Экономика не растёт, а народ гибнет: чем опасна погоня за эффективностью

Д. Койл. ВВП: Краткая история, рассказанная с пиететом. М: Издательский Дом ВШЭ, 2016

Демократия основана на убеждении, что рядовой гражданин осознаёт свои интересы и способен определить, какая политика пойдёт ему во благо, а какая — нет. Сегодня, когда важнейшие решения отдаются на откуп «профессиональным политикам», международным экспертам и представителям крупных корпораций (иногда — в одном лице), этот тезис оказывается под ударом.

«Как известно», богатыми и власть имущими становятся только талантливые люди. Они — элита, обладающая особым знанием, умением, умом (что особенно видно из новостей и интервью); новая аристократия или технократия (хотя последнее — скорее интеллигенты «на подхвате» у элиты). Понятно, что их управление «эффективно». Настолько, что мы готовы поверить в различные теории заговора: мол, у стоящих «наверху» всё настолько схвачено, что даже каждый провал и бедствие — часть их плана. Мы просто так мелки, что не можем себе этого и представить (пути элиты неисповедимы).

Следовательно, наше общество, наша экономическая система, наша власть и т.п. — лучшие из возможных. Всякая попытка народа вмешаться, изменить, перераспределить — приведёт к катастрофе. Ведь «наверху» всё просчитано и всё под контролем…

Или нет? Философ Славой Жижек утверждал, что политика требует не эксперта, а Господина: человека, способного принять классово верное решение в условиях неопределённости и недостатка информации. Мы оказались так оторваны от политики, что не понимаем, на основе чего принимаются решения: точного просчёта лучшего для всех сценария или стремления к частной выгоде без страха последствий? Живём ли мы в антиутопии абсолютного контроля — или в держащемся на честном слове мире безответственного господства? И такая ли непреодолимая пропасть отделяет профессиональных политиков и лишённых возможности решать рядовых граждан?

Как ни странно, но именно такие вопросы возникают после прочтения книги «ВВП: Краткая история, рассказанная с пиететом». Её автор — Диана Койл, британский экономист и пропагандист, успевшая поработать и в казначействе, и в СМИ, и написать ряд популярных книг по устройству современной экономики. В книге в общем виде рассказывается история, структура и смысл одного из важнейших экономических (а потому и политических) показателей — валового внутреннего продукта. От него зависят инвестиции, кредиты, программы партий и рейтинги политиков; от него отталкиваются, пытаясь измерить могущество стран и успех правительств. И потому удивительно, насколько ВВП всю свою историю был подвержен махинациям со стороны крупного капитала и ведущих государств.

Нужно отметить, что Койл разрывается между официозной проамериканской риторикой времён холодной войны и классическим либерализмом. Автор вроде бы критикует сегодняшнюю западную политику: власть финансов, неравенство, манипуляции с понятием экономической эффективности и успеха, недостаточное внимание к развитию людей и их счастью. Однако в то же время Койл поёт дифирамбы плану Маршалла и вообще политике США в холодной войне, якобы американцы всё делали во благо человечества. Как это должно уживаться с историей элитных махинаций и кризисов капитализма — не ясно.

На контрасте, в книге тут и там встречаются грубейшие, голословные, а главное — совершенно ненужные выпады в сторону… коммунизма! Утверждения об ужасном запустении экономики СССР или маоистского Китая (!) и обороты вроде «экономики, не испорченные центральным планированием», смотрятся особенно нелепо после длинных рассуждений о том, насколько скудна была экономическая статистика в ХХ веке, как сложно сравнивать разные страны, и как капитализм балансировал на грани краха. Приятно осознавать, что коммунизм до сих пор считают столь опасным противником. Характерно, впрочем, что фашистский или нацистский строй в подобных текстах не упоминают — хотя в последние годы участились попытки «воскресить» того же Муссолини.

Если же вынести эти нарочито идеологические моменты за скобки, в книге рисуется интересная картина. Ни ВВП, ни аналогичные индексы не являются полным и объективным показателем развития экономики, и уж тем более уровня благосостояния. Они отражают господствующее преставление о целях экономического развития, о благе, о важности того или иного сектора, о достойных учёта интересах.

