1(14) марта 1914 года русский генеральный консул в Будапеште сообщал в МИД: «Узнаю из секретного источника: на 26 июня назначены четырехнедельные маневры. Запасные офицеры уже получили повестки. Место сбора не указано. Вероятно, маневры будут на юге Венгрии и в Боснии по сербской границе, примут участие четыре корпуса: Рагузский, Загребский, Темешварский и Надь-Себенский в присутствии наследника».

Эрцгерцог Франц Фердинанд за несколько минут до покушения. 28 июня 1914 года

Даже во время боснийского кризиса, в сентябре 1908 г., ежегодные маневры в присутствии Франца-Фердинанда проводились вдалеке от границы — в районе Балатона, и в них участвовал только венгерский гонвед, 90 тысяч солдат и офицеров при 280 орудиях. В сентябре 1909 года в императорских маневрах принимали участие три корпуса и две кавалерийских дивизии, но они проводились в Моравии. В сентябре 1911 года маневрировало уже четыре корпуса (десять дивизий) и две кавалерийских бригады, к которым потом присоединилась еще одна дивизия пехоты. Но и эти маневры проводились в глубине австрийской территории — на Дуклинском перевале в Карпатах. Через год маневры проводились в Южной Венгрии, на равнине между Тиссой и Трансильванскими Карпатами. В них участвовало три корпуса и две кавалерийские дивизии. Теперь готовились гораздо более серьезные учения и к тому же на самой границе с Сербией.

Следует напомнить, что четыре армейских корпуса составляли четверть австро-венгерской армии (16 армейских корпусов) и ровно столько, сколько планировалось выделить на Minimal Gruppe Balkan, предназначенной для разгрома Сербии. В начале мая в столице Транслейтании были проведены совещания по внешней политике. Наиболее резко выступали против России люди из окружения наследника престола. 6 (19) мая 1914 г. русский посол в Австро-Венгрии Н. В. Шебеко писал С. Д. Сазонову:

«Вышеозначенные выступления приверженцев эрцгерцога Франца-Фердинанда вместе с целым рядом статей, направленных против России и ее агрессивных, будто бы, мероприятий, появившихся в последнее время в Reichpost, которая является органом наследника престола, могут служить некоторым показателем того настроения, которое господствует в Бельведере и окружающих его военных и клерикальных кругах».

Желая снизить накал противостояния, русский министр иностранных дел 10 (23) мая 1914 года выступил в Думе с программной речью о внешней политике, в которой подчеркнул отсутствие непримиримых противоречий с соседями. Сазонов заявил, что союз России с Францией и дружба с Англией крепнут и развиваются.

«При этом, — подчеркнул он, — считаю своим долгом отметить, что, как с годами исчезло беспокойство, обнаружившееся в первые времена существования тройственного союза, так теперь, надо надеяться, все уже могут спокойно относиться к народившемуся позднее новому сочетанию держав, именуемому тройственным согласием. Лишенное всякой агрессивности, оно только поддерживает необходимое равновесие в Европе и, как мы видели недавно, всегда готово сотрудничать с тройственным согласием в общих интересах сохранения мира. Принадлежность к одной группировке, разумеется, не исключает добрых отношений к остальным державам. В частности, мы продолжаем стремиться к поддержанию давнишних дружеских отношений с Германской империей».

Особое внимание в речи было уделено и Австро-Венгрии:

«Сделанное недавно в делегациях заявление австро-венгерского министерства иностранных дел о том, что отношения между Россией и двуединой монархией носят вполне дружеский характер, и выраженная министром надежда, что таковые сохранят этот характер и впредь, — соответствуют и нашему взгляду на взаимоотношения обоих государств, а также нашему искреннему желанию поддерживать хорошие отношения с нашими соседями».

Миролюбивые призывы и заявления русского министра остались неуслышанными. В Берлине и Вене готовили новые действия на Балканах. В качестве цели был выбран Белград.

