Искусство не молчать

Если искусство чему-то и учит (и художника — в первую голову), то именно частности человеческого существования. Будучи наиболее древней — и наиболее буквальной — формой частного предпринимательства, оно вольно или невольно поощряет в человеке именно его ощущение индивидуальности, уникальности, отдельности — превращая его из общественного животного в личность.

Иосиф Бродский

Мы должны иметь свободную и защищенную от агрессии и властей, и национальных, и религиозных групп документалистику, которая имела бы возможность предъявлять обществу факты или диагнозы.

Александр Сокуров

Так уж случилось, что искусство документалистики сегодня в России несет на своих плечах чересчур ответственную ношу. В эпоху постпредов (когда новостным дискурсом руководит дисбаланс в сторону эмоций, а не фактов), усиления извращенных форм цензуры, включая самоцензуру конформизма отсутствия полнокровной журналистики, — тут-то авторское документальное кино и вышло на передовую отстаивать сразу несколько свобод личности: слова, творчества, выражения и защиты гражданских прав. Разумеется, линия фронта проходит в каждом из нас. Разумеется, такое радение за свободомыслие неугодно тем, кто на госслужбе сливается с магистральным идеологическим ландшафтом. В свою очередь, российским документалистам приходится все чаще обращаться за финансированием к зарубежным продюсерам или вовсе распродавать собственное имущество, чтобы закончить фильм. Артдокфест самим своим существованием четко артикулирует это особое положение документалистики в нынешнем российском обществе.

От телевизионного гипноза федеральных каналов и разлитого в воздухе страха рождается апатия. «Система незыблема, власть порочна, моя роль ничтожна», «Не хочу терять то, что имею», «Ну ее к чертям, эту политику», «Моя ипотека с краю», «Левиафан непобедим» — подобные пораженческие формулы в людях далеки от всех оттенков оптимизма и демонстрируют наглядный результат настойчивого пропагандистского выпаривания из россиян веры в себя, как в свободных граждан правового государства.

Мое печальное наблюдение последних лет: в массе своей поколение 25-летних не ждет и даже боится социальных изменений, боится потери искусственно созданной безмятежности. Ведь в повседневном бытийном мареве им кажется, что не так уж все катастрофично. А между тем, вирус апатии у традиционно активного поколения — серьезная гуманитарная деформация общества. Вирус опасный и стойкий. Ведь апатичный человек обречен на манипулирование им со стороны заинтересованных лиц в отличие от человека алертного. Довольно страшно наблюдать, как корабль делает уверенный крен в сторону советского лукоморья, где свобода — призрак, а люди — лишь население, а не общество индивидуальностей.

Отражение этой тенденции было замечено и в составе аудитории Артдокфеста-2016 в частности в Петербурге. Добрая половина зрителей — люди зрелые, состоявшиеся, те, кому около или за 40. По всей видимости, сорокалетним и старше, реально пожившим в «совке», возвращаться туда вовсе не хочется. Посему именно они наполняли кинозалы, они хотели настроить собственную резкость восприятия на происходящее в стране, коррелируя его с критической оптикой реальной документалистики. В этом смысле Артдокфест — чуть ли не единственная альтернатива общему медипространству страны, где преобладает чрезмерно «мягкий фокус», но чаще — особые фильтры аберрации правды.

Вместе с тем, ставший уже притчей во языцех личный конфликт создателя Артдокфеста Виталия Мансокго и министра Владимира Мединского по-прежнему низводит крупнейший документальный киносмотр до определения «опальный», поскольку по сути является не подцензурным. В отсутствии поддержки государства, фестиваль держит марку лидера. Шутка ли: в Москве, где киносмотр проходил в стенах гигантского кинотеатра «Октябрь», залы по 1500 мест набивались битком! Пусть так было не со всеми 160 картинами столичной программы, но где вы видели, чтобы документальное кино собрало по полторы тысячи зрителей?

Однако до сих пор не закрыты 7 судебных процессов с 2015 года, возбужденные против Артдокфеста. А часть «рискованных» картин московским организаторам нынче пришлось показывать на территории другого государства — в Чешском центре при одноименном посольстве. Да и в Петербурге фестиваль тоже пробирался через тернии. 40 документальных лент Артдокфеста планировали показать на трех площадках в Северной столице. В независимом «Англетере», в меру политкорректном киноцентре «Родина» и в неожиданно всплывшем фантоме — киноцентре «Ленфильм». Несмотря на «надежные» договоренности и выпуск афиш, за 10 дней до начала фестиваля площадка вдруг заявила о своей невероятной востребованности и резво увернулась от проведения Артдокфеста. Публичные объяснения господина Пичугина, руководителя второй по статусу киностудии страны, под чьим управлением находится и киноцентр, неизящно искажали факты. Впрочем, неудивительно. Как еще оправдывать служащему государственного учреждения неувязочку?

Кроме того, открытие и некоторые показы фестиваля в Петербурге чуть не сорвались из-за строгих «уведомительных» писем и угроз проверок из местных профильных ведомств исполнительной власти в адрес кинотеатров. Не стану вдаваться в подробности горячей фестивальной кухни, скажу лишь, что было предельно нервно и для организаторов, и для зрителей. Не сомневаюсь, что столь пристальное внимание властей к фестивалю вызвано соседством с большим казенным мероприятием — Санкт-Петербургским культурным форумом, на котором высокие лица страны рапортовали главному ее лицу, торжественно завершая год российского кино.

Ведущей на Артдокфесте была тема свободы. Свободы прежде всего от стереотипов и страхов. Таковы фильмы про Немцова и Павленского, которые однозначно проходят под рубрикой «mustsee», поскольку меняют отношение к их героям, явлениям и целым историческим эпохам. Такова картина «Убеждения» режиссера Татьяны Чистовой (главный приз) — жесткая сатирическая публицистика о свободе убеждений в вопросе альтернативной призывной повинности. И наконец, таков фильм Александра Кузнецова «Освобождение: инструкция по применению» (гран-при) — символичная история двух девушек, рвущихся на свободу из психоневрологического интерната. Это уже не кино в привычном смысле, и режиссер — не кинематографист. Как не кинематографисты Любовь Аркус, Ханна Полак или Каролина Белявска. Скорее подвижники, проживающие годы, целые жизни со своими героями, действительно меняя реальность, становясь иными, добровольно взваливая на себя неподъёмную ношу «чужой» беды, злобы, равнодушия и бессмысленности.