Rasfokus.ru
Инкерман

Если приход союзных армий под Севастополь был неожиданностью для русских, то провал планов взятия русской морской базы с ходу и полная неудача первой бомбардировки города оказались не менее неожиданным и весьма неприятным сюрпризом для англичан и французов. Положение союзных армий в Крыму не было прочным, их командование почти сразу же после первых неудач потеряло уверенность в собственных возможностях, и забыло о первоначальных планах движения вглубь полуострова.

«Мы удерживаем в Крыму только ту позицию, — писал 23 октября 1854 г. главнокомандующий британской армией лорд Раглан, — на которой стоим». Окончательно оставлены были и планы атаки русской крепости с моря. «Я высажу столько орудий с офицерами и моряками для их обслуживания, — писал командующему после бомбардировки Дондас, — сколько Вы захотите иметь — пусть даже это и закончится разоружением моих кораблей. Все это будет правильным решением в данной ситуации, акция 17-го была неверной и я отказываюсь ее повторять». К 28 октября на берег было высажено 1786 офицеров и матросов, 1930 морских пехотинцев и 74 орудия. Флот союзников становился ближайшим источником снабжения их армий орудиями и боеприпасами. Следовательно, значительно возрастало значение гаваней, в которых он находился.

Ранним утром 13(25) октября 1854 г., ровно через неделю после начала бомбардировки Севастополя, русская армия атаковала Балаклаву — основную базу снабжения англичан. Подступы к ней защищали 4 редута, на каждом из которых находилось по 250 турок и по 1 английскому артиллеристу. Не доверяя турецким союзникам, британское командование использовало их как носильщиков и для прикрытия наименее опасной, как казалось позиции. Положение турок в английском лагере было незавидным. У англичан хватало своих проблем, а собственное турецкое снабжение было скверным. Солдаты султана вынуждены были побираться или подбирать объедки британских защитников Блистательной Порты. По нескольку человек ежедневно дезертировало в русский лагерь.

Очевидно, не все дезертиры были просто беглецами. Турецкая разведка получила донесение о планировавшемся русском наступлении и 24 октября сообщила об этом англичанам. Это сообщение было проигнорировано Рагланом. Союзники ничего не предприняли для подготовки к отражению атаки. Утром 25 октября после короткой артиллерийской подготовки русская армия атаковала укрепления под Балаклавой. 170 турецких солдат на редуте №1 оказали упорное сопротивление и были перебиты русскими, после этого гарнизоны редутов №№ 2, 3 и 4 бросили их, распространяя панику, бежали к порту, где были встречена побоями и штыками англичан, не желавших принимать беглецов, покинувших укрепления и артиллерию. 11 крепостных орудий и лагерь с запасами стали трофеями наших войск.

В критический момент положение англичан было спасено «тонкой красной линией» — героическим сопротивлением примерно 500 солдат и офицеров шотландской гвардии, сдержавших натиск первой русской атаки. В это время Раглан приказал своей кавалерии контратаковать русские войска для спасения своей артиллерии. Кавалерийская дивизия понесла значительные потери еще в Варне, и ее единственной боеспособной частью была бригада гвардейской легкой кавалерии. Командир дивизии лорд Лукан и командир бригады лорд Кардиган были родственниками и старыми врагами. Лукан получил письменный приказ Раглана и передал его Кардигану, не разъяснив приказа, не потребовав у командующего разъяснений и не поддержав атаки бригады Кардигана. В результате эта кавалерия совершила, по словам русского офицера, сумасшедшую атаку. Британцы пошли вперед самым доблестным и безрассудным способом, сразу попав под штуцерный и артиллерийский огонь с фронта и обоих флангов.