Прибытие эрцгерцога в Сараево

Планы провокации против Сербии обсуждались 12 июня 1914 г. во время встречи Вильгельма II с эрцгерцогом Францем-Фердинандом в замке Конопиште (Чехия), вскоре после чего наследник австро-венгерского престола отбыл на маневры в Боснии, имевшие самый провокационный по отношению к Сербии характер — их начало было назначено в Видов день (Видов дан) — траурный для сербов, поминавших героев битвы с турками на Косовом Поле в 1389 г. Положение в Боснии и Герцеговине было чрезвычайно сложным. Крестьянство, по преимуществу сербское, бедствовало, между тем именно из этого сословия выходила активная часть местной интеллигенции, стремившаяся получать образование в Белграде и, естественно, ориентировавшаяся в культурном и политическом отношении на Сербию. За 30 лет пребывания под властью Габсбургов в конфессиональной структуре провинции произошли изменения.

К моменту приобретения Веной Боснии и Герцеговины в 1879 г. православные составляли 43% населения (496 000 чел.), католики (значительная часть которых еще называла себя сербами) — 18% (209 000 чел.), мусульмане — 39% (448 000 чел.). В результате политической и экономической эмиграции к 1910 г. процент мусульман понизился до 33%, православные сохранили 43%, а католики увеличились до 23%. При этом абсолютное большинство землевладельцев (91%) и крестьян-собственников (57%) по-прежнему были мусульманами, а большинство арендаторов (74%) православными. 77% крестьян-собственников владели участками земли менее пяти гектаров. Малоземелье провоцировало эмиграцию за пределы провинции, ее города не могли предоставить возможность трудоустройства — в немногочисленных мелких мастерских работало около 13 300 чел.

Эрцгерцог с графиней за несколько часов до смерти

Переход Боснии и Герцеговины под контроль Вены отнюдь не усилил Австро-Венгрию, а наоборот, создал новую и очень сложную проблему для империи. После подавления восстаний конца 70-х — начала 80-х гг. XIX века австрийское управление было твердым, но осторожным. Ситуация изменилась после аннексии, вызвавшей раздражение и недовольство. Австрийские власти ужесточили режим военного управления — с 1909 по 1914 год по обвинению в предательстве и шпионаже под суд в этой провинции было отдано 166 человек. Результатом была радикализация настроений молодежи. В 1910 г. Боснии и Герцеговине был дарован ландтаг, 15 июня 1910 г. при его открытии на губернатора Боснии и Герцеговины генерала М. Варешанина было совершено покушение. Стрелявший — Богдан Жераич, серб из Герцеговины — сделал пять неудачных выстрелов, после чего покончил жизнь самоубийством. Поступку Жераича был посвящен памфлет «Смерть героя», призывавший отомстить за эту смерть.

В 1908 г., в ответ на аннексионный кризис, в Сербии была основана организация «Народна Одбрана» («Народная Оборона»), которая действовала как в Сербии, так и в Боснии и Герцеговине. Она ставила перед собой преимущественно культурно-просветительские задачи, но одновременно занималась и набором добровольцев в сербскую армию и т. д. В 1909 г. «Народна Одбрана» была реформирована и стала заниматься исключительно культурной деятельностью. В 1911 г. в Белграде возникла подпольная организация «Объединение или Смерть», получившая другое название от своих противников — «Черная рука». Значительную часть ее руководства составили кадровые офицеры сербской армии, участники переворота 1903 г. во главе с полковником Драгутином Дмитриевичем. Многие из них были недовольны последствиями аннексионного кризиса и действовали абсолютно независимо от правительства. Организация ставила перед собой цель объединения южных славян, включая Боснию и Герцеговину, Черногорию, Македонию, Словению, Хорватию и Старую Сербию, т. е. Косово. «Черная рука» вошла в контакт с организацией боснийских революционеров — «Молодая Босния». В результате накануне поездки Франца-Фердинанда для покушения на него было отобрано шесть кандидатов, получивших с армейских складов четыре браунинга, шесть бомб, ампулы с цианидом для совершения самоубийства и карту Боснии.

