Глава Росрыболовства: накрутки на цену рыбы делают перекупщики, а не рыбаки

На вопросы ИА REGNUM о ценах на рыбу, программе «квоты под киль», возможности вывода горбуши из списка особо ценных рыб, выращивании семги и форели и о многом другом рассказал глава Росрыболовства Илья Шестаков.

Владимир Станулевич: Как Вы считаете, спрос на рыбу на внутреннем рынке удовлетворен или нет? Какие Вы видите перспективы потребления рыбы в России, и как увеличить его объемы?

Илья Шестаков: Основной объем рыбы на отечественном рынке — это продукция наших рыбаков. Минтай, сельдь, треска и пикша, горбуша, кета, корюшка, шпроты и килька, иваси, различные пресноводные виды рыб — перечень длинный. Разумеется, есть и импорт — у нас открытый рынок. Но ввозится преимущественно та рыба или морепродукты, которые мы не добываем либо добываем, выращиваем в небольшом количестве, например, тунца или атлантического лосося.

Но, разумеется, вопрос не только в объемах добываемой рыбы, но и в ее цене для потребителя, в широте ассортимента.

По данным Росстата, объем потребления рыбы по итогам 2020 года составил 22,2 кг на человека, что соответствует рекомендациям Минздрава. Хотя, конечно, мы прислушиваемся к оценкам отраслевых союзов, которые приводят разные данные по потреблению. В любом случае увеличение доступности рыбной продукции на отечественном рынке — для нас приоритет.

Долгое время отрасль развивалась по сырьевому типу. Значительные объемы рыбы шли прямо из моря на экспорт, что, конечно, не способствовало развитию переработки и инфраструктуры. Сейчас мы меняем ситуацию, стимулируя модернизацию отрасли. Прежде всего — предоставляем специальные квоты на вылов рыбы тем компаниям, которые строят береговые заводы и высокотехнологичные суда. Так государство помогает рыбопромышленникам быстрее окупить затраты и переориентироваться на новый формат производства.

Созданные к 2030 году мощности позволят увеличить долю продукции с высокой степенью переработки в структуре производства до 80% с нынешних 25%. Будет расширен ассортимент, повысится доступность современной продукции. Кроме того, новые заводы уже начали «подтягивать» за собой развитие логистической инфраструктуры, что поможет улучшить ситуацию с доставкой рыбы.

Владимир Станулевич: Надо ли расширять субсидирование рыбной отрасли по примеру субсидирования производства молока и мяса, и кто должен быть получателем субсидий, чтобы эффект был максимальным?

Илья Шестаков: Добыча дикой рыбы в целом имеет хорошую рентабельность, и квоты осваиваются почти в полном объеме. Тем более если мы говорим о влиянии субсидирования на ценообразование, то здесь оно может не сработать, так как основные накрутки происходят не у рыбаков, а у посреднических торговых структур.

Но ряд специальных мер господдержки необходим. И некоторые из них уже появляются. Вводится субсидирование перевозок продукции из минтая по железной дороге с Дальнего Востока в центральную часть страны. Другая мера — компенсация до 30% затрат на судовое топливо при промысле в районах, отдаленных от российского берега. Это нужно, чтобы более активно развивать рыболовство в Мировом океане, а не только в российской экономзоне. Уже со следующего года рыбаки смогут получать эту субсидию. С прошлого года заработал механизм господдержки для тех рыбаков, кто работает на неквотируемых объектах промысла. Они могут рассчитывать на возмещение части затрат при строительстве маломерных и среднетоннажных судов на отечественных верфях.

Вместе с тем надо поддержать строительство специализированных судов, чтобы развернуть промысел антарктического криля и тунцов. Важно создавать условия для развития перевозок по Северному морскому пути, а для этого, по мнению участников рынка, нужна господдержка.

На аквакультуру уже распространены все основные меры господдержки, которые есть в сельском хозяйстве. Сейчас работаем над тем, чтобы ускорить развитие производства рыбных кормов и рыбопосадочного материала.

Владимир Станулевич: С чем связаны планы по повышению налога на вылов водных биоресурсов? Полученные доходы от налога будут направлены на модернизацию судоверфей, портов или уйдут в общий бюджет?

Илья Шестаков: Запланирована не только индексация ставок сбора (налог на тонну выловленной рыбы и морепродуктов — прим.), изменится принцип предоставления льгот при уплате этого налога. Сейчас льготу — налоговый вычет — получают очень многие, в том числе те, кто везет рыбу прямо из моря на экспорт. Считаем справедливым предоставлять эту льготу только тем, кто инвестирует в развитие переработки и строит суда на территории России. Тем, кто ловит рыбу в «прибрежке» и поставляет свежую рыбу на наш берег.

