На прошлой неделе закончилась семилетняя история проекта нефтепровода «Кейстоун XL», который без преувеличения смог бы изменить карту углеводородного рынка мира.

Иван Шилов ИА REGNUM
Барак Обама

Президент США Барак Обама наложил вето на законопроект, принятый Конгрессом и Сенатом и разрешающий стройку. Республиканцы имеют в обеих палатах большинство, но всего этого большинства — и даже голосов части конгрессменов и сенаторов — демократов, пошедших в этом голосовании против своей партии и поддержавших «Кейстоун», не хватило для преодоления вето.

По замыслу инициаторов проекта, нефть из канадской Альберты, запертая там отсутствием перерабатывающих мощностей и имеющая единственный наземный транспортный коридор — на юг, в промышленные центры США — потекла бы в нефтеперерабатывающие центры Мексиканского залива, где сегодня избыток перерабатывающих мощностей приобретает размер инфраструктурной катастрофы.

Наращивать добычу в Мексиканском заливе становится все дороже и сложнее в контексте ужесточения экологических требований после катастрофы на нефтяной платформе «Deepwater Horizon» компании British Petroleum в 2010 году. Тогда, чтобы успокоить население южных штатов, добычу нефти в заливе обусловили такими технологическими и финансовыми страховками, что в условиях нынешнего падения цен на ресурсы делает новые разработки даже менее привлекательными, чем сланцевая нефть.

Загружать мощности импортной нефтью полностью противоречит углеводородной стратегии США на отказ от импорта нефти и, далее, превращение США в нетто-экспортера нефти на мировой рынок. Запрет на экспорт нефти из США, действующий с 1972 года, пусть медленно и со скрипом, но проламывается ходом углеводородной войны между производителями сланцевой нефти в США и саудитами. Первым шагом решение министерства торговли США в июне прошлого года признать минимально обработанную сверхлегкую нефть и газовый конденсат продуктом нефтепереработки, на который запрет не распространяется. В декабре США резко расширили список компаний, имеющих право экспортировать сверхлегкую нефть без специального разрешения. Все это не добавляет возможностей загрузки нефтеперерабатывающих заводов Техаса, Луизианы и Алабамы.

В то же время нефть канадской Альберты зажата с севера мерзлотой тундры Северо-Западных территорий. Доступ к Тихому океану на западе перекрывают Скалистые горы, делающие строительство трубопроводов задачей, сопоставимой по стоимости со строительством автомобильного тоннеля за каждый километр. На восток до Атлантики — почти 4000 километров только до портов побережья, а дальше еще танкерным транспортом до конечного потребителя.

Остается только южный маршрут — к нефтеперерабатывающим заводам и, что самое важное — индустриальным центрам-потребителям — в США. Проект нефтепровода «Кейстоун XL» и был этим самым южным коридором, способным ежедневно перебрасывать 830 000 баррелей нефти от нефтяных полей Альберты к перерабатывающим заводам Мексиканского залива. Безальтернативным — за все семь лет споров вокруг проекта никто не предложил какой-то другой вариант. И сторонники, и противники называли «Кейстоун» безупречным с точки зрения технических решений и экономической модели.

Спор шел куда шире — схлестнулись две самые мощные лоббистские группировки США: экологическое лобби как таран либерального истеблишмента и энергетическое лобби как таран консервативного истеблишмента.

Именно поэтому кейс «Кейстоун XL» так интересен для понимания пружин, управляющих сегодня американской политикой.

Прежде всего, выбор момента. В тексте, которым президент США Барак Обама сопровождал свое вето на принятый и Конгрессом, и Сенатом законопроект, разрешающий строительство нефтепровода «Кейстоун», Барак Обама сказал дословно следующее:

«Америка сегодня является мировым лидером, когда дело доходит до принятия серьезных мер по борьбе с изменением климата. И, прямо говоря, утверждение этого проекта было подрывом этого глобального лидерства… Через три недели я с нетерпением жду встречи с моими коллегами, мировыми лидерами в Париже, где мы соберемся вместе вокруг амбициозного проекта с целью защитить планету…».