Иллюстрация убийства в итальянской газете Domenica del Corriere, 12 июля 1914 года

Премьер-министр Пашич знал о существовании тайного офицерского общества и не без основания опасался его, но в целом имел о нем смутные представления. Тем не менее сербское правительство сочло необходимым заранее через дипломатические каналы предупредить наследника австро-венгерского престола об опасности поездки в Боснию. За неделю до планируемого начала маневров сербский посланник в Вене Йован Йованович посетил министерство иностранных дел Австро-Венгрии и сообщил, что у сербского правительства имеются сведения «об интригах в Сараево» и что поэтому сербское правительство рекомендует воздержаться от поездки наследника в Боснию. Эрцгерцогу была сообщена эта информация, но он настоял на поездке. Таким образом, эрцгерцог знал об опасности, но он не счел необходимым прислушаться к предупреждениям, возможно, воспринимая их как проявление слабости перед демонстрацией силы. Австрийская провокация удалась, но кончилась она трагически, в том числе и для ее организатора. На 28 июня 1914 г. выпадал не только день сербского национального траура, но и годовщина свадьбы австрийского наследника, и поэтому он решил взять с собой и жену.

Следует отметить, что по непонятным причинам охрана эрцгерцога была организована из рук вон плохо. В 1910 г., во время визита Франца-Иосифа в Сараево, на улицах, по которым проезжал императорский кортеж, был выставлен двойной кордон из солдат местного гарнизона, и, кроме того, сотням горожан, находившимся под подозрением у полиции, попросту запретили выходить из дома. В 1914 г. ничего подобного не было. В результате шесть террористов из организации «Молодая Босния» получили возможность совершить покушение. Первым в машину эрцгерцога бросил бомбу Неделько Чабринович, но она попала в соседнюю машину — в результате был ранен адъютант эрцгерцога. Чабринович попытался совершить самоубийство, но не успел раскусить ампулу с цианидом. Следующее покушение было удачным. Франц-Фердинанд и его супруга графиня София Хотек были убиты в Сараево Гаврилой Принципом. Принцип стрелял в эрцгерцога и губернатора генерала Оскара фон Потиорека, сидевшего в одной машине с наследником, но промахнулся и попал в графиню Хотек. Супруги умерли до приезда врачей.

Антисербский погром в Сараево, 29 июня 1914 года

Вслед за этим по Сараево и другим боснийским городам прокатилась волна избиений сербов. Нападениям прежде всего подверглись школы и библиотеки, кроме того, было уничтожено около 200 магазинов и свыше 80 частных домов. Чешская газета «Час» 1 июля 1914 г. сообщала:

«Из официальных и частных сообщений известно, что в Сараево, Мостаре и других городах Боснии и Герцеговины прокатились погромы сербского населения. Около сотни сербских лавок и магазинов было разграблено фанатичным хорватско-мусульманским сбродом; здания сербских обществ и школ были разрушены; нападению подверглось и жилище сербского митрополита… Поступают сведения об антисербской резне, о раненых и убитых… Мы не понимаем, как могли возникнуть антисербские насилия… После покушения на улицах Сараево находились войска и должны были быть приняты необходимые меры безопасности… Многим хотелось бы, чтобы сербы были исключены из позитивного политического процесса, но если сербский народ, составляющий относительное большинство Боснии, будет загнан в лагерь врагов империи, пострадают интересы монархии».

Но в Вене эти интересы понимали по-другому. Там почти сразу же решили использовать это убийство для экзекуции, в пользу которой высказались начальник Генерального штаба фон Гетцендорф и министр иностранных дел граф Леопольд фон Бертхольд, но нуждались в германских гарантиях. Пять участников покушения были схвачены, шестой бежал в Сербию. На суде Принцип заявил:

«Я сын крестьянина и знаю, что происходит в деревнях. Поэтому я решил отомстить и не жалею ни о чем».

Положение кметов, т. е. крестьян, арендовавших землю у помещиков-беков, постоянно ухудшалось. С 1880 по 1914 год число семейств кметов выросло с 85 000 до 93 368, 4/5 из них — православные. Арендаторы обрабатывали приблизительно 1/3 всей годной к сельскохозяйственному обороту земли. Принцип знал, о чем говорил, — боснийская деревня задыхалась в нищете. Так как на смертную казнь по австрийским законам мог быть осужден только совершеннолетний, а всем покушавшимся было менее 20 лет, суд приговорил Принципа и Чабриновича к 20 годам тюремного заключения, остальные участники получили от 13 до 20 лет.