Первоначально противник имел явный успех. Наши артиллеристы не успели пристреляться и картечь пошла выше атакующих. Англичане захватили позиции конной батареи, вслед за чем им удалось опрокинуть пострадавший уже в бою полк уральских казаков, а те — киевских и ингерманландских гусар. Однако вскоре ситуация изменилась — фланговый удар улан смял англичан, а их путь назад прошел под перекрестным обстрелом. Сражение было коротким, но чрезвычайно кровопролитным. Поле боя было буквально завалено трупами английских солдат, ранеными и убитыми лошадями. Попытка французской кавалерии атаковать наши войска и тем помочь союзникам также не завершилась успехом. Атака двух эскадронов конно-егерей была отбита стрелками Владимирского пехотного полка и пластунами. Неразбериха в командовании англичан привела к тому, что атака легкой кавалерии привела к большим потерям, хотя и позволила союзникам выиграть время. Русские войска захватили 11 орудий, знамя и множество мелких трофеев, но не взяли Балаклаву.

Воодушевившись этим успехом, 24 октября (5 ноября) 1854 г. Меншиков провел еще одно наступление. Накануне к русским войскам подошли подкрепления. 22 октября (3 ноября) в Севастополь была введена 10-я пехотная дивизия, 11-я пехотная дивизия была направлена под Инкерман. Общая численность русской армии в городе и его окрестностях выросла до 90 тыс. чел. Союзники имели по спискам около 70 тыс. чел., а в строю — около 63 тыс. чел. Подобное состояние дел вызывало естественное опасение во Франции и Англии, и по приказу Наполеона III готовилась отправка в Крым новых французских частей. Кроме того, для Меншикова не было секретом и то, что союзное командование запланировало на 6(18) ноября новый штурм. Все это заставляло русского командующего торопиться.

На этот раз он поставил перед войсками задачу добиться деблокады Севастополя. План наступления был составлен не идеально — он предусматривал разворачивание войск для атаки после прохода дефиле, что обуславливало ее неодновременность. Кроме того, одна из колонн должна была штурмовать Сапун-гору с ее крутыми и недоступными для движения массой спусками. Сама гора была хорошо укреплена, доступные для движения участки были преграждены линиями окопов полной профили в несколько рядов. В отличие от атаки на Балаклаву, наступление под Инкерманом не было уже неожиданностью для союзников. Информация о подготовке к нему просочилась из дипломатических источников. Николай I сообщил о планах прусскому военному агенту, тот немедленно известил о них своего короля, один из чиновников канцелярии которого продал секретные документы британцам. Добиться запланированных результатов не удалось, хотя на первом этапе сражения наступавшие войска имели частичный успех.

Под непрерывным огнем штуцеров и артиллерии четыре полка — Бутырский и Углицкий егерские и Владимирский и Суздальский пехотные при самом деятельном и непосредственном содействии 24 батарейных и 12 легких орудий нанесли серьезное поражение англичанам. Штыками были очищены их позиции, было захвачено и заклепано 6 орудий. Уровень управления войсками оказался чрезвычайно низким. Меншиков скептически относился к идее использования штаба — в результате командиры частей не имели ни провожатых, ни надежных карт, согласование движения практически не было. Успех на английском направлении не был развит, в том числе из-за высоких потерь в офицерском составе. В самый решительный момент были убиты и ранены практически все высшие командиры русских войск. Старшим в строю остался подполковник, не имевший представления об общей задаче наступления. Ожидание приказа при отсутствии инициативы привело к потере темпа прорыва. Из-за недостатка снарядов быстро был потерян и темп огня артиллерии. Солдаты остались без командования и попросту начали бродить на захваченных позициях. Неудача англичан была компенсирована пришедшими им на помощь французами. Русские войска вообще действовали разрозненно, их наступление было отбито союзниками со значительными потерями для атакующих — 6 генералов, 256 офицера и 10.467 солдат ранеными и убитыми против 9 генералов, 271 офицера и 4.027 солдат у англичан и французов, которым все же удалось сорвать попытку снятия блокады русской крепости.

Русское наступление было отражено, наши войска отходили в полном беспорядке, вызванном неизбежной путаницей при отсутствии старших начальников. Несмотря на то, что линия обороны союзников была восстановлена, англо-французы поначалу не были уверены ни в своей победе, ни в окончательном завершении сражения и ждали продолжения русских атак на следующий день. В английской армии осталось не более 16 тыс. штыков, часть генералов сомневалась в том, что их подчиненные выдержат еще одну такую атаку. Она не последовала, Меншиков был потрясен масштабом своих потерь — 25 октября (6 ноября) все здания на Северной стороне Севастополя были заполнены русскими ранеными. Их эвакуация и размещение стали тяжелым ударом для наших тылов.

