Конкуренция силовых центров в условиях хрупкого баланса на Южном Кавказе, как и ожидалось, привела к появлению угрозы подрыва региональной безопасности. Сегодня существует реальная перспектива серьезного кризиса, не оставляющая шансов на ошибку, в первую очередь, для стран региона.

Тема региональных конфликтов была поднята на саммите Большой восьмерки в Санкт-Петербурге. Примечателен тот фон, в условиях которого проходили обсуждения. Саммит был предварен сразу тремя терактами - одним в Приднестровье и двумя в Южной Осетии, а также признанием сопредседателей МГ ОБСЕ в своем бессилии сдвинуть с мертвой точки процесс урегулирования в Нагорном Карабахе. Между тем, полномасштабные боевые действия на Ближнем Востоке и вовсе дали право главам G8 смело констатировать провал большинства региональных миротворческих инициатив, исходящих от стран и международных организаций и осуществляемых в тех или иных форматах. Так что, и упреки концентрировать было особо не на ком.

Осетинский излом

С некоторых пор было очевидно, что США ведут на Южном Кавказе двойную игру. Взяв на себя соло в процессе урегулирования карабахского конфликта, они всячески способствовали росту степени радикализма в позиции Тбилиси по югоосетинской повестке. При этом задача президента Грузии Саакашвили состояла и состоит в том, чтобы максимально накалить ситуацию, но не допустить ее скатывания в фазу боевых действий. Стоит отметить, что президент Грузии с этой миссией пока прекрасно справляется. Более того, как раз в дни саммита он выступил с чередой резких заявлений, тем самым, стараясь привлечь внимание мировой общественности к грузинским проблемам уже через призму глобального форума. Создалось ощущение, что тема Грузии и стала центральной в переговорах президентов России и США в Санкт-Петербурге.

Практически под занавес парламент Грузии принимает популистское, а по определению МИД России "провокационное" постановление, обязывающее грузинское правительство начать процедуру вывода российских миротворцев и Южной Осетии и Абхазии. Популизм состоит в том, что правительство Грузии не в состоянии добиться этого в одностороннем порядке. Саакашвили выступает с новой инициативой о встрече с президентом России, хотя его последняя встреча с Путиным ничего не дала.

Расчет здесь прост - создать впечатление, что президент Грузии ведет переговорный процесс непосредственно с президентами России и США и в ходе перманентных встреч получает от них информацию об итогах российско-американского диалога по грузинской проблематике. Важным обстоятельством становится то, что до встречи Буш-Путин в Санкт-Петербурге Саакашвили встречался с каждым из них по отдельности. Российской стороне пришлось несколько остудить прыть грузинского президента, заявив, что Михаил Николаевич, видимо, испытывает "жажду общения". По сути, это означало, что говорить не о чем.

В практической плоскости, на фоне пассивности команды Саакашвили в абхазском направлении, ее напористость на осетинском фланге особенно бросается в глаза. Выбор сделан не случайно. Имеющихся ресурсов у Тбилиси хватает пока только для давления на Цхинвали, но, несомненно, в случае успеха, этот ресурс астрономически возрастет. Речь идет, в первую очередь, о внутреннем ресурсе. С другой стороны, если грузинским властям не удастся добиться решения вопроса Южной Осетии до начала зимы 2006 года, есть большая вероятность разворачивания в регионе крупных боевых действий. Терять в данном случае Саакашвили и компании будет уже нечего.

Со своей стороны осетинские руководители давно осознали, что их устранение рассматривается в Тбилиси вторым после Аджарии этапом восстановления грузинской мини-империи, что и подтолкнуло их к тесному союзу с Абхазией. Абхазия, справедливо опасаясь стать этапом №3, естественно, на такой союз пошла весьма охотно.

Именно существование такого тандема сегодня больше всего волнует руководителей Грузии, и именно поэтому они ищут решения конфликтов не с его участниками - Сухуми и Цхинвали, а на стороне.