Боснийский серб Гаврило Принцип, убийца эрцгерцога

В первые дни после Сараевского убийства симпатии европейского общественного мнения в основном были на стороне Австро-Венгрии, тем более что поначалу в действиях ее правительства не было ничего, предвещавшего будущий конфликт. Не было поначалу и обвинений в сторону правительства Сербии.

«Хотя это отвратительное покушение, — вспоминал посол Германии в Италии Бернгард фон Бюлов, — и было организовано участниками крупного сербского тайного общества, но во всяком случае многое говорило за то, что сербское правительство не подстрекало к этому злодеянию и не хотело его. Сербия была изнурена двумя войнами. Военное столкновение с значительно более сильной австро-венгерской монархией даже самому отчаянному сербу представлялось рискованным делом, к тому же еще с непримиренными болгарами и с ненадежными румынами в тылу».

К этому можно лишь добавить, что за две войны на Балканах Сербия порядком опустошила свои арсеналы, и для их восстановления, а также развертывания новой военной машины с учетом возможностей приобретенных территорий нуждалась во времени, деньгах, офицерских и унтер-офицерских кадрах и т. п.

Неудивительно, что официальный Белград сделал все, чтобы избежать обвинений Вены. 15 (28) июня 1914 г., в Видов дан в столице Сербского королевства, как и ранее, начались поминальные церковные службы, а вслед за ними торжества и гулянья. Около 17:00 было получено известие об убийстве наследника империи Габсбургов. Немедленно распоряжением властей все торжества были приостановлены, закрыты театры и т. п. Король Петр, принц Александр, правительство, Скупщина — все отправили в Вену телеграммы с выражением соболезнований. Сделано было все, чтобы не допустить провокации. Но в Германии, от позиции которой во многом зависело будущее поведение Австро-Венгрии, сомнений не было. 2 июля саксонский военный агент в Берлине доносил в Дрезден: «У меня создалось впечатление, что большой генеральный штаб считал бы желательным возникновение войны сейчас». В отличие от австрийской армии германская была готова к большой войне.

Впрочем, в Вене и не ожидали ее. По свидетельству министра финансов графа Стефана Буриана, в Австро-Венгрии никто вообще не хотел войны, судя по всему, имелось в виду — не ограниченной Балканами. «Провокации нашей маленькой сербской соседки, чувствовавшей поддержку своей могущественной покровительницы, — писал он, — были невыносимы». Австрийская миссия в Белграде за отсутствием повода постаралась найти его. Русское посольство было обвинено в том, что на его флагштоке в день похорон эрцгерцога не был приспущен флаг. Поехавший к австрийскому посланнику Владимиру Гизлю фон Гизленгену русский посланник Н. Г. Гартвиг скончался от удара, пытаясь убедить своего австрийского коллегу в непричастности сербского правительства к событиям в Сараево. В Белграде немедленно поползли слухи о том, что Гартвиг был отравлен.

Николай Гартвиг

Гартвиг ничего не ел и не пил в австрийской миссии и курил лишь собственные сигареты. Его австрийский коллега был в отчаянии. По свидетельству врача, немедленно вызванного Гизлем (к доктору миссии вскоре присоединились и два сербских медика), русский посланник умер от разрыва сердца, его австрийский коллега до последнего момента пытался оказать умирающему помощь. Никаких признаков отравления не было найдено. Сербский посланник в России Мирослав Спалайкович на встрече с Сазоновым передал русскому министру просьбу сербского правительства, поддержанную городом Белградом, — разрешить похоронить Гартвига в сербской столице, «чтобы сербский народ всегда имел возможность чтить память русского дипломата, оказавшего сербам ряд неоцененных услуг». Просьба была удовлетворена.

