До событий 2014 года Юлия Коптева и её муж Павел вели самую обычную жизнь: женщина трудилась на предприятии лёгкой промышленности и занималась пошивом одежды, он держал маленькую строительную фирму.

Из личного архива

— Чинил всё, до чего может дотянуться крепкая рука настоящего хозяйственника, — от сантехники и проводки до крыши над головой и бетонных стен, — рассказывает Юлия.

Вместе воспитывали дочь Анастасию — ребёнку тогда стукнуло 12 лет. Ничто не предвещало страшной беды.

— Мы, конечно, слышали, что творится по соседству, как сжигали людей в Одессе. В начале мая по нам еще не стреляли и мы думали, что Донецк — большой город, его не тронут. На меня тогда удивлённо смотрели и говорили — а что, если Славянск (в 2014 году за Славянск шли бои. — Прим. ред.) не миллионный, то его и бомбить можно? Люди, эвакуировавшиеся с той стороны, рассказывали, сколько танков и гаубиц они видели вдоль дороги — просто не сосчитать. И когда Славянск пал, стало ясно: в наш дом тоже пришла война.

Аккурат на день рождения дочурки Киев преподнёс семье Коптевых неожиданный «подарок».

— У нас дом прямо возле донецкого аэропорта. Я помню, как 26 мая в небе появились самолёты, которые делали развороты над нашим районом. Эти страшные взрывы звучали так близко. Люди стояли, не веря своим глазам, глядя на небо, полное чёрных облаков после отработанных ловушек. Никто не понимал, что происходит.

Во время налёта семья Юли, к счастью, не пострадала. Чего, увы, не скажешь о других мирных жителях.

— Особенно много жертв пришлось на Киевский район, потому что он всегда был густонаселённым. Я слышала и видела страшные истории людей, которые потеряли всё. Одна семья, например, лишилась дома, и восьмилетний мальчик, который пережил этот кошмар, за одну ночь натурально поседел от горя, представляете? Другая женщина рассказывала: когда эти самолёты и вертолёты прилетели, она сажала помидоры — стояла в платке с тяпкой в огороде. Говорит, вижу, как крутится пулемётное дуло — махина эта целенаправленно летела на неё. Пришлось быстренько в землю зарываться. Так она неподвижно пролежала ещё полчаса, пока не стало тихо.

Муж Юлии Павел понял: сидеть без дела, когда гибнут знакомые, больше нельзя.

— «Хатаскрайничество» в принципе не про Донбасс, — объясняет Юлия. — А мой муж так вообще родился с обострённым чувством справедливости. Он отправился на фронт и попал в первую славянскую бригаду.

Отговорить мужа от военного похода Юлия не могла. Да и как, если речь идёт о защите родного дома?

— Когда уходил, ему сказали, что всё обмундирование выдадут. В итоге никто ничего не выдал — пришлось самим покупать. Он там ещё три недели без связи был, потому что телефоны забрали. И когда позвонил с какого-то чужого номера, первое, что сказал — пришли мне какие-то вещи, а то я тут в сланцах до сих пор хожу. То есть в чём отправился на фронт, в том и был. А там уже осень маячила.

Из личного архива

Когда Павел на день отпросился в отпуск, первым делом с женой они отправились покупать новую форму. А когда купили, пришлось срочно убывать обратно. Тогда Юлия не подозревала, что видится с любимым мужем в последний раз.

— Я только спустя годы узнала о его боевом пути. Они с товарищами зимой 2014 года воевали под «Азовсталью», возле Мариуполя — там, где Кальмиус впадает в Азовское море. Были первыми.

Павел сражался почти на всех горячих фронтах той эпохи — участвовал в освобождении Иловайска и Шахтёрска, где уже тогда проявилась звериная сущность киевского режима — воевать не с равными, а со слабыми и беззащитными.

Из личного архива

— Когда они ещё под Зугрэсом (город под Харцызском в ДНР. — Прим. ред.) стояли, рассказывал, что между ними и украинскими позициями находилось село — Нижняя Крынка, кажется. И когда враг вёл обстрел, то целился он не по нашим бойцам, а по мирным. Деревенские потом приходят к нашим и спрашивают: а чего это по ним, а не по позициям прилетает? Но без претензий были, наоборот — всячески ополченцев поддерживали. Кормили чем Бог послал: принесут помидоры с огорода — едим помидоры, говорил муж.