Однако американские лоббисты-экологи (и, в первую очередь, их опора в истеблишменте демократов) вовсе не разделяют мнение Обамы по поводу американского лидерства в области экологии и политики управления климатом.

Владимир Путин везет на XXI конференцию по климату в Париж сенсационное предложение о сокращении Россией вредных выбросов в атмосферу на 70−75% к уровню 1990-го года. Споры о реалистичности этого предложения только разгораются — но слово сказано, текст на столе. Европейцы консервативней и везут в Париж предложение о своем снижении на 40% к уровню того же 1990-го. На этом фоне американские планы сократить на 28% выбросы к уровню 2005 года выглядят, мягко говоря, неубедительно.

Без победы при «Кейстоуне» экологическое лобби США показало бы миру свою неэффективность, что неизбежно сказалось бы на финансовом положении лоббистов. Придуманная и реализованная ими модель «экологического вымогательства» требует отдельного описания; здесь же важно отметить одну ее черту — она вся построена на убежденности шантажируемой корпорации в эффективности экологов-вымогателей.

Но логикой презентации в Париже определялась только календарная дата, а отнюдь не само решение. Его причины хорошо вскрывает исследование Pew Research марта этого года, детально изучившей отношения разных групп американского общества к проекту «Кейстоун XL».

Кто же может в сегодняшней Америке закрыть проект, стратегическая польза которого для экономики США и страны — ближайшего союзника очевидна; проект, создающий в момент строительства так необходимые Америке 40 000 рабочих мест в самом депрессивном секторе промышленного производства — тяжелой индустрии; проект, обеспечивающий рабочие места нефтепереработке южных штатов; проект, дающий мощный инструмент в нефтяной войне с саудитами? Кто тот скрытый манипулятор, к которому прислушивается — и выполняет его волю — президент США?

Уж точно не американский избиратель. Исследование Pew Research показывает, что соотношение сторонников и оппонентов проекта среди американцев — два к одному (61% к 27%). Казалось бы, нелепое решение для президента, которому кровь из носу нужно передать через год ключи от Овального кабинета однопартийцу.

Ну, с электоратом республиканцев, допустим, до известной степени можно не считаться — в нем поддержка проекта почти плебисцитарная, 84%. Но, может, ставка на электорат собственной партии? Отнюдь — даже среди демократического избирателя сторонников проекта в полтора раза (sic!) больше, чем противников (49% к 38%).

Афроамериканцы? Не подходит — 48% за при 38% против. Пенсионеры, которых экономика заботит уже куда меньше, чем облачка над головой? И снова не так — больше половины «за» при 32% против.

Единственная группа населения — крайне малочисленная — которая показывает обратную динамику, — это сторонники Демократической партии с годовым доходом от $100 000 и выше. Из всей структуры населения США.

Тонкость в том, что они и только они — несколько десятков тысяч человек из трехсот миллионов населения Америки — низовые спонсоры избирательной кампании Демократической партии. И именно они предоставляют часть своего небольшого офиса в провинциальном городке для местного штаба демократов. Они отдают свой небольшой ресторанчик для собраний агитаторов. Они размещают рекламу демократов на фургонах своей местной транспортной компании.

Еще полвека назад диктат избирателя правил выборами в Америке. Избирателя политики обольщали, ему старались понравиться, искали для него лучшие слова и лучшие места для этих слов.

Еще четверть века назад политические технологи правили выборами в Америке. Их переманивали и перекупали, им платили голливудские гонорары, им давали кафедры и факультеты.

Сегодня выборами в Америке правит низовой спонсор кампании. И его пристрастия на политический процесс, на политическое решение влияют сильнее, чем даже лоббистские усилия нефтяников.

Кейс проекта «Кейстоун» это блестяще иллюстрирует.