Конституционный консерватизм Владимира Путина

Всероссийское голосование по поправкам в Конституцию РФ, предложенное президентом Владимиром Путиным — событие неординарное. Можно даже сказать — эпохальное. Это может казаться сильным преувеличением, но на самом деле 1 июля действительно маркирует наступление новой эпохи в постсоветской истории России.

Но парадокс заключается в том, что эпохальный характер этого события наиболее остро ощущают не сторонники, а именно противники поправок. При общем критическом пафосе и либеральном скепсисе в отношении таких категорий, как «суверенитет», «государствообразующий народ», «историческая традиция», «Бог» и т. д., главная причина неприятия поправок — сама возможность участия Владимира Путина в президентской кампании 2024-го.

Столь гипертрофированная персонификация конституционной реформы лишний раз подчёркивает особую роль Владимира Путина как президента, который «является гарантом Конституции Российской Федерации» (ст. 80, ч.2). Причём нередко такое подчёркивание сводится к явно или неявно подразумеваемому вопросу: каким образом столь серьёзное изменение Конституции совмещается с обязанностью быть её «гарантом»? Иначе говоря: что именно обязан гарантировать по отношению к Конституции любой гражданин России, избранный на пост главы государства?

Напрашивается ответ — неприкосновенность текста. И в таком ответе есть свой резон. Действительно, избранный глава государства приносит клятву верности, кладя руку на экземпляр Конституции. Этот ритуал является светским эквивалентом клятвы на Библии, которую дают новоизбранные президенты США. Но данная аналогия имеет свои пределы: текст Библии неизменен по определению, а текст Конституции может (и даже иногда должен) меняться. В Конституции тех же США содержится 27 поправок к первоначальному тексту, и не исключено появление новых в будущем.

Противники поправок могут воспользоваться этой аналогией и напомнить, что в США 27 поправок были приняты за 230 лет, а в России всего за 27 лет были уже приняты 32 поправки и на всероссийское голосование вынесены ещё 46! Несколько странный способ «гарантии» — не так ли? Не так. Потому что на самом деле смысл президентского гарантирования Конституции РФ заключается не в том, чтобы стоять на страже неизменности «буквы». И даже не в том, чтобы следить за адекватностью конституционного «духа» — в этой роли обязан выступать Конституционный суд РФ.

Президент обязан гарантировать дееспособность Конституции как Основного закона «прямого действия» (ст.15, ч.1). То есть следить за тем, чтобы кардинальные перемены во всех сферах жизни общества, в умонастроениях огромного большинства сограждан, перемены на, так сказать, «внешнем контуре» страны находили своё своевременное и аутентичное отражение в Основном законе. Чтобы формулировки Конституции не превращались в «прокрустово ложе», не вмещающее «живую жизнь». А чтобы, наоборот, — Основной закон отражал наличное состояние наших умов и реальное положение наших дел.

Конституция ни в коем случае не должна превращаться в «кривое зеркало», глядя в которое, мы ничего иного, кроме как непочтения к закону, не испытывали бы. Она должна воспитывать у граждан добровольный легализм, а не порождать когнитивный диссонанс и, как неизбежное следствие — правовой нигилизм. В поддержании этого непростого баланса, между древнеримской формулой «dura lex…» и древнерусской — «закон что дышло…», и состоит задача президента как гаранта Конституции. И с этой точки зрения пакет конституционных поправок, вынесенный Владимиром Путиным на всероссийское голосование, представляет собой безупречно точное решение задачи.

Россия-1993 и Россия-2020 — это фактически две разные Вселенные. Первая — «обломок империи», продукт «крупнейшей геополитической катастрофы ХХ века», находящийся в процессе «полураспада». Конституция принимается после тяжелейшего политического кризиса (фактически — локальной гражданской войны) сентября-октября 1993 г. Принимается в тот же день, когда проходят выборы в обе палаты российского Федерального Собрания, ещё только обозначенного в конституционном тексте.

Многие статьи (скажем, ст.7 о «социальном государстве») читаются как чистые «декларации о намерениях». Национальный суверенитет делегируется неопределённым международным инстанциям. Местное самоуправление — отсутствующее как факт хотя бы за неимением реального бюджета — объявляется отдельным видом власти. В отношении количества допустимых президентских сроков вносится оговорка — «не более двух сроков подряд», ставшая одной из причин политического кризиса зимы 2011 — 2012 гг.