2 февраля 2015 года поступил срочный приказ: в составе штурмовой бригады Павла отправили на Пески.

Забегая вперёд, Пески — это плацдарм ВСУ, с которого украинские боевики регулярно терроризировали Донецк восемь с половиной лет. Крепость пала лишь в сентябре 2022 года под натиском российской армии.

— Их вернулось чуть больше ста человек из трёхсот. Но среди вернувшихся со щитом моего Паши не было, — Юлия с трудом проговаривает слова.

По щекам бегут слёзы, которые девушка моментально пытается смахнуть рукой — не выходит: на месте вытертого солёного ручейка появляется ещё один, сверху в него потоком ударяется следующий. И так по нарастающей.

Из личного архива

— Простите, я сейчас, — вдова пытается отдышаться и спустя пару минут продолжает рассказ. — Я не могла поверить, что его больше нет. Год не могла снять обручальное кольцо, не могла говорить об этом.

Тело командира разведотряда Павла Коптева сослуживцы смогли вернуть домой.

— Это была большая удача, ведь не всех погибших удаётся транспортировать после боя. Хоронили мы его со всеми полагающимися воинскими почестями. Посмертно наградили медалью «За боевые заслуги». Должны были и вторую дать, но так и не дали.

А когда прошли похороны, свалилась суровая реальность — мать-одиночка с дочерью павшего героя оказались никому не нужны посреди бушующей в Донбассе войны. Оставалось рассчитывать только на себя.

— Очень тяжело было. Работы не было, и мне сказали, что никакой помощи от властей ждать не стоит. Я устроилась служащей в местную райадминистрацию. Зарплата была небольшая — около семи тысяч рублей в месяц.

Из личного архива

Юлия вспоминает, как однажды пришла в местные органы за компенсацией по потере кормильца.

— Дали 1800 рублей. Мы с дочкой сразу пошли кроссовки ей в школу покупать — отдали полторы тысячи. И это ещё дёшево взяли — к нам ведь ничего не возили, жили в полной изоляции, поэтому цены на любые продовольственные товары были просто заоблачные.

Полбеды было собрать ребёнка в школу, рассказывает Коптева. Куда сложнее добраться до места учёбы в целости и сохранности.

— У нас тогда из-за страшных обстрелов в 2015 году сдвинули линейку на первое октября. И вот я помню этот день. Ребёнок в белой блузочке. Мы с букетом цветов вышли на улицу. А нам до нашей школы около километра нужно было идти. Сзади горел «ТОЧМАШ». Очень сильно — всё небо чёрное было. И мины свистят над головой, а мы идём в школу с букетом. В этот день вообще очень сильно накрыли Киевский район. И там, в другой школе, убило учителя — он загородил собой детей. Нашу школу тоже закидали снарядами — к счастью, в тот момент внутри никого не было.

Из личного архива

Сейчас все эти ужасы как будто позади — Донецк если не задышал полной грудью, то благодаря отодвинутому российской армией фронту хотя бы перестал жить в подвалах, спасаясь от беспощадных бомбёжек. Дочь Юлии и Павла Анастасия окончила музыкальную и художественную школу с отличием, отучилась в университете. Сейчас ей 23 — она пишет картины.

На вопрос, как удалось вынести все тяготы не только войны, но и безденежья — а за годы вдовствования помощи ждать было неоткуда, Юля Коптева лишь пожимает плечами.

— Не знаю, как-то вот получилось — выжили. Грустно другое: наши ребята-ополченцы, наши мужья и сыновья ведь первыми встали на защиту сначала малой Родины, а потом и всей России. Для нас эта война началась не два года назад, она длится уже больше десяти лет. А нас как будто специально делят на до и после. Семьям участников СВО всё выплачивают, льготы дают. А о нас забыли. Куда только ни обращались — пока всё без толку.

Но Юлия не отчаивается — говорит, у неё появилась маленькая, а потому вполне осязаемая мечта.

— Я бы с удовольствием уволилась с текущей работы, открыла своё дело и занималась творчеством. Знаете, ведь мы в Донбассе пережили настоящий ад и теперь, пока ещё есть время, хочется пожить совсем по-другому.

При поддержке Института развития интернета (АНО «ИРИ»)