Фильм-недоворот-1991: Ждём суда над преступлениями американской демократии

О чём ещё, собственно, тут говорить? Вопрос далеко не такой праздный. Начнём с простого. Или нет. Пожалуй, начнём с конца — с финальных титров. Про то, что не было суда над советскими преступлениями (а над несоветскими или постсоветскими? Над американскими?) и все остались у власти. Титр на английском. А на каком ещё? Древне-египетском что ли? И как бы всё понятно. Вот в Германии, например, суд был же над нацизмом, а в России, которая его победила — нет. Непорядок. Надо же. Драматично. Тонко. Умно. На нет ‑ и суда нет. А разговоров много.

Гениальность картины в балансе. В достаточно абстрактном названии. Сам автор говорит на мастер-классе про золотое сечение, ритм, формальную выверенность, композицию. И действительно — почему бы не посмотреть на картину просто как на произведение искусства. Какие забавные тени на целлулоиде. Благо ведь режиссёр не сам это всё устроил, а только аранжировал, чуть припустил соусом, жареного и солёного не очень много, упаковал в хорошую обёртку, если бывшие президенты рекламировали пиццу, то почему бы не сделать хорошую обёртку для фильма — особенно симпатичную в ресторане «европейские ценности в кляре». И боже упаси считать, что автор занял какую-то сторону. Нет, это ведь «документальный» материал. Ну, подумаешь, что камера порой снимает со стороны «демократов», но ведь так же получилось просто. Если такой материал. А герой — народ. Да. Судьба народная. Живой, интеллигентный, очки на верёвочках, сумочки с колбасой и толстыми журналами, лозунги, выкрики, обязательные попы здесь же (ударение на ваш просвещенный вкус, господа). А это кто? А это большой человек. Пока ещё не очень. Обязательные герои наших дней по чуть-чуть проступающие в пене дней. Безоценочно. Но уже интересно. Удивительная особенность документалистики в том, что она позволяет прикрываться объективностью. В фильме всё как бы почти как было. Без комбинированных на первый взгляд съёмок. Репортаж с места событий. Декорации построенные прекрасно — город Петра. Флаги там меняют. Массовка очень впечатляет. И главное, что все убедительно играют… Могли бы сыграть в фильмах про зомби, так нет — играют в документальном. И главное — бесплатно.

В чём смысл картины? И как о нём говорить? Это, в сущности, мелочи. Достаточно, что много архивных материалов, монтажа, выхваченных портретов, музыки, всё очень правдиво. А каким ещё этому быть? Зарисовки. Музыки почти нет, а если и есть — то лебединая почти песня. Листовки — вот листовки. Баррикады — вот баррикады. Песнопения — вот песнопения. Хотя они добавлены при монтаже. Но ничего. Параллелей и перпендикуляров сколько угодно. Нужны кадры напоминающие взятие зимнего — да, пожалуйста! Вот вам и парадокс истории. Нужны выразительные кадры с руками и знаками «виктори» над площадью — сколько угодно. Нужны пламенные речи — вуаля. Нужны политики? Сильные мира сего — ну вот они. Узнаёте? И кто скажет, что этого не было — пусть первый бросит микрофоном. Интересно? Особенно с субтитрами. Русский бунт — осмысленный и демократичный. Бархат и розы. Слёзы и грёзы. Метафоры и образы могут добавляться по вкусу — в конце кто-то умывается, а может быть, он умывает руки? Всем нужно спорить про картину. Важно, что у каждого своё мнение. Говорить по очереди по кругу. Потирать бороду. Поправлять очки. Многозначительно молчать целую минуту. Подбирать слова. Эпохальный момент. Исторический выбор. Ну, вы поняли примерно.

Писать про фильм про актуальную историю невозможно. Особенно отечественную. Кто имеет право о ней говорить со знанием дела? Тот, кто говорит чаще всего получает за это деньги. Стоило бы молчать об истории. Что вроде бы как бы — не такой уж и путч, а скорее спецоперация. И одни будут писать про тайные силы в недрах отделов, которые что-то имитировали, другие ссылаться на засекреченные на триста лет документы, четвёртые говорить про кухни и возьмёмся за руки, пятые вспоминать битвы, где рубились они за идеалы свободы и вытирать расшитыми вензелями платочками скупую дворянскую слезу. Кто-то что-то будет покрикивать нецензурно из окна отъезжающего автозака. Но это вырежем. Это всё тошнотворно. Кроме здоровой позиции художника. Сделал фильм — уехал жить в Европу. Вот это сильно. К этому надо стремиться. А делать баррикады и читать стихи с трибун. Как-то мелковато, право слово, господа.

В стране победивших телеведущих всё обретает какой-то загадочный метафизический смысл. Словно бы идёшь по городу и вдруг открывается тебе между борделем и конторой, и площадью, и базаром — всё: историософия и славянофильство, и западничество, и редактора отделов пропаганд, и танцы на костях, и — да — сделайте фото для прессы… И дети записных патриотов давно смотрят олимпиаду в своих нью-йоркских квартир и болеют за «наших». А из-за зубцов скажут, что стоит поправить свободной прессе. Нет, только в вопросах стиля и правильных ударений. А из-за каких башенок? Да не всё ли равно. Каких башенок. А что до людей на площадях с хорошими и одухотворенными лицами, то их почему-то стало меньше. То ли песни не те, то ли площади меньше… То ли принято нынче это делать за деньги, а не за идею. И может быть это и прекрасно. А то, что не все получили по своей железной дороге или аэрофлоту или даже футбольному клубу? Так это и не надо. Зато есть возможность собираться и смотреть кино. Впрочем, лучше помногу не собираться. На всякий случай.

Подобного рода кино — лучше смотреть, когда забываешь про то, что всё чуть менее понятно, чем могло бы быть. А то, что камера в руках победивших. Так это не новость. В руках проигравших объектив обычно разбивается, покрывается паутиной трещин, кровью, рвотой, навозом истории, чернозёмом забвения. Нет, если быть честным — то на этом месте могла бы быть ваша реклама. Нет ничего более простого, чем переписать реальность. Подумайте об этом, когда будете сидеть в кинотеатре и слушать киноведа про замечательную документальную картину или про то, что мы сможем посмотреть в себя, задуматься о смысле истории, или предупреждение, это не должно повториться (слова произвольны). Кофе прекрасен. Гимн выучен. Флаг развивается. Камера стрекочет. Все довольны. Будьте господами, господа. Насколько только можете.