Большого взрыва никогда не было, но ядерный синтез будет (Часть 2)

Эксклюзивного интервью научного обозревателя Asia Times Джонатана Тенненбаума с известным американским физиком и популяризатором науки Эриком Лернером «The Big Bang never happened but fusion will (Part 2)». Начало интервью читайте в «Большого взрыва не было, но управляемый ядерный синтез будет. Часть 1».

* * *

Джонатан Тенненбаум: Во время нашего последнего разговора вы сказали, что теория Большого взрыва, несмотря на ее широкую поддержку в космологическом сообществе, похожа на дырявый швейцарский сыр. Вы и другие ученые приводите длинный список предсказаний этой теории, которые опровергаются астрономическими наблюдениями.

В некоторых случаях речь идёт об ошибках в несколько порядков. Но вместо того, чтобы подвергать сомнению обоснованность Большого взрыва, его сторонники снова и снова изобретают новые специальные гипотезы, чтобы объяснить эти расхождения. Это, по-видимому, противоречит одному из основных принципов науки, согласно которому теория должна быть подтверждена или опровергнута. Она не может быть похожа на кусок резины, который можно растягивать как угодно.

Эрик Лернер: Дело в том, что люди должны зарабатывать на жизнь. А космология — довольно узкая область. В космологии, вероятно, работает всего несколько тысяч исследователей. Но почти всё их финансирование поступает из нескольких государственных источников.

В Соединенных Штатах, если вы хотите получить финансирование для космологических исследований или если вы профессор и хотите, чтобы финансировался ваш аспирант, вы должны подать заявку в комитет. Но в Национальном научном фонде и других комитетах доминируют люди, вся карьера которых построена на разработках теории Большого взрыва.

Никто не любит заниматься доказательством свой неправоты. Представьте ситуацию, когда вы подаете заявку на грант приблизительно такого содержания:

Естественно, что в такой ситуации вы не получите финансирования.

Джонатан Тенненбаум: Хорошо. Но позвольте мне тогда задать два уточняющих вопроса. Проблема контроля финансирования научных исследований подробно излагалась в Открытом письме 2014 года. Но ведь подобная ситуация существует в любом направлении научных исследований, там тоже есть свои комитеты. И если бы такая ортодоксальность существовала повсюду, то в науке ничего бы вообще не происходило. Но на самом деле, несмотря на проблемы с комитетами, ведется большая работа. Что за специфика в ситуации с космологией?

Эрик Лернер: Во-первых, космология всегда была уязвима для ортодоксии. Все мы знаем со школы о связи геоцентрической гипотезы с Католической церковью, которая в союзе с католическими государствами преследовала людей, сомневавшихся в этой теории.

Но сегодня ортодоксальность в космологии в основном связана с вопросом финансирования. Проблема состоит в том — такая же проблема у нас, хотя и в меньшей степени, существует и в области управляемого ядерного синтеза — что вы получаете ортодоксальность при выполнении двух условий: во-первых, когда средства слишком ограничены по сравнению с количеством исследователей, претендующих на них, и во-вторых, когда нет достаточного разнообразия источников финансирования.

Это было ещё до меня, но я слышал из авторитетных источников от многих людей, которые работали физиками в 1960-х годах, что им требовалось подать в среднем около двух заявок, чтобы получить грант. Это означает, что вы могли быть вполне уверены, что на всё, что вы отправите, если у вас будет достойная репутация, вы получите финансирование.

В настоящее время, когда я проверял ситуацию в последний раз, в большинстве областей физики вам потребуется от 10 до 20 заявок, чтобы получить финансирование. Если у вас очень небольшой шанс получить финансирование за счет какого-либо гранта, вы будете осторожны. Вы не будете предлагать что-нибудь спорное.

В области космологии у вас одновременно как очень мало источников финансирования, так и очень ограниченный объём финансирования. Это способствует появлению ортодоксальности. Если бы какой-либо из этих проблем финансирования не было, вы бы получили гораздо большее количество гипотез.

Джонатан Тенненбаум: В этом есть смысл.

Эрик Лернер: Космология тоже пострадала от того, как она освещается в прессе. Начиная с первых наблюдений в начале XX века, свидетельствующих в пользу общей теории относительности Эйнштейна, журналисты обнаружили, что космология позволяет создавать горячие, привлекающие читателей заголовки.

Горячие заголовки не только относятся к темам, которые интересуют всех, они могут быть просто возмутительными и экстремистскими. Я называю это эффектом «ну и дела!». Самого Эйнштейна это явление очень раздражало. Журналисты обнаружили, что если они описывают что-то как очень необычное, то это привлекает гораздо больше внимание читателей в прессе, чем в случае, если они просто рассказывают о том, что открыли ученые, и как это следует понимать.

Джонатан Тенненбаум: Я думаю, что существует также мотив использовать идею о том, что вот мы, мол, космологи, раскрываем самые глубокие секреты Вселенной, для создания общественной атмосферы вокруг правительства и финансовых агентств, чтобы они могли выделить больше денег.

Эрик Лернер: Это, безусловно, так. Но есть ещё один важный момент, который больше всего проявляется последние 50 лет — это полная и очевидная изоляция космологии от любого практического применения.

В большинстве областей науки основной способ разрушения ортодоксальности или того, что некоторые теоретики называют парадигмой, — это разработка технологии, базирующейся на другой гипотезе, то есть доказать с помощью технологии, что работает что-то еще. Конечная проверка достоверности науки — ее применение.

Я разговаривал с людьми, которые говорят, что наука — это просто еще один способ взглянуть на Вселенную. Что ж, это неправда. Если вы садитесь в самолет, вы начинаете верить, что в 99,99% случаев самолет будет оставаться в воздухе, пока вы не приземлитесь. Это связано с наукой об аэродинамике, которая не только дает хороший способ взглянуть на мир, но и дает основу для создания самолетов, которые действительно могут доставить нас из Нью-Йорка в Лос-Анджелес.

Ранее ожидалось, что будет прочная связь между тем, что мы узнаем о Вселенной, и наукой, которую мы можем применить на Земле.

Возьмем, к примеру, ядерный синтез. В 1930-х годах Ханс Бете и другие ученые решили загадку того, что заставляет Солнце светить. Они проследили это до реакции ядерного синтеза, которая никогда не наблюдалась на Земле. Это, очевидно, имеет огромный потенциал для изменения сегодняшнего мира. Моя компания и многие другие работают именно над этой проблемой.

Итак, у нас была связь между научными исследованиями и их приложениями. Однако примерно с 1960-х годов космология была захвачена доминирующей идеологией, которая гласила: «Единственные важные вещи, которые вам нужно понять в космологии, — это гравитация и общая теория относительности».

Общая теория относительности в основном имеет очень незначительные эффекты, если только у вас нет чрезвычайно сильных гравитационных полей, которых нет на Земле. Таким образом, основная позиция стала такой: «Мы можем выдвигать теории, не ожидая, что они в конечном итоге будут использованы или проверены здесь, на Земле». Фактически многие космологи начали говорить, что настоящая проверка теории состоит в том, насколько она прекрасна и увлекательна.

И это стало частью очень пагубного симбиотического взаимодействия космологов Большого взрыва и журналистов. Журналисты хотели захватывающей истории, а космологи, которым удалось отделить космологию от практического применения, были полностью готовы рассказать им такую захватывающую историю.

Если вы хотите попасть из Нью-Йорка в Лос-Анджелес, что интереснее — сесть на коммерческий самолет или полетать на спине дракона?

Понятно, что летать на спине дракона интереснее. Вот о чём любит писать большинство журналистов.

Продолжение следует…