1942 года армия попала в окружение. Во время тяжелейшего прорыва раненный генерал, не желая сдаваться в плен, застрелился. По рассказам очевидцев, немцы похоронили генерала Ефремова со всеми воинскими почестями. Созданного на переднем фоне памятника раненного солдата скульптор ваял с себя, срисовывая свой портрет в зеркале.

Впрочем и до окончания войны Вучетич успел поработать — создать скульптурные портреты героев войны, проектировать памятники-монументы генералу армии Н. Ф. Ватутину в Киеве, генерал-майору Л. Н. Гуртьеву в Орле и гвардия рядовому Александру Матросову в Великих Луках.

Сталин и «Усатый памятник» Победе

Вопрос о памятнике Победы решался в 1944 году. Именно тогда скульптор был приглашен к Сталину.

«Отец тогда поддался всеобщему оглуплению, как это часто бывает: раз памятник Победе, значит должен стоять Сталин. Но у него к тому времени уже была модель солдата с автоматом и девочкой на руках, — уже была! И он на встречу ее привез и поставил, закрыв тряпочкой. И когда Сталин посмотрел на очередного Сталина работы Вучетича, то, по одной из легенд, сказал: «Вам не надоел усатый памятник?» и попросил показать то, что стояло завернутым. И тогда отец показал ему солдата. Сталин посмотрел и сказал: «автомат нужно заменить на меч — это русское оружие». А к мечу уже потребовалась разбитая свастика. Так, собственно, и стал символическим меч, который потом отец пронес через все свое творчество», — вспоминает сын Виктор Вучетич.

Весь свой дальнейший труд скульптор посвящает воплощению героического образа защитника Родины и ставит своей целью создание галлереи скульптурных портретов героев Великой Отечественной войны. Работу ваятель начал с серии портретов выдающихся сталинских полководцев. К решению этой трудной задачи Вучетич подошел со всей ответственностью: как правило, портреты делались с натуры, но предварительно до личной встречи с портретируемым, скульптор старался узнать о нем как можно больше. Он изучал жизненный путь героя, его военные подвиги. Личное знакомство и работа с натуры способствовали окончательному оформлению образа.

«Остальное отобрали партизаны»

История создание мемориала, посвященного героям Сталинградской битвы, на Мамаевом кургане в Волгограде не менее интереса.

Существует версия, что в конкурсе проектов сначала победил не Вучетич, а молодой скульптор Эрнст Неизвестный. Он хотел изобразить скорбные фигуры Родины-матери со свернутым знаменем в руках и рядом коленопреклоненного солдата. Говорят, что Вучетич пожаловался маршалу Чуйкову. Тот — первому секретарю ЦК КПСС Никите Хрущеву. Нашлись искусствоведы, заявившие, что коленопреклоненный солдат, выполненный Неизвестным, напоминает памятник работы гитлеровского скульптора Шрайбе. У немецкого солдата с обнаженным мускулистым торсом, преклонившего одно колено, в руках был тевтонский меч, а из обмундирования — только каска. Все остальное, пошутил Чуйков, у немца отобрали партизаны…

Пятнадцать лет жизни отдал Вучетич этой работе. По свидетельству родственников, Микеланджело действительно был для него богом искусства.

«В любую погоду на открытом воздухе работал. Создавал образы, пережитые им на фронте», — отмечает вдова скульптора Вера Вучетич. Ее слова дополняет сын Виктор: «Отец сделал мемориальный зал, оставив на знаменах пустые места внизу. Все вопросы задают — мол, почему? А он отвечает: мы нашли погибших, но их не всех. Придет время, и люди будут умирать, и дети будут сюда приходить и говорить — «мой отец там погиб». И тогда мы внесем их имена». На Сталинградском мемориале он тоже поставил такую своего рода плиту, но пошел на хитрость: посадил мать, положил ей на колени сына и закрыл лицо сына знаменем. Я спрашивал — «зачем?», а отец сказал: «так надо, — так каждая мать приходящая будет думать кто…».

Пятнадцать лет поисков выразительных средств, образов. Каждая скульптурная группа волгоградского ансамбля представляет собой самостоятельное произведение искусства и имеет законченный идейно-художественный замысел. А вместе они составляют волнующий образный рассказ о славе Армии.

По окончании грандиозных работ Вучетич признавался: «Сейчас ансамбль завершен. За этим — 15 лет поиска и сомнений, печали и радости, отвергнутых и найденных решений. Что нам хотелось сказать людям этим памятником на историческом Мамаевом кургане, на месте кровавых битв и бессмертных подвигов? Мы стремились передать, прежде всего, несокрушимый моральный дух советских воинов, из беззаветную преданность Родине. Памятник героям Сталинградской битвы — это памятник величайшему историческому событию. Это памятник массе героев. И потому мы искали масштабные, особо монументальные решения и формы, которые, на наш взгляд, позволили бы наиболее полно передать размах массового героизма. … Поэтому такое содержание не могло быть воплощено в обычном типе памятников, представляющих однофигурную или многофигурную композицию на постаменте. Именно памятник-ансамбль как высшая форма монументального искусства раскрывал смысл и значение Сталинградской битвы».

Мемориал героям Сталинградской битвы был открыт в октябре 1967 года. А 12 апреля 1974 года прославленного скульптора не стало.

«В результате этих физических и эмоциональных нагрузок сердечко не выдержало», — вспоминает вдова.

Можно лишь догадываться, какую боль за Отечество и сострадание к своему народу носил в сердце скульптор Евгений Викторович Вучетич, если его эмоции выражались в таких грандиозных творениях. Грандиозных не только по беспрецедентным размерам, но и, в самом деле, по художественно-образной силе. И хочется заметить критикам: может быть, только в таких по размаху фигурах и можно запечатлеть огромность народного горя, выплеснувшегося за четыре года Великой Отечественной войны.