Поэтому планируется ввести дифференцированный подход к взиманию налога. Если рыбак будет перерабатывать улов или же поставлять рыбу именно на российский берег, он будет платить только 15% ставки сбора.

Дополнительные доходы от сборов пойдут в общий бюджет, но обсуждаем с Минфином, чтобы, как и по итогам крабовых аукционов, часть полученных доходов направить именно на нужды рыбной отрасли: на научные, ресурсные исследования, на субсидии для новых судов.

Владимир Станулевич: Рыба становится всё более дорогим продуктом. Насколько после повышения ставок сбора ожидается рост цен на нее?

Илья Шестаков: Ставки сбора менялись последний раз более десяти лет назад и давно отстали от реальных рыночных цен. Тем более что нет прямой зависимости между ценами у рыбаков и на прилавке. Поэтому на розничных ценах повышение ставок сбора не отразится.

Приведу конкретный пример: основа российского промысла — охотоморский минтай, и сегодня ставка сбора в расчете на 1 кг рыбы составляет 3,5 рубля, а с учетом льготы — около 53 копеек. При индексации ставка составит 4,3 рубля, а с учетом льготы рыбак будет платить около 65 копеек. Сейчас отпускная цена минтая на Дальнем Востоке — 70 рублей, а розничные цены в Москве — в среднем 150 рублей, то есть налог в розничной цене будет занимать, как и сейчас, менее 0,5%. Несравнимо большее влияние на ценообразование оказывают рыночные факторы.

Владимир Станулевич: Китай сократил закупки российской рыбы в качестве сырья. Сообщалось, что Россия заходит на рынки Кот-д'Ивуара, Ганы, Бенина, Камеруна, Швеции, Индии и др. Насколько заключенные и ожидающиеся контракты компенсируют потерю китайского рынка?

Илья Шестаков: В Китай поставки продолжаются, но в меньшем объеме. За восемь месяцев отгружено 214 тыс. тонн, что на 72% тонн меньше, чем год назад. «Высвободившийся» объем минтая идет и на российский рынок, а не только на экспорт.

Если говорить именно о внешних рынках, то в два раза вырос объем поставок в Республику Корея, на 70% — в Японию. Увеличились, хотя и не так значительно, поставки на рынки европейских стран. Растут отгрузки в африканские страны. Объемы поставок на новые рынки пока небольшие, но это только начало пути.

И опять-таки, повторю, будет меняться сама структура экспорта в ближайшие годы. Большая часть добытого минтая будет перерабатываться в России, а уже потом поставляться как готовый продукт на разные рынки, а прибыль будет оставаться в российских регионах.

Владимир Станулевич: На ВЭФ подписано соглашение между корпорацией «Рыба.РФ» и ВЭБом по развитию рыбных портов на Дальнем Востоке. Насколько государство готово со своей стороны вложиться в необходимую береговую инфраструктуру, транспортные коммуникации, энергетику?

Илья Шестаков: Без сомнения, это важный проект, и мы со своей стороны готовы его поддержать. Отрасли необходимы современные рыбные портовые терминалы со всей необходимой инфраструктурой — холодильниками, площадками для рефконтейнеров, обслуживанием судов.

Владимир Станулевич: По строительству каких траулеров по инвестиционной программе сорваны сроки сдачи и почему? Росрыболовство помогает заказчикам в работе с верфями или это «бизнес-риски»?

Илья Шестаков: Есть задержки по срокам строительства, но срывов проектов нет. Сроки примерно по 20 судам перенесены в среднем на два года. Не оправдывая нарушителей сроков, всё-таки отмечу, что такого масштабного строительства рыболовных судов ещё не было. По контрактам, уже подписанным между Росрыболовством и инвесторами, будет построено более 90 рыбопромысловых судов, включая супертраулеры длиной более ста метров и краболовы. Это стало вызовом для судостроителей, которые, как видим, недооценили весь масштаб программы.

В первую очередь на затягивание сроков повлияли финансовые проблемы у верфей, которые стали очевидны уже при реализации проектов. Разумеется, мы отслеживаем ситуацию, но вмешиваться в бизнес-отношения выше своих полномочий мы не можем. Но постараемся минимизировать риски их возникновения на втором этапе программы.

Чтобы не сгущать краски, отмечу, что строительство продолжается, и за первые два года строительства уже привлечены дополнительные кадры, компетенции, отлажено большинство процессов. Передано заказчикам шесть судов, 36 судов спущены на воду.

В отличие от судостроения, где у рыбаков почти нет возможности влиять на исполнителя по соблюдению сроков строительства, береговые заводы возводятся в основном в запланированном темпе. За два года введены в эксплуатацию 20 предприятий, и только четыре находятся на стадии реализации.

Владимир Станулевич: Если начало второй инвестпрограммы строительства судов в 2023 году «слишком оптимистично», то какие сроки Вы считаете реальными?