Соответствует ли всё это и многое другое реалиям России и глобального мира июня 2020 года? Ответ очевиден. Должен ли был президент Владимир Путин привести конституционный текст в, так сказать, «служебное соответствие»? Разумеется, если он — гарант. А, кроме того, имеет ли он какое-либо особое право на столь серьёзную конституционную реформу? По моему мнению — имеет. И вот почему.

Глубина и серьёзность модернизации Основного закона РФ органично сочетается с принципом сохранения определённых констант национального самосознания. В данном случае Владимир Путин является прямым наследником великого Эдмунда Бёрка — одного из родоначальников европейского консерватизма, речи которого в британской Палате общин слушал родоначальник отечественного консерватизма, русской исторической науки и русского литературного языка Николай Михайлович Карамзин. Давая свой консервативный рецепт против революций, Э. Бёрк писал: «Государство, у которого нет средств для некоторых изменений, лишено и средств к самосохранению. Без таких средств оно рисковало бы потерять даже те части конституции, которые желало бы с поистине религиозным рвением сохранить».

Что именно сохраняет Владимир Путин благодаря внесённым конституционным поправкам? За ответом нужно вернуться — как это ни странно — на двадцать лет назад и внимательно прочитать статью премьер-министра В. В. Путина «Россия на рубеже тысячелетий», опубликованную в «Независимой газете» 30 декабря 1999 г. В этой статье впрямую поставлен вопрос о необходимости найти и обозначить то, что автор называет «российской идеей», и что, по сути дела, должно стать не «государственной» (Конституция это запрещает — ст.13), но национальной идеологией. Её, утверждал тогда Владимир Путин, необходимо строить на четырёх фундаментальных ценностях, своего рода константах российской цивилизации: патриотизме, державничестве, государственничестве и социальной солидарности.

Достаточно этого перечисления, чтобы увидеть чёткую преемственную связь между мировоззренческой позицией Владимира Путина тогда и концептуальным дизайном его сегодняшних конституционных поправок. А если это увидеть, то сами по себе отпадают всякие спекуляции на тему — «это всё придумал Путин исключительно для того, чтобы вечно оставаться во власти». Путин шёл к этим поправкам 20 лет, постепенно меняя страну таким образом, что многие реалии 1999 года сегодня кажутся заимствованными из какой-то апокалиптической антиутопии. И те, кто выступают против принятия путинских конституционных поправок, оказываются в роли своеобразных «староверов» — противников реформы патриарха Никона по исправлению богослужебных книг и соответствующих обрядов.

Однако ирония истории остаётся той же: то, что в первый раз случилось как трагедия (а церковный раскол — это неизжитая национальная трагедия), второй раз является в виде фарса. Наши нынешние «последователи» протопопа Аввакума и боярыни Морозовой, призывающие соблюсти в неизменности «букву и дух» как бы «древнего православия» — в смысле Конституции-1993 — являют собой странного гермафродита. Это — радикальные либералы-западники, с одной стороны, и национал-большевики в инкарнации КПРФ — с другой.

Этот ситуативный мезальянс, отчасти напоминающий протестную коалицию зимы-весны 2011−2012 гг. (за вычетом русских националистов), призывающий не то к бойкоту, не то к голосованию «против», в очередной раз демонстрирует верность политического правила: крайности сходятся. Но одновременно это и симптом — верный признак того, что мы — как страна, народ, Россия — находимся на решающем рубеже, на переломе двух эпох.

Результат голосования 1 июля скажется не только на нашей судьбе, но и на судьбе наших потомков. Одно дело, если поправки будут поддержаны большинством, и заработает статья о социальном государстве, начнёт действовать единая система публичной власти, укрепится ценностный консенсус и национальный суверенитет. А Владимир Путин получит от нас разрешение участвовать в президентских выборах через 4 года.

И совершенно другое, если этого не произойдёт. В последнем случае можно будет гарантировать только одно: социально-политическую дестабилизацию, экономический упадок, территориальный распад и геополитическую маргинализацию страны.

Дорога в будущее не определена, и мы стоим перед выбором: в ситуации глобального системного кризиса Россия либо снова станет великой, либо нас ждут очередные (и, скорее всего — последние) «великие потрясения». Владимир Путин доверил этот выбор нам. Каждому из нас. Лично.

Леонид Поляков, член экспертного совета Фонда ИСЭПИ