Россия и национальный вопрос

Россия исторически сложилась как многонациональное государство, и потому национальный вопрос всегда в ней вызывал острые споры. Это отличает её от государств-наций, состоящих из народа одной доминирующей национальности. Превращение населения России в нацию в российских правящих классах никогда не считалось правильной политикой, и весь упор делался на развитие лояльности компактно проживающих народов существующей российской государственности, в каком бы виде она ни выступала.

Россия — государство, созданное русскими, причём в это определение русскости входит не этнос, а группа этносов. Русский этнос строился как союз племён, и это были не только славяне, но и представители тюркских и финно-угорских этносов. Их ассимиляция со славянскими племенами привела в итоге к изменению русских как представителей отдельной группы европеоидной расы.

Настоящий плавильный котёл. Причём внутри русского этноса продолжали образовываться определённые внутренние субэтносы — южане отличались от северян, жители востока от жителей запада. Так шёл процесс русского национального строительства.

Всю историю России её сопровождали процессы перемешивания населения, что сглаживало формирование разных этнических признаков у выходцев из разных регионов, предотвращало возникновение регионального сепаратизма и поощряло ассимиляцию в русском культурном коде.

Встречный процесс сопротивления ассимиляции у народов внутри ареала проживания русских славян или на его окраинах создавал течения защитного национализма, предохраняющего малые этносы от размывания, в том числе и представителей русско-славянского этноса, живущего в качестве нацменьшинств на российских национальных окраинах.

Так сложились этнические группы внутри русского суперэтноса. Объединить их пытались много веков, но получилось это лишь на базе принятия христианства — здесь интеграционная идея была декларирована на более общем понятийном уровне, и это оказалось приемлемым для племён разных этнических групп. Со временем русскими стали считаться носители религии православной ветви христианства, а не обладатели определённых биологических и расовых признаков.

Когда говорят, что Россия — государство русских, в строительстве которого нацменьшинства тоже принимали участие, это относительно верно, но относительно потому, что русские к тому времени уже сами были достаточно смешанным этносом, и смешение продолжалось всю российскую историю. Особенно сильна была ассимиляция в ХХ веке — стоит просто сравнить фотографии русских людей конца XIX и конца XX веков. Неизменный тип остался лишь в глухих российских деревнях, где состав населения не менялся.

На самом деле все нынешние государства-нации являются продуктом смешения своих субэтносов. И Испания, и Италия, и Франция, и Англия, и Германия, и Австрия с Венгрией, и Чехия со Словакией, и балканские страны — все они сложились из малых этнических групп, до сих пор сохранивших свою идентичность и диалекты.

То же самое мы увидим на Кавказе, в мире ислама и буддизма. Индия и Китай до сих пор существуют как союз совершенно разных этнических и языковых групп, даже своих сограждан не считающих порой полноценными представителями своего этноса.

Проблема полиэтнических государств в том, что они постоянно ищут объединительную идею для своих народов, борясь как с национализмом титульной нации, так и с национализмами субэтносов.

Щекотливость момента тут в том, что борьба с национализмом нацменьшинств, в пределе ведущим к сепаратизму, не должна выглядеть как национальное угнетение большой нацией малых наций. Любая власть тут неизбежно оказывается между молотом националистов титульной нации и наковальней националистов нацменьшинств. Угодить и тем, и другим одновременно совершенно невозможно.

Чувствительность к национальному компоненту в политике и элитах государства становится болезненной в периоды кризиса государственной идеи. Когда прежние интегрирующие доктрины утратили актуальность, а новых не создано. Именно в этот момент вылезают из пещер спящие до поры духи национального сепаратизма и противостояния. Нечего и говорить, что эти процессы всегда внимательно отслеживаются и стимулируются геополитическими врагами и противниками.

Парадокс националистов том, что, враждуя по национальному критерию с другими народами, они уважительно оценивают государственный национализм своих заклятых врагов, если он проявлен в их политической системе. Казалось бы, если быть последовательным, то всё, что существует у врага, должно подлежать неприятию и критике. Просто потому, что влечёт угрозу для себя.

Но националисты всех стран и народов, даже если они в прошлом воевали и сейчас находятся в состоянии холодного мира, национальную память организуют очень парадоксально. Русские и украинские радикальные националисты полностью копируют все ухватки националистов немецких. Вплоть до их символики, призывавшей убивать славян.

Немецкие националисты копируют английских, считающих немцев врагами и недоумками и делающими всё возможное для их убийства и подчинения. Ненавидящие друг друга русские и украинские националисты уважительно высказываются о Польше, с которой у них многовековая и полностью взаимная ненависть.