При всей многогранности риторики Саакашвили, он ни разу не заикнулся о недопустимости заключения фактически военного союза, с его позиции, между двумя субъектами одного государства. В простой трактовке данный факт обозначает наличие на де-факто грузинской границе потенциальных двух фронтов, которые, и это самое главное, могут стать реальными одновременно.

Тбилиси практически отказался от переговоров с абхазской и югоосетинской сторонами, прекрасно понимая, что ничего существенного они не дадут. Между тем, главной задачей Саакашвили сегодня уже является удержание планомерно падающего вотума доверия среди собственно грузинского населения. Таким образом, вся надежда политиков в Тбилиси сегодня обращена в сторону некой силы, которая вынудит руководство Южной Осетии принять грузинский план урегулирования и, как это ни парадоксально, данной силой может стать только Россия.

Резюмируем, вся надежда Саакашвили - Россия.

Естественно, Саакашвили не надеется на то, что в Москве в одночасье решат оправдать его надежды. Во всяком случае, на данном этапе он надеется вынудить Россию оказать поддержку его инициативам путем неутихающих угроз применения силы и при дипломатической поддержке США. При этом характер поддержки Белого Дома тоже обладает специфическими нюансами.

Американцы способствуют планомерному росту давления на Москву, в том числе, как стало очевидно в дни саммита, с использованием вопроса вступления России в ВТО. Саакашвили озвучил новую позицию Грузию по данному вопросу как раз в дни саммита. Очевидно, данный шаг был санкционирован в Белом Доме во время его последней встречи с Бушем. С другой стороны американцы категорически против военной развязки, поскольку это мгновенно поставит под сомнение целесообразность их всей политики в регионе в течение последнего десятилетия. В итоге, Вашингтон поощряет грузино-российское противостояние как средство снижения активности Москвы в иных вопросах региональной повестки, но добиваться полномасштабного решения югоосетинского и абхазского конфликтов он не в состоянии, да и не спешит этого делать. Сами по себе эти конфликты интересы Вашингтону именно своим наличием, поскольку формируют прекрасную операционную систему сдержек и противовесов, держащих в напряжении ключевой фланг антироссийского пояса.

Но такой подход американцев не вполне устраивает грузинских политиков, взявших на себя обязательство отпраздновать Новый год (2007) в Цхинвали. В итоге, в Грузии формируется "партия войны", не верящая в то, что США действительно стараются уговорить Россию способствовать возврату Южной Осетии и Абхазии под юрисдикцию Грузии. Именно представители этой партии были авторами "прорыва" в Джавском направлении и спешного свертывания операции после замечания США.

Резюмируем, задача Саакашвили - удержать "ястребов" от несанкционированной войны.

Российская сторона, безусловно, осознавая в какой цейтнот загнали себя сами грузинские руководители, становится объектом серьезного по грузинским меркам дипломатического демарша.

Здесь стоит отметить, что осуществление второго грузинского этапа (возврат Южной Осетии) грозит обернуться для России самыми неприятными последствиями, старт которым будет дан демографической и социально-политической дестабилизацией в Северной Осетии. Не поймут такой маневр и абхазы, не говоря уже о других субъектах в регионе и за его пределами. Ясно также, что Грузия не пойдет на референдум в Южной Осетии, а если и пойдет, то только после получения исчерпывающих гарантий со стороны его организаторов в том, что результаты голосования будут в пользу "цхинвальской автономии".

Россия стоит перед выбором.

С одной стороны напрашивается необходимость подольше удержать напряжение, что, в конечном итоге, просто сметет грузинских руководителей с их постов, с другой - есть риск вконец обесценить рычаги влияния в регионе и при этом оказаться втянутой в региональную "потасовку".

По всей видимости, к настоящему времени в российской политике возобладает позиция, согласно которой растущее напряжение вокруг конфликтов при невозможности их урегулирования мирными средствами не исходит в первую очередь из интересов самих конфликтующих сторон. Проще говоря, истерика Грузии не сулит ничего хорошего для самой Грузии, ибо она направлена против России, практически всецело контролирующей миротворческий и переговорный процесс. Отсюда и выжидание, сопровождаемое четкими сигналами о готовности дать самый жесткий ответ в случае попытки грузинской стороны решить проблемы силовым методом.