Показательна история учёта вклада финансового сектора в ВВП, приведённая в книге. По изначальной методике получалось, что добавленная стоимость, производимая банками (т.е. их вклад в ВВП), была очень низкой или даже отрицательной: «Деятельность банков высасывала стоимость из экономики вместо того, чтобы создавать ее». Однако с новой волной роста отрасли финансовых услуг в 1980-х годах подход кардинально изменили. В результате рост финансов (с точки зрения ВВП) оказался увязан с величиной рисков, которые брали на себя банки. Финансовые институты, конечно, начали повышать риски; их владельцы и топ-менеджеры стали выписывать себе бонусы в связи с неожиданным «ростом». Вкупе с иными сомнительными правилами расчёта к кризису 2008 года вклад финансов в ВВП был колоссально переоценён.

Койл отмечает, что подобные махинации позволяли лоббистам финансового сектора оказывать давление на политиков и вводить в заблуждение общественность, раздувая значимость и эффективность финансовой отрасли, связывая её через ВВП с общим ростом благосостояния (хоть это и не корректно). Растущее (пусть и основанное на фикции) богатство позволяло банкам выделять больше денег на подкуп и иное проталкивание своих интересов. Нужно добавить, что, несмотря на катастрофические последствия для остального общества, финансисты (по крайней мере высшего звена) вышли сухими из воды и даже заработали: банковские спекуляции оказались оплачены правительствами за счёт рядовых граждан.

Читайте также: Перераспределение против производства: бизнес тормозит прогресс

При этом методика расчёта ВВП стабильно усложняется, становится более и более объёмной. По утверждению Койл, сегодня её более-менее представляют себе лишь считаные единицы. Ситуацию осложняет множество технических и не очень трудностей: например, статистику для расчётов нужно сперва как-то собрать. Капиталисты могут искажать данные или вовсе их не давать (уходя «в тень»), чиновники могут выполнять свою работу недобросовестно, правительства могут выделять слишком мало денег, плохо контролировать процесс или сознательно подтасовывать данные. Выбор способа подсчёта «нематериальных» или нерыночных видов деятельности оставляет огромное поле для пристрастных оценок…

В качестве положительного примера Койл приводит Австралию, где рядовые граждане могут повлиять на то, какие именно показатели войдут в ежегодный отчёт «Об измерении прогресса Австралии» — то есть народ может обозначить, что в экономике для них приоритетно и что правительству следует развивать в первую очередь.

Понемногу возрождающееся на Западе кейнсианство и идею государства всеобщего благосостояния автор связывает с верой элиты в то, что государство сможет точно управлять экономикой, обходя кризисы и обеспечивая интересы всех классов за счёт общего роста. Непонятно, действительно ли эта вера потерпела такой крах, как утверждается в книге: Койл сама указывает, что рост ВВП был занижен из-за неправильных подсчётов, и реальное положение не было столь плачевным, как рисовали консерваторы. Однако давление профсоюзов и перераспределение в пользу работников больше не устраивали капитал; в 1970-е произошёл поворот вправо, оценки и показатели были пересмотрены. В общем, единственной надёжной точкой в этой истории, похоже, является конфликт классовых интересов. Именно эти интересы через политическую власть во многом определяли меру «эффективности» и успешности своей политики.

То, что описывает Койл, — это история рискованной политики господствующих классов, полагавшихся больше на собственные интересы, чем на объективные показатели (особенно после ухода от кейнсианства). Как показывает кризис 2008 года, они надеются на то, что в случае очередного коллапса весь урон можно будет переложить на рядовых граждан, а лучше — и вовсе на другие страны. При этом на политическое поле массы стараются не пускать: партии и правительства не спешат выдвигать кандидатуры рабочих и крестьян, предпочитая топ-менеджеров и бюрократов; лобби и советы крупного капитала участвуют в принятии решений гораздо больше, чем общественные организации. Представление о том, что такая несправедливость на самом деле справедлива, ведь капиталисты лучше ориентируются в экономике — лишь удобное оправдание.

Главный вопрос — в том, чьи интересы главенствуют и кто задаёт критерии «эффективности», «успеха», «роста». Это не значит, что рядовому гражданину не нужно быть политически или экономически грамотным (и книга Койл в этом смысле полезна). Однако нельзя делать и без того большой разрыв между народом и политиком непреодолимым. Не боги горшки обжигают.

Правильно задать общее направление, расставить приоритеты в интересах большинства — сегодня это оказывается более важным, чем решить проблему абстрактной экономической эффективности. С последним способны справиться и «технократы»; первое — зависит от нашей собственной организованности и политической активности.