Французские националисты презрительно относятся ко всему, что восточнее Франции — Германии, Польше, России. На Востоке для них земли варваров. И неважно, какие города туда входят — Аахен, Кёльн. Берлин, Варшава, Киев, Москва или Санкт-Петербург.

Именно эту идеологию всегда выражали польские националисты, терпящие брезгливое отношение к себе со стороны немцев и французов, но сами брезгливо относящиеся к русским. Ведь относительно русских поляки себя ощущают Западом, то есть миром цивилизации.

И это ничего, что в Германии и во Франции поляков считают Востоком, то есть теми же варварами, что и в России. Именно отсюда растёт вечный польский комплекс неполноценности. Их всегда побеждали «варвары» с Востока и не принимали «цивилизованные» с Запада. Больше того — «варвары» и «цивилизованные» всегда договаривались между собой через голову Польши и за счёт её интересов, которые никто не собирался учитывать.

Сейчас русские националисты, стремящиеся себя позиционировать как настоящих патриотов, критикуют российское государство за то, что оно строит «разобщённый многонациональный народ россиян», что уступает идее национальной идентичности, завозит чуждых мигрантов, поощряет диаспоры и мешает ассимиляции инородцев.

В пример приводится, как ни странно, Польша. «Польская республика чтит, изучает и уважает всю историю своего государства. Польская республика ассимилирует население соседних стран и мигрантов в поляки, для чего используется инструмент Карта Поляка».

То есть России предлагается завтра начать делать то же самое в отношении более чем 150 наций и народностей на своей территории? Да ещё прихватить всех бывших соседей по СССР? А всех несогласных обвинить в соглашательстве с Западом?

Ложь здесь во всём, и это особенно обидно, так как во многом жёсткие оценки националистов касательно ошибок и просчётов госаппарата бывают точны. Но такие формулировки обесценивают даже то здравое зерно, которое порой возникает у интеллектуалов этого политического лагеря. «Что это, глупость или измена?» — хочется спросить, читая такие обвинения.

Российское государство не строит разобщённость многонационального народа, а пытается её устранить всеми силами. Разобщённость возникнет именно тогда, когда в основу политики государствообразующего большинства титульной нации будет положен принцип главенства национальной идентичности. При таком подходе многонациональное государство распадётся и погибнет в огне гражданской войны до того, как чаемая ассимиляция нацменьшинств случится.

По сути, такой лозунг принудительной ассимиляции есть разновидность геноцида. Скверная услуга от тех, кто называет себя патриотами России. Интересно, те, кто такое предлагает, искренне хотят подвести Россию под этот вердикт, или они просто не ведают, что творят?

Чем же тогда эти националисты отличаются от либеральных глобалистов, которые тоже проповедуют ассимиляцию, но на основе поглощения всех наций одной американской, а точнее, англо-саксонской этнической группой?

Россия много веков существует как государство именно потому, что все процессы ассимиляции в ней протекали свободно, имели свои естественные границы и никогда не навязывались малым народам в качестве диктата большой нации. Да, искусственная украинизация и белорусизация начала ХХ века были не просто ошибкой — преступлением.

Пограничные территории имеют специфику тем, что веками подвержены влиянию с обеих сторон. Здесь простой ассимиляцией и кириллицей не справиться. А как быть с нацменьшинствами на территории России? Тоже всех превращать в русских, не спрашивая согласия?

Россия никогда не сможет брать пример с Польши, Украины или Германии времён Третьего рейха, если не хочет последовать их печальной судьбе. Многонациональность Российской империи — её сила, а не слабость. Принудительная русификация встретит такой же отпор, как украинизация на Донбассе и в Восточной Украине. Россия ценна именно тем, что за всю историю в ней не пропал ни один малый народ со своим языком и культурой.

Стремление превратить Россию в страну русских приведёт её к границам от Волги до Дона. Все автономии будут потеряны. Уже на Кубани так нельзя, не говоря о татарах, бурятах, мордве, калмыках, якутах, адыгах, башкирах и прочих народах. На Кавказе вообще начнётся кровавое месиво.

Национальный вопрос в России не может решаться как в Польше. Украина попыталась — и в итоге терпит катастрофу. У американцев не вышло превратить всех в одну нацию. Для России существует только тот путь, который проверен веками и отражён в нынешней Конституции.

Любое движение в сторону от этого курса является провокацией распада страны. Независимо от того, существуют или отсутствуют ошибки в его осуществлении. Какими бы благими целями ни была вымощена эта дорога в ад, идти по ней нельзя ни в коем случае.