Насколько оправдана такая тактика, сказать сложно, но она, бесспорно, имеет право на существование.

Между тем, главным негативом выжидания становится развитие альтернативных систем и блоков в регионе, фактически отгороженном Грузией. Сегодня можно говорить о некоем результате регионального политического процесса, протекающего без участия России, в виде полноценного грузино-мусульманского пояса (Азербайджан-Грузия-Турция). В результате координированной политики эта троица планомерно выводит регион из поля воздействия Москвы, ведя с одной стороны доброжелательную политику (Анкара-Москва), с другой - сбалансированную (Баку-Москва), а с третьей - реакционную (Тбилиси-Москва).

Не случайно Грузия, ключевое звено проекта, формирует перечень своих стратегических партнеров из числа собственно участников пояса (Азербайджан, Турция), ее главного спонсора (США), а также потенциальной участницы (Украина). К текущему моменту несомненный провал программы вывода Украины (как оказалось, наиболее слабого звена) из поля влияния России локализовал проект, не дав ему растянуться вдоль всей европейской границы России до Прибалтики. До этого, провал американской политики в Средней Азии поставил крест на перспективе вовлечения в проект и этого региона, что, по-видимому, являлось уже глобальной задачей США.

Вместе с тем, политико-коммуникационная линия Азербайджан-Грузия-Турция с политической поддержки и финансирования Запада давно перестал быть сугубо виртуальной или риторической. Вскоре к действующему уже нефтепроводу Баку-Тбилиси-Джейхан (БТД), практически протянутому газопроводу Баку-Тбилиси-Эрзрум (БТЭ), добавится железная дорога Карс-Тбилиси-Баку (КТБ).

Тем не менее, последствия локализации проекта грозят обернуться его полным крахом. В существующем виде он не просто убыточен, но и в силу своей чрезмерной политичности - опасен. Коммуникационный коридор не может бесконечно выполнять функцию политического буфера. В один день он будет просто прорван или заброшен, поскольку не сулит достаточной для своей масштабности экономической отдачи. С другой стороны, охрана политического коридора гораздо более сложное предприятие, нежели обеспечение безопасности экономически выверенного проекта, к которому могут присоединиться и другие участники регионального и глобального рынков.

А пока, президенты стран грузино-мусульманского пояса демонстрируют миру второй этап создания изолированного, увы, но пока только южнокавказского коридора. Он был наглядно представлен на карте трассы БТД, который держали в руках Саакашвили, Алиев и Сезер недавно в порту Джейхан в ходе торжественного открытия нефтепровода. По сути, президентами трех стран была продемонстрирована новая карта региона, предполагающая его территориальный (географический) отрыв от Ирана, посредством отторжения от Армении так называемого "мегринского (зангезурского) клина". Именно на данном участке проходит армяно-иранская граница. Помимо обеспечения сухопутной связи между Азербайджаном и Турцией, это позволит сорвать строительство газопровода Иран-Армения или взять его под контроль уже после пуска, а в дальнейшем, может быть, и нивелировать возрастающую транзитную роль Грузии.

В условиях фактического ступора переговоров по урегулированию карабахской проблемы и снижения операционной эффективности армяно-российского военного сотрудничества, данный план может быть осуществлен при поддержке Турции. Сегодня Турция стремится вывести отношения с Россией на тот уровень, сохранение которого будет для России вопросом первостепенной важности. По сути, Россия сегодня развивает совместные проекты с Турцией, не прибегая к посредническим или транзитным услугам стран Южного Кавказа - напрямую. Выход на турецкий газовый рынок через Черное море решил для России многие вопросы. Достигнут ряд стратегических целей, в том числе: обеспечение новых путей поставок газа в Европу, развитие серьезных проектов по строительству крупных газовых хранилищ на турецкой территории, повышение уровня экономического взаимодействия с турецкой стороной, в том числе по части нефтяного экспорта и т.д. Российско-турецкие отношения действительно выходят на качественно новый уровень, что налагает и определенную ответственность по их сохранению.