И все же Инкерманское сражение не было бессмысленным. 24−30 октября (5−11 ноября) город находился под интенсивным огнем неприятеля, который наиболее активно действовал против 4-го бастиона. Г арнизон ежедневно расходовал от 800 до 1,2 тыс. пудов пороха и терял в артиллерийских дуэлях от 150 до 200 человек. С 31 октября (12 ноября) их интенсивность пошла на убыль. Убедившись в том, что атака не возобновится, союзники вынуждены были начать строить земляные укрепления для прикрытия своего тыла, что значительно увеличило нагрузку на их армии. Меншиков после Инкермана опять, как и после Альмы, перестал верить в возможность достижения успеха под Севастополем. Князь опять начал думать о том, как не потерять весь Крым. Неуверенность в победе витала в обществе. Узнав о результатах сражения, император отправил Меншикову письмо:

«Не унывать, любезный Меншикова, начальствуя севастопольскими героями, имея в своем распоряжении 80.000 отличного войска, вновь доказавшего, что нет ему невозможного, лишь бы его вели как следует и куда должно; но с такими молодцами было бы стыдно думать о конечной неудаче! Скажи вновь всем, что Я ими доволен и благодарю за прямо русский дух, который, надеюсь, никогда в них не изменится. Ежели удачи досель не было, как мы смели ожидать, то Бог милостив, она быть еще может».

Сражение под Инкерманом подействовало отрезвляющим образом на общественное мнение Англии и Франции. В Париже на Крымскую экспедицию стали смотреть как на нечто, способствующее ослаблению влияния Франции на положение дел в Европе. В Лондоне ожидание решительных и быстрых успехов после Инкермана окончательно испарилось. Все яснее становился тот простой факт, что война будет длительной и дорогостоящей, и что правительство оказалось не в состоянии подготовиться к ней должным образом. Отрезвление пришло и в Вену. Убедившись в невозможности получить помощь со стороны Германского Союза и особенно Пруссии, как и в том, что война в Крыму явно затягивается, Австрия демобилизовала часть своей армии. Тем не менее, 16 ноября 1854 г., под впечатлением известий об этом сражении, Николай I принял «четыре условия» союзников, однако Париж и Лондон зашли уже слишком далеко, чтобы позволить себе вывести свои войска из Крыма без решительных и очевидных результатов. Особенно остро вопрос стоял в Англии. Оказавшись под сильнейшей критикой своих провальных организационных усилий, кабинет Абердина должен был продемонстрировать стране хотя бы какие-то достижения.

2 декабря 1854 г. под давлением, весьма походившим на угрозу начала военных действий в Северной Италии, где французы могли поддержать королевство Пьемонт в его планах уничтожения австрийского владычества, Австрия заключила союзный договор с Англией и Францией. Вена, Париж и Лондон обязались солидарно защищать Дунайские княжества от возможного нападения русских войск и вести переговоры с Россией только на основе «четырех условий» и только в интерпретации союзников. С 1 января 1855 г. союзники обязались начать консультации по вопросу о возможных мерах по достижению мира.

Вдохновившись своим очередным дипломатическим «успехом», австрийцы вновь потребовали от Пруссии мобилизовать в течение 6 недель 200-тысячную армию и обеспечить поддержку требований Вены к государствам Германского союза предоставить Пруссии и Австрии помощь в виде двух корпусов. На это требование вновь последовал категорический отказ Берлина. Король предпочел призвать к федеральной мобилизации против всех угроз Германии, как с Востока, так и с Запада. Этот шаг носил подчеркнуто анти-французский и анти-австрийский характер и был полностью поддержан общественным мнением Германского союза, гораздо больше опасавшегося агрессивных планов Парижа, чем Петербурга и не поддерживавшего политику Вены. Авторитет Берлина в Германии значительно вырос, а положение России — укрепилось.