Погребение Гартвига состоялось в столице Сербии 1 (14) июля при огромном стечении народа и депутаций от различных городов, общественных организаций, дипломатического корпуса и правительства. В городе был объявлен траур, магазины не работали. За два дня до этого весь Белград был покрыт прокламациями, призывавшими горожан подержать траур — прекратить торговлю, вывесить черные флаги и т. п. «Похороны, — как отмечал В. Н. Штрандтман, — носили характер исключительного всенародного события».

В 9 утра процессия двинулась от посольства к собору, а потом на кладбище. В городе было тихо и спокойно, по пути процессии дома были украшены траурными флагами, стояли шпалерами войска, за гробом шел наследный принц Александр с братьями, высшие военные и гражданские чины. После отпевания в соборе премьер-министр Пашич сказал речь:

«Сербия сохранит навеки благодарную память о государственном муже, который был с нею душою в тяжелые для нее минуты, и завещает потомкам навеки свято чтить память великого русского патриота, славянина и друга сербского народа».

Мэр Белграда Нестерович, встав на колени перед могилой, сказал:

«Пусть будет легка сербская земля твоему праху. Память о тебе никогда не изгладится из сердец сербского народа».

На следующий день состоялось торжественное заседание городской Думы сербской столицы, где было принято решение назвать именем Гартвига одну из улиц Белграда. На надгробный памятник русскому дипломату сербское правительство выделило 100 тыс. франков, еще столько же было собрано по подписке.

Во время похорон, несмотря на слухи о роли, которую сыграл в смерти Гартвига Гизль, был соблюден образцовый порядок, враждебных Австро-Венгрии демонстраций не было. Это не помешало представителю Австро-Венгрии столь активно распространять слухи о готовящемся покушении на собственную жизнь, что их пришлось опровергать в прессе. Впрочем, это уже не имело значения. Начальник австро-венгерского Генерального штаба барон Франц Конрад фон Гетцендорф с самого начала стал активно настаивать на военной экзекуции против Сербии. Он был постоянным сторонником военного решения сербской проблемы. Еще во время боснийского кризиса 1908−1909 гг. он считал военную акцию совершенно необходимой, иначе, по его словам, в течение десяти лет Монархия сократится до размера Швейцарии. Бюлов вспоминал:

«Расчет с Сербией, Италией, Россией неизбежен, проповедовал зимой 1908−09 г. барон Конрад фон Гетцендорф. Чем дольше медлят, тем труднее делается положение».

Эту позицию военных разделяли дипломаты.

Сараевский суд. Гаврило Принцип в центре в первом ряду. Декабрь 1914 года

В любом случае австрийская игра во многом зависела от позиции Берлина. А там весьма опасались распада Австро-Венгрии, за которым последовал бы распад созданной группировки Центральных Держав и потеря контроля над дорогой к ресурсам Османской империи.

«Уверенность, что день кончины императора Франца-Иосифа будет роковым для всей монархии, — признавался Бетман-Гольвег, — была распространена не только среди наших врагов. В Германии также много было толков о предстоящих в таком случае событиях, и печать — в особенности из пангерманского лагеря — ничуть не заботясь о впечатлениях за границей, заранее предъявила широкие претензии на наследство… Если бы посчастливилось развалить тройственный союз, то на пути пресловутого германского стремления на восток воздвигнуты были бы непреодолимые преграды».

5 июля 1914 года состоялась встреча Гетцендорфа с его императором, где в принципе был решен вопрос о войне с Сербией, но многое (сроки и масштаб) зависело от ответа Германии, от ее гарантий. Франц-Иосиф смотрел на будущее пессимистически и первоначально отнюдь не был настроен воинственно. Однако его удалось убедить в том, что экзекуция Сербии не вызовет общеевропейского конфликта.

Результатом было обращение к Вильгельму II с просьбой о поддержке со словами, исключавшими мирный исход кризиса:

«Старания моего правительства должны быть отныне направлены к изолированию и уменьшению Сербии… Сербия, составляющая центр панславистской политики, будет уничтожена как политический фактор на Балканах».

О мирном урегулировании в Вене больше никто не думал.