Если российско-турецкие отношения вне Южного Кавказа развиваются практически безоблачно, интересы этих стран в указанном регионе, как минимум, не сходятся. Стоит упомянуть, что Турция является страной, наиболее активно участвующей в профессиональном становлении и материально-техническом обеспечении грузинской армии. Позиция Турции в определенный момент может стать ключевой и в нагорно-карабахской проблематике. Анкара, несомненно, только и ждет подходящего момента, чтобы во весь голос заявить о себе. Единственное, что мешало и мешает ей сделать это до сих пор - это российское военное присутствие в Армении. С этой точки зрения, затягивание процесса урегулирования карабахского процесса параллельно с выдавливанием России из региона, вне всякого сомнения, является частью турецкой политики, во многом, но не во всем созвучной политике США.

Американцы предоставляют Анкаре возможность проектировать, а в некоторых случаях и осуществлять свои проекты в регионе, стараясь при этом не допустить явного доминирования турецких интересов. Стоит отметить, что в определенный момент, особенно в случае создания азербайджано-турецкого коридора по фактически реабилитированному Анкарой и Баку плану Гобла, Турция может получить основания для выдвижения собственных инициатив по Карабаху. Они могут быть выдвинуты в контексте предоставления НАТО возможности дислоцировать свои силы непосредственно на армяно-иранской границе.

Данные предположения могут быть воплощены в долгосрочной перспективе, и Армения, несомненно, год от года теряющая гарантии эффективной защиты со стороны России, может стать объектом серьезной агрессии и фактического территориального раздела по аналогу, представленному на вышеописанной карте БТД. Данная перспектива станет еще более реальной в случае дестабилизации ситуации вокруг Ирана, к чему и ведет новая фаза вооруженного противостояния на Ближнем Востоке. Втягивание Сирии и Ирана в войну с Израилем как следствие бомбардировок Ливана сегодня не кажется чем-то нереальным. Очевидно также, что реши Иран вступить в конфронтацию, это мгновенно взорвет ситуацию на всем обширном пространстве, называемом американскими функционерами Большим Ближним Востоком.

Возвращаясь к политике России в регионе Южного Кавказа...

В предвкушении катаклизмов, которыми, несомненно, обернется любая попытка продавливания тех или иных схем решения этнических конфликтов в регионе, Москва выдвигает на первый план идею референдумов, будучи практически уверенной, что прикладного характера она не имеет. В ответ на создание буфера в виде Грузии, российская сторона поощряет создание ответного буфера из Южной Осетии и Абхазии. Это решает одну проблему, но создает множество других: потеря стратегического плацдарма на Южном Кавказе - Армения, закрепление США в зоне традиционного влияния, потеря возможности наращивания экономического влияния в регионе, вследствие отсутствия железнодорожного сообщения, не понижающийся риск быть втянутой в военные действия на собственной границе и т.д. В данной ситуации Россия практически забросила безуспешные попытки приватизировать проложенный еще при советах газопровод через Грузию в Армению, который вскоре и вовсе потеряет свое значение. Направление "Север-Юг" катастрофически теряет актуальность в условиях конфронтации с Грузией и неопределенности судьбы Ирана. Россия предпочитает выжидать, перманентно отгораживаться от региона, вводить экономические и гуманитарные санкции против Грузии, однако логический ход событий данные действия пока изменить не смогут.

Совершенно очевидно, что Россия выбрала меньшее из зол, и решила просто отсидеться, демонстрируя, время от времени, грозный оскал. К чему приведет такая политика, станет ясно в самое ближайшее время - после подведения итогов саммита "восьмерки" и знаков новой активности стран грузино-исламского пояса.

Виктор Якубян - эксперт по проблемам Южного Кавказа