Илья Шестаков: Мы продолжаем обсуждать этот вопрос с участниками рыбной отрасли и верфями. Судостроительные предприятия просят перенести начало второго этапа на 2025 год. И сами инвесторы выступают в основном за то, чтобы начать программу, когда основной объем судов будет достроен, то есть с 2025—2026 годов.

Поэтому будем смотреть на ситуацию, на ход строительства, на заинтересованность инвесторов и, исходя из этого, принимать решение по срокам. Предстоит еще определиться по требованиям к объектам инвестиций. Поясню: программу планируется продолжить только на Дальнем Востоке, где самый большой флот и объем вылова. Там необходимо строить и береговые заводы, и новые траулеры, и транспортные суда для нужд рыбаков, и холодильные мощности. Если по двум первым объектам имеется опыт, то по остальным предстоит определить, за счет каких, инвестиционных или крабовых, квот стимулировать их строительство и какие базовые технические требования к ним предъявлять.

Владимир Станулевич: Вы сообщили, что на Северном бассейне программа инвестквот выполнена. Значит ли это, что на Севере инвестквоты будут распределены на другие объекты, и какие?

Илья Шестаков: Не совсем так. Реализация всех мероприятий в рамках первого этапа инвестпрограммы позволит обновить 80% рыболовного флота на Севере и создать мощности для переработки большей части улова. Поэтому дополнительно распределять квоты под новые аналогичные проекты считаем пока нецелесообразным.

Будем ли мы направлять квоты на другие объекты — это вопрос дальнейших обсуждений. Не все вопросы надо закрывать за счет квот. Надо использовать тот инструментарий, который есть в рамках создания территорий опережающего развития, арктических программ и так далее. Пример компаний «Антей» и СЗРК, создавших проект «Рыба.РФ», показывает, что бизнес в какие-то проекты готов вложиться сам. То есть, подчеркну, к развитию инфраструктурных проектов подходим комплексно.

Владимир Станулевич: Не пора ли исключить горбушу на Севере из реестра особо ценных рыб, так как она засоряет реки после нереста дохлой рыбой, возможно, сокращает поголовье семги, и считается, что чем больше ее ловят, тем лучше? Рыбаки предлагают даже снять все ограничения по ее лову.

Илья Шестаков: Горбуша попала на Север России с Дальнего Востока в советские годы. На Кольском полуострове, где традиционно обитал атлантический лосось, в рамках провели научный эксперимент по акклиматизации кеты и горбуши. С Дальнего Востока привезли икру и полученных мальков выпустили в естественные водоемы. Кета не прижилась, а горбуша почувствовала себя здесь себя очень неплохо.

Ученые и сегодня продолжают отслеживать процесс ее расселения. На 100% однозначные выводы делать нельзя, тем не менее результаты исследований за более чем полувековую историю не показали нанесения существенного вреда экосистемам. Что касается наполнения рек после нереста останками рыбы, то здесь, наоборот, даже можно возразить. Северные реки, как правило, достаточно бедны питательным планктоном. Горбуша, погибая и разлагаясь, насыщает воду рек азотом, фосфором и другими элементами. Они питают планктон, а тот служит кормом для молоди всех видов рыб.

Эксплуатация любого ресурса, в том числе горбуши на Севере, требует рационального подхода. Да, можно обсуждать локальное исключение горбуши из перечня ценных видов рыб, но не истребление.

Владимир Станулевич: Сообщение, что Россия обеспечивает себя полностью устрицами, вызвало у некоторых усмешку. Обеспечивает ли себя Россия рыбой, популярной среди населения с достатком ниже среднего?

Илья Шестаков: На отраслевом форуме, где звучала эта информация, мы обсуждали разные темы, но устрицы стали одной из самых медийно обсуждаемых. Это говорит скорее не о наших приоритетах, а об интересе СМИ к этой теме. И хотя моллюски — деликатесный продукт и востребован преимущественно в ресторанном сегменте, это ни в коей мере не умаляет заслуги российских предприятий, которые смогли создать эффективные производства.

Кроме того, за последние пять лет выросли почти в три раза объемы выращивания форели и семги, что позволило заместить значительную часть импорта. Хотя это не самая дешевая рыба, но спрос на нее продолжает расти, а российские рыбоводы обеспечивают высокое качество продукции. Растет производство и других объектов мари — и аквакультуры.

Если говорить о дикой рыбе, то российский вылов минтая, сельди, трески, пикши, морского окуня, кальмаров, килек и шпрота и многих других видов водных биоресурсов позволяет удовлетворять потребности рынка. Три года назад мы возобновили промысел сардины иваси, два года назад — промысел кильки на Каспии. Продукция из этих видов рыб есть, пожалуй, уже во всех регионах.